День выдался знойный. Комары живьем сжирали. Не оставляли нас в покое и японцы. Мы слышали, как шарили они по кустам.
Решили мы не двигаться, ждать здесь ночи. Условились: если четверых нас убьют, пятый должен обязательно добраться к своим и рассказать, как все было.
До одури хотелось курить. О еде никто и не думал.
Пролежали так до заката. Когда совсем стемнело, подползли к одному кусту и стали всматриваться и прислушиваться. Вскоре услышали пьяные крики — значит, японцы недалеко. Проползли еще метров сотню и оказались у самой дороги. По ней ехало пятеро японских кавалеристов.
— Если заметят, — шепнул я товарищам, — стреляйте в упор.
Конные прошли. Показалась группа солдат человек в двенадцать. Последний наскочил на Архипова и уже намеревался запороть его штыком, но упал, сраженный выстрелом из нагана. Архипов упредил японского солдата.
Поднялся крик и вой. Мы отскочили в глубь кустов и пошли наугад, пока не наткнулись на танковый след. То был след, характерный только для наших машин.
Обрадовались мы и хотели было пойти по следу. Но, видно, японцы опомнились от страха, вызванного выстрелом Архипова, и повели вдоль кустов частую стрельбу. Тогда мы снова стали ползти.
Ползли по следу всю ночь, пока не стала заниматься заря. Силы уже начали покидать нас, когда вдруг мы услышали русскую речь:
— Товарищ командир, — говорил кто-то…
— Это наши! — вскричал я, и мы побежали на голос.
Скоро мы увидели своего командира Яковлева. Он кинулся к нам, обнял каждого, крепко расцеловал, велел накормить, переодеть…
Младший политрук П. ТРОЯНОВСКИЙВЕРА ВАДОВСКАЯ
Недалеко фронт. Все чаще и чаще встречаются автомашины, мотоциклы. В голубом небе гудят моторы боевых самолетов. От столбов вправо и влево- убегают десятки дорог. Мелькают маленькие фанерные таблички:
«В госпиталь».
«В ДОП».
«К Галанину».
Через несколько минут где-то далеко раздается гулкий раскат грома. Вера вздрагивает.
— Что это?
Лейтенант, сопровождающий ее, улыбается:
— Дальнобойная бьет. Наша…
По обеим сторонам дороги чернели бугорки окопов, кое-где работали группы бойцов, дымили походные кухни. А впереди и сзади почти сплошной вереницей тянулись автомобили.
Для Веры все это было новым и незнакомым.
Иногда, глядя на винтовки и штыки бойцов, Вера спрашивала себя: «Куда я еду, такая?»
И краснела, нащупывая в ногах маленький чемоданчик с обыкновенными бритвами.
С того дня, как Вера получила приказание командира полка майора Ремизова явиться на фронт, она не переставала внутренне смущаться. И все оттого, что ей казалось смешным появление на фронте не с винтовкой, не с гранатой или пулеметом, а с бритвой, помазком и одеколоном.
«Засмеют, — думала она. — Скажут, вот глупая…»
И успокаивалась только тогда, когда перечитывала записку майора Ремизова.
«Ты, Вера, не стесняйся, — писал майор, — вот увидишь, как будешь нужна здесь, в окопах. Или ты думаешь, что мы здесь обрасти все хотим? Нет, частенько вспоминаем о тебе…»
Беспокоила Веру и другая мысль. А что, если она — комсомолка, — и вдруг окажется трусихой?
Машина спускалась под гору. С реки тянуло прохладой, пахло травами.
— Вот и Халхин-Гол, — сказал лейтенант.
Вера оживилась, встрепенулась. Знаменитая, прославленная теперь на весь мир река просвечивала узкой лентой воды среди зеленых и низких кустов. А дальше, за лугом, дымились барханы. Слышны были выстрелы, разрывы, треск. Вся дорога была изрыта большими и маленькими воронками. Это уж следы боев…
Не успела Вера рассмотреть все, как над головой у нее со свистом пронесся снаряд, а потом раздался грохот, и у одинокого деревца под горой земля поднялась столбом.
Девушка прижалась к борту машины.
— Неприятно? — спросил лейтенант.
Вера посмотрела на него. Он был спокоен и по-прежнему улыбался.
— Японцы шалят. А там наши… Водитель, давай скорее.
Спокойствие лейтенанта постепенно передавалось Вере. Она перестала думать об опасности, села поглубже и с любопытством разглядывала незнакомый красивый берег реки.
— Пропуск! — окликнул кто-то.
Вера поднялась. У машины стоял красноармеец. И никакого удивления, никакой усмешки не обнаружила девушка на лице у него.
Вскоре въехали в глубокую впадину, и к ней со всех сторон подходили бойцы и командиры.
— Вера приехала! Вера…
Вера и не думала, что ее приезд явится целым событием для части.
Подошли Ремизов, Федюнинский, Миштейн, Смирнов. Все жали руку, поздравляли.
Не прошло и часа, как на командном пункте уже работала парикмахерская. На стул, поставленный в глубокой траншее, садились бойцы и командиры. Вера с гордостью видела, что всем была радостна и приятна ее работа, что все испытывали потребность побриться и освежиться одеколоном.
Никогда еще она не работала с такой легкостью и любовью.
Вот подошел майор Ремизов.
— Как доехала?
В работе, в разговорах (незаметно подошел вечер. Веру накормили красноармейским ужином и попоили крепким чаем. Бойцы наперебой предлагали сахар, место. Так хорошо было среди них! Вера почувствовала, что она здесь не лишняя.
Поздно ночью она легла спать в окопе и быстро забылась, утомленная дорогой и работой.
Почти обо всем можно позабыть на фронте. Можно спать не раздеваясь, долго не снимать сапог, по полутора-двое суток не смыкать глаз. А побриться всегда хочется. Как только выдалась свободная минута, так щетина на бороде не дает покоя. А как побреешься — помолодеешь сразу, становится легче и веселей.
Поэтому, как только в батальонах узнали, что на командный пункт приехала Вера Вадовская — полковая парикмахерша, — все потянулись к ней: кто побриться, кто подстричься, а иные несли бритвы на правку.
Работала Вера с самого рассвета и до сумерек. А потом шла в землянку и при свете огарка писала письма матери. Хоть и далеко она от дома, но переписывалась аккуратно. Вспоминала старушку свою — седенькую, милую мать, подруг по Новгороду, передавала им сердечные приветы. И очень радовалась, когда мать, узнав, что она на фронте, написала в письме:
«Раз тебя призвали на фронт — работай по-военному. Не бойся там трудной жизни, наша семья извеки трудолюбивая. Да береги себя, ты ведь у меня единственная такая».
Дни шли незаметно. Клиентов все прибавлялось и прибавлялось. Но Вера не чувствовала усталости. Наоборот, работа доставляла ей искреннее удовольствие. Как ни говорите, а немногим парикмахерам в Советском Союзе выпадает счастье все время общаться с боевыми героями. Вот бы подруг сейчас сюда! Посмотрели бы, как она работает.
Для каждого у Веры находилась новая салфетка, чистенькая, отглаженная. Клиенты удивлялись этому, и только немногие знали, что Вера целыми ночами стирает, гладит, иногда даже крахмалит белье.
Частенько работала она под артиллерийским обстрелом и сокрушалась, когда комиссар или майор приказывали прятаться в щель.
Несколько раз дело доходило до смешного. Только Вера намылит щеки клиента, вдруг кричат:
— Воздух, по щелям!
Приходилось прерывать работу, а клиент с мылом прятался в щель.
Бывало, что работала и ночью, со свечами. Понимала, что многим днем нет времени бриться, есть другие дела.
А за наиболее знакомыми товарищами следила сама. Несколько раз ей приходилось напоминать Ремизову, что пора подстригаться или побриться.
— А разве пора, Вера? — обычно переспрашивал он и тут же добавлял: — А раз. пора, значит давай, брей…
Если клиент давно не заходил в ее блиндаж, Вера беспокоилась:
— Что это Смирнова нет? Уж не случилось ли с ним что-нибудь?
Или прямо наказывала:
— Скажите капитану, что жду его. Пора бриться…
А однажды не работала целый день. Не могла. Руки не поднимались. Плакала даже, горько плакала, как маленькая. И все не верила, что майор Ремизов убит.
— Да как же, товарищи? Ведь я его вчера только побрила!
Но ей отвечали:
— Так, Вера, но он убит…
Как родного брата, было ей жалко командира.
Перед наступлением 20 августа Вере предложили уехать в тыл. Объяснили, что будет опасно. Но она ответила:
— Я вас, товарищи, не могу оставить. А опасность с вами мне не страшна…
И осталась. Все горячие схватки своими глазами видела. А после наступления, когда японцы были разбиты, поехала в Улан-Батор за новым зеркалом.
Как-то вечером Вера взяла газету. В ней был напечатан список награжденных героев Халхин-Гола. Думала найти знакомые фамилии. И вдруг сердце ее взволновалось, забилось.
— Не может быть! — воскликнула она.
В числе награжденных орденом Красной Звезды стояла фамилия: «Вадовская Вера Владимировна».
Родина по достоинству оценила ее труд — труд окопной парикмахерши, комсомолки.
Младший политрук А. ГОЛИКОВКАК МЫ ЗАХВАТИЛИ ДИВЕРСИОННУЮ ГРУППУ
После артиллерийской подготовки наша часть кинулась в атаку. Пулеметный расчет моего подразделения густо поливал японцев свинцовым дождем. Когда до противника оставалось уже около пятидесяти метров, японцы дрогнули и стали откатываться к своему укрепленному району. Наша артиллерия перенесла тогда огонь в глубь расположения японцев.
Вот уже наши без малейших потерь заняли передовой рубеж противника. На барханах, в лощинах, в окопах валялись трупы его солдат. На правом фланге в центре большой пади возвышался холм, густо поросший травой. Здесь я и залег с группой бойцов. Позади нас, метрах в пятидесяти, окопался пулеметный расчет Тюрина.
Японцы бешено отстреливались. Они находились близко, и поднять голову было рискованно. Мы лежали неподвижно, наблюдая из-за укрытия за действиями противника.
Вдруг я заметил, что справа от нас крадется пятерка японцев. То по