— Товарищ капитан, подбросим мины прямо в стрелковые полки? Минометчики вас не забудут.
— Пирамиду поставят, украшенную звездой из консервной банки, — наотрез отказался на этот раз капитан. — Что за шуточки?
Мои уговоры не помогали. Ружейная перестрелка доставала огневые позиции артполка. Капитан, пока шла разгрузка, все время ругал себя за то, что послушался меня, подставил машины под огонь, торопил шоферов. Мины пришлось разгружать прямо у дороги. Я расписался в накладных, капитан хлопнул дверцей и уехал на последней машине.
Медленно рассеивался туман. Скоро начнется артиллерийская дуэль, и ящики у дороги — неплохая цель, если их заметят немцы. На раздумья не оставалось времени. Я отправился на КП ближайшего стрелкового полка дивизии, чтобы договориться о переброске части мин к батарее. КП нашел в подвале добротного двухэтажного дома. Его окружали кирпичные постройки и навесы, фруктовый сад, обсаженный высокими елями. Имение пруссака-помещика было открыто со всех сторон для обстрела, но почему-то постройки не пострадали и, пока я шел к нему, туда не просвистел ни один снаряд.
Командир полка, молодой майор, подтянутый, чисто выбритый, надушенный одеколоном, выслушал меня и сказал:
— Давай больше мин. Людей осталось мало, к вечеру будет еще меньше. Пополнения не обещают, а до залива еще дойти надо. Комдив считает, что можно дойти на одном энтузиазме командира полка и начальника штаба при поддержке замполита. Я, в свою очередь, думаю, что выручить нас могут только мины и снаряды. Пока артиллеристы и минометчики не расстреляют в упор хутора, нам не продвинуться. Немчуре неохота, конечно, купаться подо льдом, но придется. Так что — вовремя пришел с минами.
По словам командира полка, немцы сидели в каких-нибудь пятистах метрах от КП. И как только рассеется туман, закипит сражение за два хутора на участке полка. После их взятия можно рассчитывать на приближение к заливу еще на один или два километра. А там еще хутора. И так до самого залива.
Перестрелка уже нарастала…
Майор распорядился немедленно связаться с командиром минометной батареи и начальником артснабжения полка, приказав организовать доставку мин на батарею как можно быстрее. Меня попросил немного обождать у него.
Подвальное помещение под домом было надежным укрытием. Видно, оно специально предназначалось для этой цели на случаи войны, иначе зачем понадобилось укладывать бетонные перекрытия, опоры и навешивать массивные металлические двери с запорами, не уступающими банковским? Правда, в одной из ниш на полках стояли стеклянные банки с вареньем и компотами. Но не из-за этого же укреплялся подвал?
— Два хутора… — рассуждал вслух командир полка. — Дорого они нам обходятся, даже если мы за них теряем по одному солдату.
Глядя на него и прислушиваясь к интонациям, я понял его озабоченность в связи с предстоящим боем.
— «Подумаешь, великое сражение… Два хутора!..» — кого-то вспоминал майор. — А какая, собственно, разница в бое за хутор или за город? Все атрибуты войны присутствуют тут и там. По пехотинцу палят со всего наличного оружия, чтобы его уничтожить. А он все равно выживает, ползет вперед, навязывает свою волю!
Из дальнейших рассуждений майора мне стало ясно, что ему перед моим приходом кто-то устроил разнос за медленное продвижение к заливу, за хутора, которые полк брал штурмом. Ему надо было с кем-то поделиться своими мыслями, снять с себя тяжесть, оставшуюся после неприятного разговора.
— Одинаково гибнут люди за хутор и за город, за обыкновенный голый бугор и за крепость в историческом сражении, которое не забудется потомками! Или в таких вот будничных боях, ничем не приметных для тех, кто в них не участвует. «Был бы город, а то хутор…» — снова вспомнил майор чьи-то слова. — Интересное рассуждение, правда?
Я пожал плечами, не совсем понимая, что имел в виду майор, хотя направление его мыслей стало уже ясным.
— В ротах осталось людей… раз, два — и обчелся. Многих мы потеряли здесь, у хуторов. Рассуждения и оправдания нужны живым, а для них теперь все равно — пали они за хату под соломенной крышей или за роскошный дворец. Пали они ради продвижения вперед к победе, отдав все, что могли. Не думали они, что так пренебрежительно некоторые будут говорить о боях за хутора, название которых мало кто запомнит, а после взятия их развалины вообще никому нужны не будут, зарастут бурьяном, но от этого нам, живым, не легче их штурмовать.
В подвал вбежал ординарец командира полка с автоматом в руках.
— Немцы просочились! Прямо на нас прут!
Командир полка прислушался. Доносились частые короткие очереди немецких автоматов.
— Всем наверх, кроме связистов! Занять круговую оборону! — совершенно спокойно распорядился майор. Он подтянул ремень на шинели, взял автомат и направился к выходу. Я тоже поискал глазами автомат или винтовку. Ординарец сразу понял, что мне нужно. Отобрал автомат у телефониста и передал мне.
— Иди на второй этаж, — сказал мне майор. — Оттуда все хорошо видно. Не подпускай близко к дому.
По лестничной клетке я в один миг оказался на втором этаже в просторной комнате, обклеенной мрачными обоями. Два окна выходили в сторону переднего края. Стрельба была рядом с домом, но я никого не видел в тумане. Где-то зазвенели еще уцелевшие окна. Усиливался огонь и с нашей стороны, но вражеские автоматчики, кажется, приближались к имению. На лестнице послышались чьи-то шаги. Я вскинул автомат. Ординарец поставил передо мною ящик гранат и сразу же убежал, не сказав ни слова.
Командир полка был во дворе и сам организовал оборону, до меня долетали только команды. Я подошел боком к простенку между окнами, в которых не осталось ни одного стеклышка. По-прежнему никого не видел, тогда как напряжение боя росло. Ударил наш ручной пулемет, установленный где-то справа между кирпичной конюшней и домом.
Майор быстро вошел ко мне в комнату и спросил:
— Что видно?
— Ничего не вижу.
— Отходи к тому окну и смотри влево. Я буду у этого. Беру на себя правую сторону. Половину гранат — мне. Илья, — позвал он ординарца, — позвони начальнику штаба, пока линию не перерезали, и скажи, чтобы быстро подослал сюда резерв — комендантское отделение.
— Есть, — снизу ответил Илья.
— Быстро! И на свое место.
Майор, стоя, дал короткую очередь и спросил меня:
— Видишь?
— Теперь вижу.
Наконец-то я заметил немцев, перебегавших от дерева к дереву на обочинах дороги, которая вела прямо к дому.
— Давай… Бей их… — все так же спокойно говорил майор. Сам он короткими очередями строчил в их сторону и не забывал отдавать распоряжения ординарцу, который находился внизу, на лестничной клетке. Тот передавал его приказания вниз, быстро возвращался, докладывал и снова бежал.
В тот момент, когда перестрелка, казалось, достигла предела и немцы вот-вот могли ворваться в имение, над постройками засвистели мины. Но в дом пока не попала ни одна.
— Задымил навес с соломой, — докладывал Илья, — есть убитые и раненые.
— Бери пулемет и — к дороге!
— Беру, — ответил Илья.
— Действуй. Передай — никому с места без команды не сходить.
Таков был приказ командира полка. Теперь я уже не искал немцев, а строчил то по одному, то по другому, выбирая тех, которые были поближе. В диске оставалось мало патронов. Положение становилось критическим. Немцы поднялись у деревьев, загалдели и побежали к постройкам. Все мое внимание сосредоточилось на одном из них, в длинной зеленоватой шинели, полы которой были заправлены под ремень. Он бежал и строчил из автомата, не прицеливаясь.
— Оставайся здесь, — приказал майор, — я буду внизу. — Он побежал вниз по лестнице, к дороге, прихватив с собой несколько гранат.
Я выпустил по тому немцу короткую очередь, но промахнулся. Сказывалось напряжение. Опять я плотно прижался к стене, прицелился, даже затаил дыхание, как учили на стрельбах в училище. Выстрелил. Немец пробежал еще несколько шагов и — словно споткнулся, упал. Другие немцы залегли у изгороди. Я посмотрел налево. Там тоже несколько немцев приближались к постройкам. Выпустив по ним все патроны, я побежал во двор, чтобы сообщить майору об угрозе на левом фланге и запастись патронами.
— Ложись на мое место, — сказал мне майор, — строчи, не давай подняться.
Я залег за ручной пулемет. Тут же солдат набивал диски, а майор с ординарцем побежали через двор, к сараю, где пошли уже в ход гранаты. В это время рядом со мною появился сержант с автоматом и спросил:
— Где командир полка? Прибыло подкрепление.
С прибытием комендантского отделения у нас застрекотали еще один ручной пулемет и автоматы. Немцы почувствовали, что подоспело подкрепление, и стали откатываться назад. Положение менялось. Рассеивался туман, утихала перестрелка. Командир полка приказал преследовать отступающих, поручив это Илье и командиру комендантского отделения.
За изгородью лежал немецкий ефрейтор, в которого я не сразу попал. Лицом он уткнулся в землю, и я не мог его рассмотреть. Рядом лежал автомат. Из широкого голенища торчала свернутая газета. Я вытащил ее и направился в подвал к командиру полка. Майор кого-то отчитывал крепкими словами за то, что просмотрели немцев.
— Я пошел, товарищ майор, — напомнил я о себе.
— А как же с минами?
— Пусть приезжают в артполк, я буду там.
— Спасибо за помощь, — протянул майор сильную руку. — А это что у тебя?
— У убитого фрица нашел за голенищем.
— Интересно, что пишут. Переводчик, — позвал майор. — Что могут писать немцы в марте 1945 года? Зачем они предприняли эту вылазку? Кто их толкает на безумие?.. Переводчик!
Никакого переводчика на КП полка не было. Один из связистов знал немецкий язык, его и звал майор.
— Посмотри.
— «Пройсише цейтунг». Орган нацистской партии и всех государственных и городских учреждений, издается в Кенигсберге, редактор Лео Хольштейн… — медленно читал телефонист.
— Молодец, — подбадривал его майор. — Читай дальше…