икладываю каждому к губам флягу. Одна фляга — на тридцать человек. Еще на дне три-четыре капли, отдаю и это. А сам отошел за куст, пососал тряпочку, которой была обвернута пробка фляги. Стало немного легче.
И через несколько часов пришла вода! Воды сколько угодно. Бойцы напились. Один или двое даже промыли глаза, — умываться как следует еще нельзя, это роскошь. Но скоро наступило и это время. В окопчике устроили «неприкосновенный запас» — врыли банку из-под бензина, которую я выпросил в полковой артиллерии, да три банки из-под боеприпасов. Врыли в землю плащ-палатку. Воды достаточно. Но снабжение все же еще не регулярное. Нужно беречь воду, дорожить каждой каплей. Бойцы пошли в разведку на 7–8 километров в тыл врага. Даю всем по кружке напиться, наполняю фляги. Придут, напою снова. После, когда воды стало сколько угодно, долго мы вспоминали это пережитое время…
— Помните, товарищ политрук, как вы нас — из ложки отпаивали, будто малых ребят?
Что говорить, — конечно, помню. Да разве забудешь!..
Военный опыт пригодился мне, когда был ранен командир роты тов. Мироненко. Я ходил с бойцами в разведку, в атаку. Шесть суток находились в обороне, сдерживая превосходящую силу противника. Из окопа в окоп перебегал к каждому бойцу с газетами и новостями. Тут же, в окопах, было принято в комсомол и партию несколько бойцов.
Однажды случилось так. Свистели пули, ложились один за другим снаряды, а я ползу, иногда бегу со связкой газет. Как на грех, надел новое обмундирование, не успел пришить петлицы. Старое было изорвано в бою. И вот бойцы из соседнего подразделения захватили меня «в плен», сочли за чужого. Несмотря на мои уверения и просьбы, увели километра за два. Добрался к своим бойцам уже только с половиной газет, а остальное пришлось раздать по пути.
Так проходили боевые дни и ночи.
Красноармеец М. ПЕВЗНЕРВ СЕКРЕТЕ
Весь день стояла томительная жара. Степь дышала зноем.
Накаленный, пахнущий гарью воздух содрогался от артиллерийской канонады и гула истребителей. Земля дрожала от взрывов. То там, то здесь вздымались столбы песка, пыли и дыма.
Вечер принес прохладу и тревожную тишину.
Двигались молча, уже в темноте. Впереди командир отделения Павел Пономарев, за ним бойцы — Власов и Абросимов. Вот и пологая сопка. Наискось от нее другая — повыше, острым горбом врезается в небо.
Между сопками легла лощина, где должен расположиться секрет.
Остановились у подножья. Прислушались. Тихо. Далеко на горизонте виднелось пламя. Изредка глухо доносился орудийный выстрел, стремительно взлетала ракета, озаряя нестройное очертание сопок.
Впереди, метрах в 300–400, находились японские позиции. В последний раз оглянулись назад — туда, где лежала линия окопов батальона, и стали спускаться в лощину. Пономарев, не останавливаясь, обернулся в сторону товарищей.
— Не отставай, — топотом предупредил он Абросимова, который шел последним. И неожиданно сам замедлил шаги, прислушиваясь.
Чуткое ухо Пономарева уловило сначала неясный шорох, потом звяканье, глухой топот ног…
«Японцы!» — пронеслось в сознании.
Прямо на секрет, еще не успевший занять свои позиции, надвигалась темная, колеблющаяся масса.
Пономарев вполголоса отдал приказание:
— Власов, беги, донеси в штаб.
Власов отполз в сторону и исчез в темноте ночи.
— Снимай шинель, заряжай! — приказал командир Абросимову. Светлая шинель выделялась в темноте и могла привлечь внимание врага. —.
— Стрелять по команде, подпустим ближе!
Пономарев снял шинель, ощупал гранаты на ремне и залег в траву, стиснув в руках винтовку.
Темные фигуры надвигались.
И тут вдруг случилось неожиданное. Испугавшись японцев, Абросимов дико вскрикнул, бросил винтовку и побежал в животном страхе.
В то же мгновенье раздалась японская команда и вслед залп. Нелепо вскинув руками, Абросимов упал.
Пономарев приложил винтовку к плечу и выстрелил. Потом он с силой метнул гранату. Раздался взрыв, сопровождаемый стонами и криками.
Пуля и граната попали в цель. Ошеломленные неожиданным ударом, японцы в смятении побежали в разные стороны.
Пономарев почувствовал острую боль в ноге. Стреляли откуда-то сзади.
«Японцы зашли в тыл» — промелькнуло в сознании. Пономарев остро ощутил всю безвыходность своего положения.
Один против двадцати. Японцы обходили его со всех сторон.
Оправившись от первого удара, противник изменил тактику. Ползком с трех сторон приближались японцы к Пономареву. С визгом и улюлюканьем, с криками «банзай» кинулись они на отважного бойца.
Впереди банды бежало трое. Уже слышно было их учащенное дыхание. Щелкнул затвор. Пономарев спокойно выстрелил. Один японец грохнулся на землю. Винтовка вылетела у него из рук.
Пономарев нажал на спусковой крючок, еще раз — винтовка молчала. «Засорилась», догадался он, и холодок пробежал по телу. А японцы все ближе и ближе. Пономарев поднялся, с винтовкой наперевес бросился на одного из нападавших и с силой ударил его штыком. Японец грохнулся замертво. Другого японца он свалил страшным ударом приклада по переносице.
Противник откатился, но он еще близко, где-то здесь, в кустах, в складках сопки. Пули свистели над головой. Как быть дальше? Пономарев обрадованно вспомнил: у Абросимова винтовка, два подсумка с патронами, две гранаты.
Превозмогая боль, он пополз.
Услышав шорох, японцы открыли частую стрельбу. У Пономарева была еще одна граната. Последняя! Он бросил ее и в ту же минуту почувствовал острую боль в правом боку. Он продолжал ползти и добрался до того места, где лежал труп Абросимова. Гранаты и винтовка валялись рядом с трупом. Пономарев схватил гранаты и одну за другой метнул их в японцев. Потом стал стрелять из винтовки. Но вскоре отказала и винтовка Абросимова — в затвор попал песок.
Корчась от невыносимой боли, оставляя кровавые следы за собой, пополз Пономарев к трупам японцев. Около убитого офицера валялась винтовка. Японский командир лежал скрючившись, мертвой хваткой зажав пистолет в руке. Пономарев вырвал пистолет, подобрал винтовку и коробку патронов. С новым оружием приполз он к своему убежищу и стал торопливо рыть окоп.
Несколько раз пытались подползать враги к отделенному командиру, но откатывались, отброшенные метким огнем Пономарева.
Начало светать.
В туманной дымке рассвета выступили очертания сопок. Перед глазами встала страшная картина боя. Впереди, метрах в семи-восьми, беспорядочно валялись трупы японцев, каски, винтовки, коробки с патронами.
Неподалеку, с выброшенными вперед руками, растянулся мертвый Абросимов. А сзади, уткнувшись лицом в траву, порыжевшую от крови, лежал труп человека в красноармейской форме:
«Власов», решил Пономарев. Теперь он понял, почему не пришла помощь. Японцы закололи Власова, прежде чем тот доставил донесение в штаб.
…На горизонте показался красный диск солнца. Тревожная ночь позади. Пономарев сидел в окопе, держа винтовку на бруствере.
Из-за сопки показались две фигуры.
Пономарев узнал товарищей — связистов.
Один из них остался с ним, другой побежал в штаб.
Пономарева принесли на командный пункт, положили на траву, постелив шинель.
Раненого окружили бойцы. Мертвенно бледный, ослабевший от потери крови, он оглядел товарищей, взволнованно рассказал о ночном бое. Его слушали, затаив дыхание.
— Власов погиб геройски. А другой, Абросимов, позорно струсил… — Гневом и болью звучали слова раненого командира, когда он рассказывал об Абросимове.
Принесли носилки. Санитары уложили на них Пономарева и понесли к санитарной машине, стоявшей в укрытии за бугром.
Здесь, у машины отделенный командир Пономарев расставался с боевыми товарищами.
Каждый подходил к отважному бойцу и молча пожимал ему. руку.
Уже после выяснилось, что Пономарев задержал диверсионную банду японских «смертников», которые пытались прорваться через линию нашей обороны и взорвать переправу.
Прошло около трех месяцев. По проторенной дороге вдоль границы быстро катился автомобиль. Справа и слева высились покрытые скудной растительностью сопки, мелькали кусты, одинокие деревья.
Машина остановилась в котловане. Из нее в новенькой форме, чуть прихрамывая, вышел коренастый, среднего роста человек с светлыми глазами на простом русском лице. Это был Павел Пономарев. Из землянок и блиндажей выбежали боевые товарищи.
Знакомые и незнакомые обступили его, радостно здоровались, поздравляли с высокой заслуженной наградой — званием Героя Советского Союза.
Майор А. КУЗНЕЦОВ и полковой комиссар В. СЫЧОВВ ТЫЛУ У ВРАГА
Широко раскинулись песчаные барханы. Вершины невысоких сопок поросли скудной травой и кустарником. В 3–4 километрах, извиваясь между горами, быстро мчится река Халхин-Гол. Кипят ее пенистые волны у широких болотистых берегов. В этих барханах, недалеко от реки, в глубокой котловине, заросшей камышом, расположен наш разведывательный батальон. Ни с воздуха, ни с земли нельзя увидеть ничего подозрительного.
Наверху тщательно замаскировался наблюдатель. Он ежеминутно осматривает в бинокль голубую даль. Никто не ускользнет от внимательного наблюдателя. Каждый кустик, каждый бугорок на десятки километров вокруг ему знакомы, и в них не укрыться врагу.
В холодке, в тени машин, беседуют политруки с бойцами.
В четыре часа дня из командного пункта получен боевой приказ: немедленно сформировать легкую, подвижную, но сильную группу, выступить в район Депден-Сумэ и своим огнем оказать помощь нашему батальону. Надо было внезапно, выйти в тыл и фланг противнику и нанести ему сокрушительный удар. Операцию приказано было закончить в тот же день, к десяти часам вечера.
Депден-Сумэ — в 20–25 километрах. Отряд нужен легкий, чтобы быстро одолеть расстояние по трудной песчаной местности, и в то же время мощный, способный открыть сокрушительный огонь.