а себя.
– Грубо говоря, сам себе албанская мафия.
– Грубо, но правда, брат.
– И теперь Замира нет. Вместо него – какой-то Бора. Тебе это имя что-то говорит?
– Нет, – признался Микич. – Зато теперь я понимаю, почему ни Замир, ни его люди не дают о себе знать уже несколько дней. Я ведь тоже ограничен во времени.
Хижняк решил промолчать о том, что свой шанс отыскать Хантера здесь, в Косово, он вообще мог упустить. Из его переписки понятно: встреча с неким Борой должна состояться через три-четыре дня после того, как письмо отправлено. Если Виктор верно считает, сегодня – третий день, четвертый наступит завтра. Но встреча вполне могла состояться и сегодня, завтра Хантера уже не будет в Косово, и остается очень маленькая надежда с помощью опасных связей Ульбера попытаться выяснить, где киллер ждет свое оружие.
Правда, чем дальше, тем все менее перспективным и четким казался Хижняку этот след. Нет, надо возвращаться обратно, садиться на загривок Кирилла Дорохова, потенциальной жертвы, и караулить Хантера там, постаравшись вычислить место и время покушения. Да, при этом надо включать мозги, и не только свои. Зато результат будет наверняка, а здесь же, как справедливо заметил американский албанец, можно бестолково нарваться…
– Исходя из собственного опыта, скажи, что значит вот это самое: «Замира нет, вместо него Бора»? – спросил Виктор.
– Я выясню, брат. Это моя работа и мой личный интерес.
– Тогда такой еще вопрос… Я смогу пообщаться с этим Борой, кем бы он ни оказался?
– Это в корне неверный вопрос, брат. Ведь на самом деле очень важно, кем окажется Бора, – поучительным тоном произнес Микич. – Фраза «Замира нет» может означать, что он все-таки нарушил канун, то есть закон и порядок в своем клане, пошел на обострение конфликта внутри него. Потому крюе , старший клана, что-то вроде мафиозного дона, приказал его убрать. Тогда Бора может оказаться либо новым руководителем группы, ставленником крюе, либо же преемником самого Замира и его соратником. В первом случае шансов договориться не будет. Во втором шанс будет, ибо Бора наверняка продолжит курс, взятый Замиром. Вот и все.
– Но ведь Замира может не быть по какой-нибудь простой причине… Уехал, например. По делам каким-то…
– Тогда бы он сам отвечал на письма. И давал соответствующие указания тому же Боре – допустим, это его правая рука, хотя, повторяю, я впервые слышу это имя.
– Или кличку.
– Или так, – легко согласился Микич. – О’кей, главное, что я теперь примерно знаю, как себя вести. Попытаюсь найти контакт теперь уже с Борой. Мне нужно хотя бы выяснить, в курсе ли он наших с Замиром договоренностей.
– Мне что делать?
– Погуляй. – Американец подарил Виктору типичную американскую улыбку, давая понять, что разговор окончен. – Приштина – интересный город. Когда еще сюда попадешь.
– Слушай, если надо…
– Не надо. Пока не нужно ничего. Меня кое-кто в городе и даже крае знает, мне легче, даже с американским паспортом. Ты – чужой, чужих тут не любят. В общем, поймешь специфику.
2
Предложение погулять Хижняк проигнорировал – неожиданно признался сам себе, что напрочь лишен любознательности и что ему неинтересно ходить по улицам незнакомого заграничного города, глазея по сторонам.
Марина, устраиваясь в свободное время перед телевизором, чаще всего искала каналы или программы, посвященные каким-нибудь путешествиям. Она могла слушать и смотреть, как живут люди за пределами Украины, тратя на это хотя бы час. Виктор раньше не замечал за ней такого увлечения, и она объяснила, что в детстве очень любила «Клуб путешественников», всегда мечтала объехать мир, да и вообще, это лучше, чем втыкать в криминальные сериалы, что Хижняк себе время от времени позволял. Предпочитал американские. К российским имел слишком много претензий, зная реалии, отличные от героических ментовских будней, которым посвящалось большинство из них. Обычно он отмахивался, искренне не понимая, зачем Марине смотреть, как кто-то преодолевает на пироге устье Амазонки. Но теперь, оказавшись далеко от дома, он сделал вывод: если прогулка по городу – всего лишь прогулка, а не рекогносцировка на местности и совершается не для того, чтобы проверить, есть ли за тобой «хвост» или, наоборот, оторваться от слежки, а только для удовольствия, это его не привлекает.
Не зная, чем себя занять, хотя и смирившись с вынужденным бездельем, Хижняк завалился на кровать, нашел среди предлагаемых отелем каналов какую-то англоязычную полицейскую стрелялку, за неимением ничего лучшего периодически прихлебывал минеральную воду и так, под рокот телевизора, задремал. За время, которое заняло перемещение из Варшавы в Приштину, он принял горизонтальное положение впервые.
Разбудил телефонный звонок, и Хижняк, открыв глаза, сначала не понял, что происходит: за окном серо, телевизор работает, он лежит в одежде, но часы на руке показывают шесть часов по местному времени. Шесть часов – чего? Он пришел, когда было без четверти шесть, задремал в начале седьмого, получается, время остановилось. Телефон же продолжал противно дребезжать, номер он оставлял только Ульберу, ну разве портье может позвонить, предложить девочек – в варшавском отеле такой прецедент уже имел место…
Перевернувшись на бок, Виктор дотянулся до телефона, снял трубку.
Микич.
– Me falni, nje shok…
– Чего?
– Говорю, извини, друг, если разбудил.
– Сколько времени вообще?
– Утро. Шесть часов. Ты часы не настроил на местное время?
Вот так. Получается, он проспал под телевизор почти двенадцать часов. Не слабо…
– Нормально. Так понимаю, у тебя наклюнулось что-то?
– Не по телефону. Тем более по гостиничному.
– Ну, ясный-красный…
– Что? Почему красный?
– Расслабься, поговорка такая. Понятное дело, говорю.
– Встречаемся через полчаса на бульваре Матери Терезы, это недалеко от тебя, пешком дойдешь. Я подберу на машине, там и поговорим. Хоп!
Ульбер бросил трубку, и Хижняк, послушав некоторое время короткие гудки, пожал плечами и тоже буркнул:
– Хоп-хоп.
Он совершенно не представлял, что будет дальше. Его не устраивало вынужденное плавание по течению, ему разонравилось действовать по обстоятельствам, которые всякий раз со дня начала этой охоты складывались непредвиденно. Тем не менее он ввязался в бой, а потому влез в кроссовки, крепче затянул ремень на купленных по случаю зеленых штанах в стиле милитари с множеством карманов, машинально стряхнул невидимые пылинки со свитера, накинул натовскую куртку – обзавелся уже в здешнем магазинчике, привлекла цена распродажи, – сунул в карман мобильник и бумажник. Больше ему нечего было с собой взять, поскольку оружие пришлось оставить в Варшаве, а здесь пока еще не вооружился, надеясь сделать это в ближайшее время, хотя бы с помощью Микича, который пишет о торговцах оружием и наверняка знает, где здесь продаются стволы.
Без оружия, оттягивающего карман, Хижняку в незнакомой стране и незнакомом, явно враждебно настроенном городе было как-то не по себе.
Раннее утро выдалось прохладным. Идя к месту встречи, Виктор увидел только натовский патруль. Солдаты в камуфляже неспешно прогуливались по тротуару и даже не посмотрели в его сторону. Местную полицию он не видел и вчера.
Микич появился точно в срок – его джип со скрипом тормознул у бровки. Он открыл переднюю дверь, приглашая садиться, а закрывал ее Хижняк уже на ходу: машина резко сорвалась с места. Ульбер, лицо которого было очень сосредоточенным, хлопнул по протянутой руке и начал без предисловий:
– Вот что мне удалось сделать. Кто такой Бора, не выяснил. Но зато вышел на тех, через кого со мной общался Замир. Я дал понять, что знаю – Замира нет. И забросил крючок на предмет купить у них информацию.
– Что ты будешь покупать? Зачем покупать?
– Брат, запомни: албанцы будут охотнее разговаривать с тобой только в том случае, если речь пойдет о некоей финансовой выгоде для них. Пускай даже ерундовой на выходе: для них, как и для турок, важен процесс, а не результат. Главное, что они поняли, с кем разговаривают. Замир ведь сам искал контакт с кем-то вроде меня, а я, в свою очередь, заинтересован в нем. Думаю, никаких подозрений я у них не вызвал.
– Ты сказал, что нас будет двое?
– Обязательно. Албанцы, с которыми мы собираемся иметь дело, сюрпризов не любят.
– Хорошо, какая моя легенда? Я тоже журналист?
– Не тянешь, старик, извини. Просто ты мой друг. Ну, не поеду же я на встречу один.
– И то правда.
Мысли лихорадочно кружились в голове Хижняка. Он пытался придумать для себя правдоподобную биографию, и самое важное – она должна в какой-то мере объяснить его интерес к возможной встрече, которая или уже состоялась у этого Боры с Хантером, или только должна произойти. В то же время Виктор понимал, куда сует голову, и знал, что говорить придется осторожно, – это как по тонкому мартовскому льду ходить.
Между тем джип выехал из города.
Микич уверенно двигался в направлении западной окраины; далеко впереди маячили гористые склоны, над которыми постепенно рассеивался утренний туман. Хижняк успел убедиться: здесь, на Балканах, в начале апреля уже намного теплее, чем он привык в Украине и даже в Крыму, куда тепло всегда приходило раньше, чем в Киев, и погода еще могла сопливить. Он расстегнул, а затем и вовсе скинул куртку, бросив ее себе на колени, закатал почти до локтя рукава свитера и откинулся на спинку сиденья. Этим утром Виктор как никогда чувствовал себя отдохнувшим, но в этом были и свои минусы – даже с учетом неизвестности, в которую они направлялись сейчас вместе с Ульбером, он все еще не мог полностью сбросить с себя то, что поэты называют негой.
Что-то должно произойти, чтобы нега улетучилась.
И это произошло даже быстрее, чем ожидал Хижняк.
Сзади, из-за поворота, который они только что миновали, вынырнул армейский джип и пошел следом. Со своего места Виктор мог увидеть в зеркале заднего вида, насколько эта машина грязная. Пока преследователь приближался, Хижняк, чтобы хоть чем-то занять себя, вытащил из карманов куртки телефон и бумажник, приподнявшись, рассовал свое нехитрое имущество по карманам штанов. Не отвлекаясь от дороги, Микич открыл бардачок, и Виктор увидел пистолет – кольт «питон» старого образца.