ридержать лошадей, внимательно послушать человека, лучше знакомого с местными раскладами, и только потом бежать-стрелять.
Никогда не интересуясь политикой, более того, даже не собираясь вникать в сложное, недоступное его пониманию политическое устройство мира, с того момента, как согласился выйти на охоту за Хантером, он вдруг уяснил: нельзя пересечь границу очередного государства, не сделав поправку на политическую ситуацию внутри страны. А также на особенности международной политики в целом. Добираясь из Польши в Австрию, а затем из Вены до края Косово, пролетая, как сообщал из динамика командир корабля, над Венгрией, Румынией, Болгарией и Македонией, при этом огибая Сербию, он все это время прокручивал в голове последние события. Чтобы в конце концов убедиться: так или иначе он вступил в эту игру как раз из-за политики.
Это не нравилось Хижняку.
Но, похоже, все складывалось именно так. Сначала – непонятные реверансы между силовиками двух соседних государств. После – крепкая спайка политики и криминала, значительно ограничивающая возможности самих москвичей, потому и вынужденных привлечь постороннего. Дальше – польский контакт, полученный для дальнейшей работы. Он породил новый вопрос: кто такой в действительности этот тип Рафал и какие «консультации» на самом деле он дает тому же Логинову.
Будь Виктор менее опытным человеком, эта ситуация нисколько не напрягала бы его – наоборот, все вокруг было новым и, надо признать, невероятно интересным, способным внести немалое разнообразие в жизнь даже видевшего смерть Хижняка. Однако что-то подсказывало ему: если не разобраться в положении вещей хотя бы поверхностно, на уровне «чайника», непременно грянет очередная подстава. Только теперь выбраться из водоворота станет сложнее – слишком уж бурный этот водоворот событий.
Наконец, его новый знакомый, Ульбер Микич, журналист, этнический албанец и вот уже десять лет как американский гражданин. Сам по себе он являлся для Виктора одним ходячим вопросом. В ожидании посадки на свой рейс в венском аэропорту Хижняк нашел там интернет-клуб и потратил час времени, роясь в сети с целью хоть что-то узнать о том, что его может ожидать в Косово.
И уяснил главное: Америка безоговорочно поддерживает самопровозглашенный суверенитет края, еще совсем недавно входившего в состав Сербии, его родина Украина старается по мере сил и возможностей не давать этому событию никаких официальных оценок, Россия считает действия косоваров ярким проявлением сепаратизма. То есть, казалось бы, американцы и россияне во всех касающихся Косово вопросах занимают кардинально противоположные позиции. Тем не менее Николай Логинов, офицер российских спецслужб, дает Виктору Хижняку, гражданину другой страны, контакт в столице края, Приштине, и этим контактом оказывается албанец, эмигрировавший, а по сути бежавший в США в разгар Балканской войны, натурализовавшийся там, получивший гражданство и теперь занимающийся тут, в Косово, сбором материала об албанской мафии.
– Здесь начали строить только несколько лет назад, – продолжал Ульбер, сразу же забыв о попытках своего нового знакомого поддержать разговор на одному лишь Виктору понятной и знакомой волне. – Аэропорт видел? Тот терминал, у которого я тебя подхватил?
– Терминал как терминал. – Хижняк пожал плечами, по-прежнему не совсем понимая контекст разговора, его больше занимала другая информация.
– Новый терминал, – уточнил Микич. – Рядом есть старый, а этот – новенький. И от него дорога до Приштины тоже новенькая, ровная и гладкая. Косово и до войны считался бедным краем, война совсем разорила, бюджет постоянно в дефиците. Но построен новенький терминал, приводятся в порядок основные магистрали, да и здесь, в городе, тоже очень много строят. Я был тут как журналист еще девять лет назад – совсем другая картина. Что, край стал богаче? Он поднялся на войне?
Хижняк, чувствуя, что любой ответ выставит его не в лучшем свете, благоразумно промолчал, отпив холодной колы прямо из бутылки.
– Евросоюз, – резюмировал Ульбер. – Оттуда идут деньги на развитие. И Америка тоже поддерживает здешнюю независимость, это значит – финансовые потоки. Дают – почему бы не строить?
– Что тебе не нравится? Новый асфальт?
– При чем здесь асфальт? Мне нравится асфальт. Только не в асфальте дело, брат. Просто пока здесь воевали, Америка и Европа признавали: Косово входит в Балканский коридор. Знаешь, что это такое?
– Читал. Контрабанда.
– Вообще-то, лет двадцать назад это начиналось и подавалось как крупный международный торговый путь. Но сам знаешь, как бывает… Торговать можно всем, что покупают. А оружие, наркотики и людей покупают очень активно. Рынок диктует, и все такое. Вижу, тебе это не слишком интересно, брат…
– Интересно, – вставил Хижняк, стараясь казаться вежливым и благодарным слушателем. – У меня времени не очень много. Ты лучше это… сбрось мне через Интернет, ну, ссылки на свои статьи. Вернусь – прочту.
– Мне нравится твой оптимизм, брат. Когда кто-то приезжает в Косово и начинает всерьез интересоваться албанской мафией, он не всегда уверен, что ему дадут вернуться.
– Ты пугаешь сейчас?
– Нет, не пугаю. Я много видел, брат, и многих видел, не смотри, что мне только тридцать… Ты не похож на того, кого можно запугать.
Над ними потускнела лампочка, чтобы через несколько минут снова ярко вспыхнуть, – так работал генератор, один из тех, что стояли в Приштине на улицах вдоль тротуаров, – электричеством люди обеспечивали себя сами. За короткое время Виктор уже успел к этому привыкнуть.
– Спасибо. – Хижняк ухмыльнулся. – Ладно, давай ближе к нашему делу.
– Я уже очень близко к нему, брат. – Ульбер снова сделал маленький глоток кофе. – Балканский коридор – это беспрерывная и бесперебойная доставка всего, что убивает, из Ближнего Востока через Афганистан в Европу и Америку. Когда администрация США вмешалась в ситуацию на Балканах, одной из причин такого вмешательства назвали борьбу с терроризмом и организованной преступностью, которые тормозят демократическое развитие новых независимых государств. Но когда то же Косово объявило суверенитет и добилось частичного признания, преступность никуда не исчезла. Ее прикрывали и прикрывают на высшем государственном уровне. Слыхал о Тачи? [8]
– Читал. Краем глаза.
– Что думаешь?
– Слушай, мне это не надо. Я вообще никому не доверяю, если этот кто-то сидит во власти. Там всегда выкручиваются, как жопу припечет.
– О’кей. Просто я хочу сказать, что теперь любая преступная группа, под чьим бы прикрытием она ни была, всегда находит железный аргумент: эти обвинения – провокации противников независимости, демократии, суверенитета, права нации на самоопределение и тому подобное. Меня обвиняли в том, что я – ксенофоб и ненавижу албанцев. Меня, Виктор, меня, этнического албанца, а я родился в Призрене! [9] Знаешь почему? Потому что я пишу об албанской мафии! То есть я считаю албанцев преступниками, мафиози и не скрываю своего отношения!
Ульбер понемногу заводился. Хижняк обеспокоился, как бы на них не стали обращать внимания, – они сидели в открытом кафе, говорили по-английски, и Виктор уже ловил боковым зрением взгляды, которые бросали на них смуглые парни, обосновавшиеся за столиком в противоположном углу. Однако Микич быстро взял себя в руки, продолжил уже спокойнее:
– Мусульманские общины здесь прикрываются Кораном, получают деньги из неправительственных фондов. А их члены, организовав доставку живого товара морем и даже по воздуху, продают девушек из России, Украины и Польши в подпольные бордели Израиля, в гаремы нефтяных шейхов Ближнего Востока, даже преторианским алмазным королям в Африку. Для этого используют частные самолеты, и это только малая часть бизнеса, брат. Миротворцы тоже вошли в дело, и кража топлива со складов – еще цветочки. Я писал о том, как американские сержанты сгружают оружие со складов и даже обеспечивают прикрытие каравана под видом очередной миротворческой операции. Я о многом писал, брат, мою работу здесь уже начали поддерживать правозащитные организации…
– Я понял, что тебя прессуют, – вздохнул Виктор, смиряясь с тем, что собеседнику нужно выговориться.
– А я догадываюсь, что уже утомил тебя, – признался Ульбер. – Но ты мне очень помог, знаешь?
– Я? – Вот теперь Хижняк удивился.
– Ты сказал, что Замира больше нет.
– И что?
– А то, что меня самого очень интересует Замир. Я потратил много времени и денег, ища к нему подходы. Он как раз мог дать новую информацию о связях военных с мафией, мне нужна такая статья: шишки из армии уже готовят судебный иск, и Замир согласился слить своих партнеров.
– Для чего? Так делают, когда хотят соскочить…
– Ну, с Замиром все сложнее. Или проще, как посмотреть. Дело в том, что он давно хочет быть сам по себе. У него своя группа, небольшая, но крепкая и достаточно сильная.
Его амбиции не устраивают так называемых больших боссов, и, если Замир сливает мне военных, у этих боссов появляются проблемы куда серьезнее, чем какой-то, как у вас говорят, отморозок.
– Почему отморозок?
– Видишь ли, брат… Замир даже по меркам албанской мафии считается жестоким человеком. И то, что он собрался слить своих, вполне вписывается в его систему ценностей: раз свои мешают бизнесу, помеху нужно устранить. Говоришь, человек, которого ты ищешь, пытался связаться с Замиром?
– Да, только никак не соображу почему. Тот, кого я ищу, должен иметь массу возможностей купить оружие.
– Видишь ли, ты многого не знаешь… Замир может продать винтовку, а может отгрузить несколько контейнеров. Но в любом случае доставка товара к месту назначения – это его забота, это, если хочешь, входит в стоимость. Покупатель приезжает, встречается с Замиром, смотрит на товар, убеждается в его качестве, называет адрес – и все, он может спокойно направляться туда как законопослушный гражданин. Нет необходимости изобретать хитромудрые способы провоза оружия самому – для этого есть Замир с его идеями. Вот почему он на каком-то этапе решил работать только н