Осталось выбрать позицию для стрельбы и, что самое важное, пути отхода. Не считая, что в свой прошлый киевский заход он совершил какую-то ошибку, и признавая, что его взяли только по нелепой случайности, Хантер все-таки решил на этот раз свести возможность подобного поворота к нулю. Он снял сразу две квартиры, одна хуже другой, – хозяева таких нор обычно молча берут деньги, не задавая лишних вопросов и лишнего же не болтая. Ночевал поочередно то в одной, то в другой, ловя себя на том, что нет-нет да и пошарит глазами, не проверяясь, как обычно, а выискивая в своем фарватере того странного незнакомца: если парень последовательный и с ним ничего не случилось, то непременно должен рыскать где-то рядом. Как-то ночью, укладываясь на неудобном диване, Антон подумал: а ведь он был бы даже рад новой встрече. Ну, не то чтобы рад – обязательно постарался бы найти возможность, чтобы выяснить, кто этот парень и, что не менее важно, кто за ним стоит. Правда, позже решительно прогнал от себя подобные мысли: нет, лучше пусть тот тип не крутится под ногами.
Изучая Контрактовую площадь по периметру, Хантер в конце концов выбрал для себя несколько зданий, у которых наверняка есть чердаки и уж точно – квартиры в верхних этажах с выходящими на площадь окнами. Окончательное решение принял, обойдя дома под видом сотрудника киностудии, выбирающего объект для съемок, и милиционера, отрабатывающего версию некоего преступления. Подходящий вариант отыскался: чердак, запирающийся на крепкий висячий замок, открыть который, не повредив его, совсем не сложно, что Хантер и сделал. Затем, обследовав чердак, убедился – место идеальное: сюда давно никто не ходит, куча непонятного хлама свалена в темном углу, что свидетельствует об очевидном нарушении противопожарной безопасности…
На позиции он появился за два часа до начала торжества.
Уже играла музыка из динамиков, какие-то торжественные марши сменялись песнями из репертуара российских артистов, время от времени звук пропадал, техники устраняли неполадки, опять налаживали микрофоны, те хрипели, прокашливались – и все продолжало идти по кругу. Хантер ждал, то ложась на спину, то снова поворачиваясь, чтобы посмотреть в прицел, проверить оптику, убедиться – его мишень еще не появилась. Он ненавидел именно эту часть своей работы: когда уже все сделано, никакого движения, только напряженное ожидание.
Наконец с опозданием на десять минут действо началось.
Сквозь прицел Хантер видел Дорохова, стоявшего чуть поодаль от сцены; его сопровождали двое охранников, но скорее для престижа, чем предполагая реальную опасность. До чердака, где залег Антон, доносились только звуки, голосов он не слышал, кто что вещал – не понимал, да и не нужно ему: он ждал, когда в перекрестье появится объект.
Прошло десять минут.
Затем еще пять.
Потом…
А потом он слишком поздно отреагировал на слабое движение у себя за спиной.
Попытался повернуться – и так, в полуобороте, замер.
Ствол пистолета крепко уперся в череп.
Но того, кто держал пистолет, Хантер все-таки рассмотрел в полумраке чердака.
И узнал.
2
Пятнадцать лет назад в учебном центре спецподразделения «Зет» они изучали, среди прочего, правила выживания в экстремальных условиях. С одной оговоркой: речь шла не о лесной глуши, открытом море, бескрайних степях или, как вариант, африканских и азиатских джунглях. Будущим оперативникам давали теоретические навыки выживания в других джунглях – каменных. Курс назывался казенно, как и все учебные теоретические программы: «Правила выживания в городских условиях».
Курсанты, закрепляя потом теорию на практике, могли раствориться в большом городе, слиться с ним, не выделяясь из общей массы провинциальных населенных пунктов; они легко входили в доверие, заводили нужные знакомства, быстро осваивались в незнакомом месте, составляли план города или интересующего района. В общем, умели делать то, что помогало горожанину стать настоящим уличным бойцом, и, действуя в зависимости от ситуации, либо самому растворяться в городской среде, либо, наоборот, находить в каменных джунглях нужного человека.
Оказавшись апрельской ночью в горах, Виктор Хижняк понял: здесь для выживания нужны совсем другие знания и навыки.
Идти по горным тропам в холодной темноте пешком и без проводника, к тому же раненому, пусть не серьезно, но все-таки подстреленному, он не рискнул. Все равно до рассвета далеко продвинуться не сможет, а значит, силы потратятся впустую. Но и от ущелья, в котором его чуть не убили, надо держаться подальше.
Рассудив так и заодно взвесив свои шансы переночевать в горах, Хижняк решил подавить все возможные проявления угрызений совести. Если перспектива окоченеть реальна, то совесть замерзнет вместе с тобой, легче от этого на душе не станет. Потому Виктор, прихрамывая и осторожно ступая, вернулся в ущелье, стащил с трупов чеченцев верхнюю одежду – пришлось-таки повозиться! – взял куртки в охапку и следующий час продвигался вперед по тропе, ища место, куда можно забиться. Он плохо представлял себе, где надо искать в горах место для ночевки, но, видимо, интуиция настроилась на нужную волну – в конце концов надыбал в нескольких метрах от дороги выступ, подходивший для ночлега, как показалось Хижняку, идеально.
Одну куртку он расстелил на земле, другую натянул на себя, третьей накрылся, скрючился и так дождался рассвета, то ныряя в полудрему, то выныривая в звенящую тишину горной ночи и чутко вслушиваясь в нее. Затем он снова погружался в беспокойный сон. Однако с первыми лучами солнца, мигнувшими из-за горных вершин, Хижняк почувствовал себя на удивление отдохнувшим.
Пытаясь привести мысли в порядок, он понял: сейчас доминирует только одна мысль: нужно выйти отсюда и добраться как минимум до Грозного. Представляя, как он выглядит со стороны, и допуская, что подобный внешний вид тут никого не смутит, Виктор, тем не менее, отдавал себе отчет: личность он сейчас в высшей степени сомнительная и подозрительная. Потому уязвим со всех сторон, и затеряться сможет только в условиях города. А добраться до Грозного пешком ему, человеку, совершенно лишенному ориентиров в горной местности, практически нереально.
Будь он сбежавшим пленником, все сложилось бы иначе. От бандитов убежал, к милиции прибежал. От врагов – к друзьям. Но здесь, в Чечне, друзей, которых следовало искать, у Хижняка не было. Наоборот, не найдя его труп, Юрий Повар непременно доложит об этом хоть тому же Логинову, наверняка причастному к происшедшему. И не факт, что Логинов, в свою очередь, не натравит на него всю королевскую рать.
Вывод: объявляться нельзя никому.
А это означает, что нужно вооружиться законами гор. Или теми законами, которые он себе представляет законами гор по прочитанным от скуки карманным боевикам из героической жизни спецназовцев.
Следуя своему плану, Виктор Хижняк, опять-таки не испытывая особых мук совести и не думая о том, что поступает неправильно, несколько следующих часов скрытно двигался вдоль дороги, по которой пришел сюда, пока не услышал шум приближающейся машины. Если здесь есть какая-никакая накатанная дорога, по ней непременно должны ездить.
Это был старенький, но надежный и вполне уместный на горных дорогах джип. Хижняк, словно заправский абрек, скатил с горы камень, а когда водитель остановил машину и вышел, налетел, не раздумывая ни секунды. В машине ехал голова одного из окрестных селений, испугался не за себя – за жену, вез ее в Грозный к хорошему, как сам сказал, врачу – где в горах хорошего доктора найдешь по женским болезням, э! Хижняка не волновало, за кого его принял этот человек. Он сел на заднее сиденье, велел чеченцу ехать, куда тот ехал, предупредил: если что, его жена умрет первой, – и даже сам на минуту в это поверил.
Из машины вышел на окраине Грозного и дальше уже чувствовал себя увереннее. Первое время Виктору казалось, что все вокруг пялятся на него. Но потом это вредное ощущение ушло: как и в любом городе, в Грозном, не так давно послевоенном, не было никому дела до мужчины славянской внешности, одетого в защитного цвета китель, армейские штаны и берцы. Таких здесь полно. Причем Виктор подозревал: оружие при себе носит практически каждый взрослый мужчина, потому останавливать его только потому, что он выглядит подозрительно и может иметь при себе пистолет, вряд ли станут.
Дотопав пешком до вокзала, Хижняк выяснил: поезд на Москву отходит через шесть часов, билеты есть, осталось только обменять часть трофейных денег. Недалеко от вокзала вертелись юркие смуглые ребята, готовые превратить евро и доллары в рубли по явно грабительскому курсу. К тому же гарантии, что они вообще захотят меняться, не было. Хижняк не боялся, что грозненские вокзальные гопники его кинут, просто не хотелось заводиться. Вернувшись к кассе и снова отстояв небольшую очередь, наудачу сунул в окошко сто евро. Даже заготовил небольшую речь, только она не понадобилась: крупная черноглазая чеченка в окошечке быстро посмотрела на него, потом – по сторонам, еле заметно кивнула, цапнула купюры, молча выдала билет, протянула сдачу. Куда она смела́ валюту, Виктор даже не заметил.
Убивая время до поезда, он слонялся по окрестностям, купив с рук дешевую дерматиновую сумку, воды, каких-то пирожков и после достаточно долгих споров с самим собой – бутылку водки. Там же, в одном из дворов, незаметно сбросил пистолет: с оружием ему сейчас было опаснее путешествовать, чем без него.
Приготовившись ехать, как и в прошлый раз, больше сорока часов, Хижняк, даже захватив с собой опасное для него спиртное, все-таки не мог решить, что лучше: оглушить себя до самой Москвы или, наоборот, маяться всю дорогу бессонницей. Оба варианта выглядели не очень подходящими с учетом того, что предстояло Виктору по возвращении. И водка, и бессонница отнимали силы; к тому же водка рано или поздно закончится, бессонница останется, а отлежаться и прийти в себя, как в прошлый раз, после опасных для жизни донбасских приключений, вряд ли получится. В конце концов о