Река Халхин-Гол, спрятавшаяся в низинке, несла свои быстрые воды к озеру Буир-Нур, поблескивая серебром струй в окаймлении зеленых берегов, пахнущих пряными степными травами. К реке Халхин-Гол двигались войска.
Майор Ремизов вел полк. Он был спокоен, как всегда, как на параде, как на маневрах. Ни один мускул на его лице не выдавал внутреннего волнения. Спокойным, уверенным шагом он обходил на бивуаках роты, спрашивал, как кормили, как настроение, привезли ли почту. От всей его фигуры веяло твердостью, решительностью, убежденностью в победе.
Свое волнение и свои тревоги Ремизов прятал глубоко внутрь. Никто из окружающих не мог прочесть в глазах командира волновавшие его чувства. А волноваться было из-за чего. Полк впервые шел в бой. Как покажут себя бойцы и командиры? Не растеряются ли? Справятся ли?
Ремизов собирал командиров и комиссаров, разъяснял поставленную боевую задачу, беседовал с бойцами, внимательно всматривался в лица. Но нет — народ хороший в полку, неплохо обучен, свое дело знает, такой народ не подведет!..
Майор Ремизов вместе с комиссаром Кабановым совещался с коммунистами, комсомольцами, беспартийными бойцами, беседовал со всеми вместе и с каждым в отдельности, старался проникнуть в душу каждого, вселяя бодрость, веселье…
Бойцы провожали его ласковыми взглядами:
— Наш командир, — говорили они, — наш молодец. С таким не пропадешь.
28 мая пять рот Ремизовского полка форсировали Халхин-Гол и пошли в наступление на японцев. Высоты, занятые противником, господствовали над долиной реки. Изрытые окопами и блиндажами, они представляли собой серьезную преграду. Но напор Ремизовского полка был столь силен, решимость и смелость бойцов и командиров были столь безграничны, что враг не выдержал натиска и покатился назад, устилая песчаные склоны халхин-гольских барханов трупами, брошенным оружием и снаряжением.
Ремизов всегда находился в самых решающих пунктах боя. Его машина, на которой он стремительно носился по всей линии сражения, была своеобразным вестником победы.
— Где тяжело, там ищи майора — всегда найдешь, — говорили бойцы.
И действительно, во время самых ожесточенных схваток, когда враг давил на наши позиции, пользуясь превосходством своих сил, когда тревога проникала в сердца бойцов, тогда появлялся спокойный, медлительный в движениях, внешне совершенно невозмутимый Ремизов, быстро схватывал обстановку, давал краткие, всегда четкие распоряжения, и чаша весов боя неизменно склонялась в нашу пользу.
От подразделений, находившихся в непосредственном соприкосновении с противником, Ремизов ехал к кухням, пробовал щи, кашу, давал нагоняй поварам, если видел неряшливость и беспорядок; отсюда направлялся к раненым, беседовал с ними — лично перевязывал тех, кто был перевязан плохо, всюду внося с собой спокойствие, уверенность, ясность.
Когда он спал, когда ел, — это оставалось тайной для окружавших. Нередко комиссар Кабанов! гонялся за майором с котелком супа в руках, заставляя, требуя, чтобы командир поел, наконец, по-человечески.
— Сейчас, погоди немножко, вот еще раз съезжу, моментально вернусь…
И немедленно исчезал. Шофер вез его туда, где особенно ожесточенно гремела стрельба и где, по мнению Ремизова, требовалось его личное присутствие.
Для выяснения сил противника Ремизов вскоре после занятия линии границы предпринял разведку боем, поиск в сторону японского лагеря. Разведка увенчалась полным успехом. Неприятель был рассеян и проворно бежал, покинув городок, оставив в руках наших войск планы, карты, документы. Конница, пытавшаяся атаковать Ремизова, была опрокинута и отступила.
Поиском лично руководил Ремизов, тщательно подготовив всю операцию.
2 июля началось наступление японцев. Стояла глухая черная ночь. Гроза гремела на небе, чудовищная июльская гроза, когда раскаты грома перекрывали орудийные залпы и треск винтовок и пулеметов, когда казалось, что над головами происходит второе сражение, еще более ожесточенное, чем на земле.
Несколько десятков японских танков, после жестокой артиллерийской подготовки, пошли в атаку. В целях психического воздействия японцы пустили их с горящими фарами. Батальон, защищавший высоту, названную впоследствии высотой Ремизова, после упорного боя отошел на один километр. Майор Ремизов умело выводил батальон из окружения, в котором он очутился. Это был волнующий, критический момент сражения. Силы противника превосходили наши в несколько раз. Однако необычайная стойкость наших бойцов и командиров создала непреодолимую преграду для японцев. Все их усилия разбивались о железную стену ремизовских батальонов.
… Японцы растекались по соседним высотам, охватывая фланги Ремизовского полка.
Командир и бойцы с тревогой посматривали на Ремизова. Что скажет майор? Ведь, полк может оказаться в ловушке, если только японцам удастся сомкнуть кольцо.
Но Ремизов был совершенно спокоен.
— Бояться нечего, — говорил он, — если страшно — пойте песни. Когда мне страшно, я всегда пою песни.
На предложение штаба корпуса прислать подкрепления Ремизов ответил отказом:
— У нас сил достаточно…
Спокойствие командира зиждилось на ясном и трезвом понимании складывающейся обстановки. Бойцы держались крепко. Ремизов знал своих людей, знал им цену, видел их стойкость, их сплоченность, выкованную в предшествующих боях. К тому же в бой вступала мото-механизированная бригада. У Баин-Цагана уже гремели ее орудия.
Вскоре, действительно, картина резко изменилась. Обходившие части противника начали отступать, отступление это переходило в бегство. «Славная полковушка», как называл Ремизов свою полковую артиллерию, открыла огонь по расстроенному противнику.
Советские танки нанесли полное поражение японцам на высотах Баин-Цаган. Ремизовский полк был освобожден от охватывавшего его полукольца и двинулся вперед.
Майор Ремизов был человек огромной личной храбрости. Много раз попадал он в весьма затруднительные положения и каждый раз с успехом выходил ив них. Однажды он нечаянно заехал на территорию, занятую японцами. Завидев добычу, которая, казалось, сама шла в руки, японцы бросились к машине. Ремизов повернул назад, сбил с ног особо усердного унтера, забежавшего вперед, открыл стрельбу и благополучно вернулся восвояси. Неоднократно Ремизов лично ходил в разведки и поиски.
На этой почве у него происходили неоднократные столкновения с комиссаром.
— Вы себя не бережете, Иван Михайлович, — справедливо возмущался комиссар.
— Я полк берегу, — отвечал майор, — и потом я привык и, право, со мной ничего не случится, напрасно вы беспокоитесь… Не беспокойтесь, я скоро вернусь.
И исчезал на добрые три-четыре часа. Он объезжал части, лично знакомился с обстановкой, подбадривал и вдохновлял людей и возвращался довольный, радостный.
Это был воин по призванию, с холодным умом, твердым расчетом, ясностью мышления и большим чистым сердцем, командир — отец-командир, друг и товарищ.
7 июля японцы вновь перешли в наступление. Ремизовский полк принял на себя тяжесть удара превосходящих сил противника. Стойко и мужественно отражали ремизовцы врага, нанося ему жестокие потери.
8 июля Иван Михайлович Ремизов был убит шрапнелью в тот момент, когда он в разгар боя говорил по телефону с командованием армейской группы, убит при исполнении служебных обязанностей — пал смертью воина. Много раз Иван Михайлович Ремизов, боевой командир — большевик, ветеран гражданской войны, смотрел бесстрашно смерти в глаза, отводя ее, казалось бы, неотвратимые удары. Она настигла его, наконец, в песчаных барханах Халхин-Гола.
Командиры, политработники и бойцы стали у изголовья павшего героя. Они отерли кровь с его лица, они не плакали, нет — хотя острая боль сдавливала сердце, они поклялись над его прахом бить нещадно, разить и уничтожать врага и тем отомстить за смерть любимого командира.
И они сдержали свое слово. В августовском наступлении, закончившемся полным разгромом и уничтожением врага, Ремизовский полк показал себя блестяще. Традиции, привитые в полку Иваном Михайловичем Ремизовым, свято оберегались его соратниками и друзьями — комиссаром Кабановым, капитаном Рывшем, отсекром Петровым, новым командиром полка майором Прокофьевым и другими славными однополчанами.
И когда полк в стремительном наступлении, разбив врага, занял высоту, господствующую над долиной Халхин-Гола, то назвал ее высотой Ремизова — именем славного героя.
Высота эта была завалена трупами японцев.
Полк достойно отомстил за смерть своего любимого командира.
В глухой монгольской стороне, недалеко от серебряно-струйного Халхин-Гола, находится могила Ивана Михайловича Ремизова, посмертно награжденного Правительством высоким званием Героя Советского Союза.
…Над могилой этой шумят неугомонные степные ветры, и гордые орлы простирают над ней свои крылья.
Старший политрук П. КРАВЧЕНКОПАРТИЙНАЯ РАБОТА СРЕДИ ЛЕТЧИКОВ
Стояла ясная монгольская весна. Необозримым зеленым простором раскинулась бескрайняя степь. В чистом голубом небе шумели моторы. Самолеты взмывали в воздух. Летчики совершенствовались в высшем пилотаже, в точности стрельбы. От зари и до зари шла обычная учеба.
Ночью пришла тревожная весть: отряд японских солдат нарушил границу дружественной Советскому Союзу Монгольской Народной Республики. Японские захватчики, видимо, затевали новую провокацию.
На рассвете мы поднялись по тревоге и вылетели в район реки Халхин-Гол. Через четыре дня наша часть уже приняла участие в первых боях с японскими истребителями.
Никогда еще не приходилось мне работать секретарем партийной организации авиационной части в боевых условиях. Не было опыта, а обстановка требовала быстрой перестройки всей партийной работы. Ее следовало направить на обеспечение полной боевой готовности всего личного состава и материальной части. Надо было еще выше поднять авангардную роль коммунистов в бою.