— Ну что, Шерлок Холмс, молчишь? Как твои успехи? — поинтересовался я однажды у Тесли.
— Кое-что есть.
— А именно?
— Разрешите выкачать воду из бассейна и разрыть половину грядки, где посажен лук?
— Это еще зачем?
— Там что-то спрятано.
— Что-то… Так не пойдет. Только оружие можешь раскапывать. Кстати, говорят, что ты много цветов рвешь в парниках.
— Я сам не рву. То хозяин. У одного моего приятеля на днях був день рождения. Что же ему подарить? Цветы. Пошли вместе с хозяином, набрали целую корзину цветов. Правда, я сам прихватил с собой флягу с водкой. А потом, как же не дать солдату или офицеру тюльпанов или гвоздик? Истосковались все. Вот я и дарю всим, хто приходит к нам, цветы. Хозяин мне не отказывает, только просит, чтобы я пользовался ножницами. Так можно мне начинать операцию, товарищ капитан?
— Я сказал.
— Поняв. Я вас когда-нибудь подводил? Нет.
Разговор этот проходил уже в темноте, когда я лежал в кровати. Мне хотелось спать.
— Пойду покурю, — услышал я Теслю.
Утром я увидел в комнате громадные мешки, набитые гитлеровским обмундированием с наградами — крестами и медалями. Явно мне напоказ был выставлен немецкий автомат и обоймы, набитые патронами.
Тесля прищуренными глазами посматривал на меня и с нетерпением ждал моей реакции.
— Где нашел?
— Под грядкой с луком.
— А как же лук?
— Все на месте. Можете проверить.
Я пошел посмотреть. Грядка действительно оставалась грядкой, но было видно, что там, где лук уже был выбран, кто-то перекопал ее. Видна была также на траве земля, которую выбрасывали из ямы, хотя ее тщательно пытались убрать, чтобы скрыть следы раскопки.
— Немцы видели?
— Не видели.
— Но, конечно, уже знают? Наказывать я тебя не могу. Оружие налицо. Думаю, что и немцы ничего не скажут. Я доложу военному коменданту города. Нашим герром надо заняться. А что с бассейном?
— Оставил на ночь. Лучше бы днем. Там рыба есть.
— Ты уверен, что там есть оружие?
— Скорее всего, патроны.
— А может быть, только рыба?
— Товарищ капитан… — обиделся Тесля.
Я его знал около трех лет, до того, как мы остановились на Эльбе. Ему было уже пятьдесят. Всю жизнь он прожил в большой станице, в степи — пахал, сеял, убирал хлеб. Перед войной предложили ему работу завхоза-рассыльного и конюха по совместительству при сельсовете. То была его высшая должность, о которой он рассказывал много невероятных историй и приключений, но каждая начиналась запомнившимися ему словами председателя: «Запрягай! Поехали…»
Любил он с крестьянской хитрецой задать вопрос и послушать, что скажет начальство, или дотошно расспросить, что его больше всего занимало. Особенно он интересовался историей Германии. Слушал всегда внимательно. Комментарии сводились к одному — немцев надо воспитывать. В голове у него на этот счет было много планов.
Его постоянно мучил вопрос — почему немцы дали бесноватому фюреру так околпачить себя?
— Вроде бы и народ разумный, — рассуждал Тесля, — а клюнули на удочку ефрейтора.
Я не мешал осуществлению его планов по перевоспитанию немцев.
— Чем занимаются немцы? — спросил я Теслю.
— Сегодня с утра стирка. Много грязного белья накопилось. Пусть наши девчата в прачечной отдохнут. Мобилизовал всех на стирку. Растопили два котла. Согрели воду. Замочили. Теперь будем стирать. Мыла достал. Полезный труд. Как считаете?
— Полезный… Не то что бессмысленное катание тяжелого катка по лагерю под музыку. Как было у них при «новом порядке».
— Стиркой люди занимаются ради чистоты, здоровья. Я им установил восьмичасовой рабочий день и перерыв на обед.
К вечеру на длинных веревках в саду было развешено порыжевшее, застиранное белье — рубашки, подштанники, простыни, наволочки, полотенца, портянки.
Тесля сидел в плетеном кресле, курил толстую самокрутку и сокрушался, что белье было выстирано плохо, вследствие несознательного отношения к труду.
— Придется перестирать…
Ночью Тесля принялся за осуществление операции в бассейне.
Включил помпу, откачал значительную часть воды, достал со дна трофеи и снова наполнил бассейн водой, открыв краны подведенного для этих целей водопровода. Утром на завтрак он подал мне жареного карпа.
— Из бассейна?
— Так точно. Взял пару рыбин. Там много осталось. Ведра три, не меньше.
— Придется все же посадить тебя на гауптвахту. Есть эту рыбу я не буду. Если посадят нас на «губу» вместе, правильно сделают.
— Зря вы так, товарищ капитан. Старался поджарить с корочкой, с лучком… На «губу» посадить дело нехитрое и для солдата привычное. Только за что?
Тесля откинул плащ-палатку и показал сваленные в углу трофеи его ночной операции. На дне бассейна, в песке, оказались запаянные цинки с патронами для винтовок и автоматов, патроны для ракетниц и винтовка в промасленной тряпке. Трофеев в углу стало больше. Можно было развернуть экспозицию.
После вчерашнего дня я ждал жалобы от хозяина. Большая часть длинной грядки была разрыта, откачка воды из бассейна, безусловно, обнаружена, и плюс к этому — мобилизация всех на стирку белья…
Но жалоб от немцев не последовало. Хозяин и хозяйка ни одним жестом не показали своего недовольства и, казалось, совсем не замечали следов, оставленных Теслей при поисках оружия и боеприпасов.
После завтрака Тесля позвал герра Мюккенберга. Все трофеи были разложены перед ним. Хозяин понимал сложившуюся ситуацию и некоторое время молчал. Потом он пытался объяснить, что сам к оружию не имеет никакого отношения, что все это дело рук его сына. Просил понять его и простить. Хозяин замолчал и повесил голову. Ждал моего решения.
— Приведите своих сыновей, — потребовал я. Хозяин оставался на месте.
— Вы меня поняли?
— Да, господин офицер. Нет их дома, остался только старший, инвалид, — подчеркнул он. — Надеюсь, вы простите его, хотя он и бывший капитан вермахта. Это его награды. Его обмундирование, его автомат. Средний и младший куда-то ушли из дому.
— Куда?
— Не знаю.
— Найдите! Ведь им было запрещено!
— Думаю, что они ушли в Ганновер. Там мой брат живет, владелец авторемонтной мастерской.
— Идите к военному коменданту, сдайте оружие и боеприпасы и объясните, почему вы укрывали оружие.
Я сказал Тесле, чтобы он препроводил его в комендатуру.
— Будет сделано, — сказал старый солдат.
Хозяин уложил оружие, боеприпасы, обмундирование на тележку и под охраной Тесли повез в комендатуру, которая располагалась в центре города.
Целый день хозяина не было дома. Никто из оставшихся членов семьи в этот день из дома не выходил. На следующий день герр Мюккенберг пришел домой. Ему пришлось переночевать в комендатуре.
Тесля был удивлен решением комендатуры. Его возмущению не было предела. Он просил объяснить, что все это значит. Объяснения не помогли, и он спросил:
— Товарищ капитан, скоро отпустят нас домой?
— Наверное, скоро. Потерпи немного.
— Не могу. Весна. Надо сеять. Дома жена и дети. Соскучился я по дому. Четыре года не был. Да и надоела мне эта забава.
— А кто же будет перевоспитывать немцев?
Тесля долго, молчал. Я ждал, что он скажет. Солдат раздумывал.
— Тоже надо, — был его ответ.
39
Отгремела война… Эшелонами разъезжались по домам солдаты. Уехал Тесля. Я тоже демобилизовался из армии с твердым намерением работать и учиться. По пути решил заехать к Валентине и разобраться во всем самому. Всю дорогу мысли мои были заняты предстоящей встречей, но так ничего определенного и не решил. Я услышал, как со скрипом притормозили вагонные скаты перед станцией, где нужно было выходить.
У полуразрушенного вокзала я сел в автобус и поехал в город. Дребезжали стекла, скрипела обшивка, гудел старый мотор. Справа и слева тянулись развалины, сгоревшие дома и наспех приспособленные к жилью полуподвальные помещения. На остановке все стихло. Я вышел из автобуса, осмотрелся по сторонам. Вдали виднелось уцелевшее здание из красного кирпича. В сквере среди редких голых деревьев у снежной горки шумели маленькие ребятишки. Девочка в крохотных валенках, присев, накладывала деревянной лопаточкой снег в ведерко. Рядом стояла молодая женщина, вероятно, мать девочки. Я поравнялся с ней и спросил:
— Простите, правильно я держу курс на институт?
Она показала мне рукой, как лучше пройти к институту, располагавшемуся в здании, которое мне бросилось в глаза еще издали. Я поблагодарил женщину и невольно улыбнулся девочке, которая прижималась к сильно поношенному пальто матери. Она не разделила мою улыбку, недоверчиво смотрела на меня. У матери вдруг заблестели слезы. Она взяла девочку за руку и, опустив голову, потянула ее за собой по протоптанной дорожке. Я стоял в растерянности на месте.
Неожиданная встреча с незнакомой женщиной и маленькой девочкой и слезы сразу смыли мое приподнятое настроение. Я почувствовал усталость и вернулся на автобусную остановку. Редкие снежинки плавно кружились вокруг меня. Подошел автобус. Мне не хотелось садиться в него — холодный, скрипучий. Все, кто ожидал, уехали. Я остался один на остановке. От захвативших меня мыслей я очнулся, когда опять подошел автобус и послышался хриплый сигнал. На нем я уехал в сторону вокзала.
Приспособленное под вокзал помещение было битком набито людьми. Я с трудом протиснулся к расписанию на сырой стене и увидел, что уехать можно только на следующий день, если удастся достать билет. Длинные извилистые очереди у закрытых касс наглядно показывали, что выбраться из этого города не так просто. Правда, носильщик, у которого я наводил справку, дал мне понять, что все будет зависеть от меня, а не от железной дороги.
— Задаток — и фирма не подведет. — протянул он мне липкую медвежью лапу. — Могу адресок предложить на ночлег. Фирма гарантирует полный комфорт, с развлечением не хуже парижского, не то что в ночлежке военного коменданта!