— Это наши повезли японцам ужин.
Ночью 18 августа с полным грузом бомб мы отправились бомбить японцев. Командир эскадрильи тов. Егоров строго предупредил:
— В случае если облачность будет ниже Полетели. Высота 1 400 метров. По мере приближения к цели густая облачность заставила нас снизиться до 300 метров.
Что делать? Возвращаться обратно на аэродром? Штурманом на этом рейсе летел лейтенант К. Васин, прекрасный знаток своего дела. Вторым пилотом летел лейтенант Продин. Не сговариваясь, мы решили найти противника и бомбить.
За облаками мы пролетели к озеру Буир-Нур. Снизившись до 400 метров, взяли курс на выложенную нашими войсками светящуюся стрелу, от которой в шести километрах находилась цель. Вот и стрела, где-то совсем близко противник, но погода как-будто сговорилась с японцами.
— Ничего не видно, — заявил штурман, — бомбить невозможно.
Разворачиваемся, летим обратно и с трудом находим чуть заметные во мгле огни стрелы.
Неужели придется возвращаться на аэродром? Нет, во что бы то ни стало мы выполним боевое задание. Вперед, на врага!
Беру курс. Через несколько минут очутившись над целью, мы пробили облака, снизились до ста метров и стали бомбить.
В густых тяжелых облаках вспыхнули отсветы бомб. Корабль содрогался от разрывов. Справа, возле самого корабля, засверкали большие, точно пчелы, трассирующие пули, освещая кабину. Прекрасно, значит мы находимся точно над целью.
— Все бомбы сброшены, — сообщил штурман Васин. Вдруг вражеский снаряд попал в центроплан. Как позднее мы выяснили, в корабле оказалось больше ста пробоин от осколков. Один пролетел в миллиметре от уха борттехника, и четыре пробоины оказалось в моем сидении. На обратном пути нас еще долго догоняли трассирующие пули. Пришлось «вилять» из стороны в сторону, чтобы избежать попадания.
Но опаснее вражеских пуль оказалась погода. Вскоре после бомбардировки мы попали в грозовое облако, и корабль так бросало, что, казалось, с секунды на секунду он разлетится пополам. С трудом мы вдвоем управляли машиной, из всех сил удерживая равновесие.
После четырех часов слепого полета мы вышли из грозового облака.
Так ночами, в густой мгле, тяжелые бомбардировщики громили японцев.
Старший лейтенант В. КОЗЛОВКАК МЫ ЗАЖГЛИ ЯПОНСКИЙ АЭРОСТАТ
Двадцать четвертого июля, утром, в глубине оборонительного района японцев, под прикрытием густой пелены тумана, повис над землей большой аэростат.
С этой «колбасы», как мы назвали аэростат, японцы просматривали расположение наших войск и корректировали артиллерийский огонь.
Японские истребители и зенитки усиленно охраняли аэростат.
И вот мне поручили сжечь «колбасу».
Вечером я слетал в разведку, высмотрел удобную посадочную площадку. Место для засады оказалось хорошим. Провели туда телефонную связь.
На рассвете 25 июля я и летчики-истребители Хохлов и Викторов незамеченными приземлились и хорошо замаскировались.
Вскоре меня вызвали к телефону и приказали действовать тотчас же после появления аэростата.
Японская «колбаса» снова взвилась. Мы уже готовы были подняться в воздух, но в это время появились бомбардировщики и истребители японцев. Вылет задержался.
Когда японцы улетели и где-то вдали завязался воздушный бой, звено поднялось в воздух.
Шли на бреющем полете. Еще на земле мы договорились, что я и Викторов стреляем по «колбасе», а Хохлов — по корзинке.
Японские зенитчики буквально засыпали нас снарядами; появились вражеские истребители. Вихрем неслись мы на аэростат. Но мы ошиблись в дистанции, рано открыли огонь. «Колбаса» оставалась в воздухе невредимой, мы же стали набирать высоту, чтобы сделать второй заход. Скорость самолетов снижалась, и нас могла расстрелять зенитная артиллерия либо могли окружить японские истребители. Я решил отвалить в сторону и сесть снова в засаду.
Вскоре разгорелся большой воздушный бой.
Мне позвонил командующий:
— Вылетайте. Японские истребители заняты, а от зениток сумеете уйти.
На этот раз мы пошли не с южной стороны, а с северной и не «линией», а сходящимся веером.
«Змейкой», на огромной скорости, мы прошли над японским укрепленным районом. Дым от разрывов зенитных снарядов и огонь зенитных пулеметов окружили нас со всех сторон. На этот раз мы вплотную подлетели к «колбасе» и открыли дружный огонь. Не было никаких сомнений, что все пули ложились в цель. Я видел, как закачалась корзинка, но аэростат все-таки не горел. Я недоумевал. Решил сделать новый разворот, снова обстрелять неуязвимую «колбасу» и, если она не загорится и на этот раз, пойти на таран.
Снаряды зенитных орудий рвались все ближе и ближе к нашим «ястребкам», непрерывный огонь вели и зенитные пулеметы.
Делая разворот, я вдруг увидел под «колбасой» густой слой дыма, а затеям огромное пламя охватило весь аэростат.
Я понял, что «колбаса» была начинена гелием и поэтому так долго не загоралась.
На бреющем полете мы прорвались сквозь снаряды зениток, вылетели на свою территорию, замедлили ход.
Красноармейцы горячо аплодировали нам и издевались над японцами:
— «Колбасу» выпустили, ну и получайте ее обратно, поджаренную!
Политрук М. ЗАСЛАВСКИЙКЛУБ НА ФРОНТЕ
Обычно слово «клуб» вызывает представление о большом здании с комнатами для кружковых занятий, зрительным залом. Клуб открывает свои двери только по вечерам. Сюда приходят отдохнуть, развлечься.
Ну, а клуб на фронте? Что он должен делать? Каковы его обязанности в обстановке боев, когда люди поглощены одной заботой — победить врага? И найдется ли на фронте место клубным работникам?
Такие мысли тревожили нас, когда мы вместе со своим полком очутились в районе боев, у реки Халхин-Гол. Опыта у нас не было, помощи ждать неоткуда. А время не ждет. Надо начинать.
И мы начали. Не прошло и недели, как все убедились, что клуб, если им по-настоящему руководить, является одним из наиболее сильных средств массово-политической работы в части.
Три месяца действовал полковой клуб на фронте. Это был период славных боев нашей героической Красной Армии с японцами. Чувство гордости Охватывает нас от сознания того, что в этих знаменитых боях не последнее место принадлежит и нам, клубным работникам.
Формы клубной работы в условиях фронта указывала сама жизнь.
Мы пропагандировали военную присягу, используя из боевой жизни красноармейцев, чтобы сделать нашу пропаганду конкретной и яркой.
Основной формой работы мы избрали беседы с небольшой аудиторией или с отдельными красноармейцами. Такие беседы пользовались неизменным успехом. Побывав на огневых позициях и передовых пунктах, я узнавал у бойцов, что их интересует. В последующих беседах я учитывал запросы моих слушателей.
В часть поступало множество подарков от жен начсостава, пионеров, рабочих, колхозников. Письма, которые приходили вместе с подарками, помогали нам развернуть большую агитационную работу. Эти письма красноречиво говорили о том, что с нами весь многомиллионный советский народ. Установилась переписка пламенных патриотов. Каждое письмо воодушевляло бойцов и командиров на новые подвиги, питало их неугасимую любовь к своей отчизне.
Своевременная доставка писем и газет имеет исключительное значение. Поэтому мы взяли на себя доставку корреспонденции не только в полк, но и непосредственно на огневые позиции и передовые наблюдательные пункты. Обычно машина с газетами и письмами останавливалась где-нибудь в укрытии, а мы шли к бойцам, раздавали им корреспонденцию, собирали у них письма для отправки домой и ехали на следующую позицию.
Значительную работу проделала наша полковая библиотека. Мы укомплектовали передвижные библиотечки всех подразделений. Библиотекарь-книгоноша регулярно пополнял передвижки, учитывая при этом запросы читателей. Конечно, нам не удалось полностью удовлетворить все возраставший спрос, например, на военно-историческую литературу. Книги о героическом прошлом русского народа, о гражданской войне брались нарасхват.
В каждом подразделении было по нескольку чтецов художественной литературы. Мы их инструктировали и снабжали литературой. С большим интересом слушали бойцы чтение книг: «Комиссар Иван Пожарский», «Суворов», «Багратион», «Гарибальди» и другие. Заимствуя опыт политрука товарища Гаркуши, мы неоднократно устраивали также чтение «Краткого курса истории ВКП(б)».
Клубные работники инструктировали редакторов боевых листков. Клуб помогал и в художественном оформлении боевых листков.
Оформление было подчинено основному вопросу, которому посвящался листок. Командование, скажем, ставило задачу — улучшить маскировку боевого порядка. Ночью мы пишем на бланках боевых листков: «Бить врага, оставаясь невидимым для — него», помещаем рисунки хорошо замаскированной огневой позиции, наблюдательного пункта и т. д.
Особенно интересен наш опыт наглядной агитации. В нашем полку, помимо обычных и широко известных форм наглядной агитации, применялись и новые. Таково, например, издание истории боевых действий полка. История эта состоит из трех частей. В первой рассказывается о великом патриотическом подъеме, который охватил воинов Красной Армии, когда был получен приказ о выступлении для отпора провокаторам войны. В этом разделе собраны рапорты бойцов и командиров с просьбой послать их на передовые позиции, письма от родных, с предприятий и колхозов, в которых советский народ выражает свой гнев по адресу наглого и неумного соседа, свою готовность встать на защиту социалистической отчизны. Все документы собраны в подлинниках и читаются с огромным интересом.
Вторая часть посвящена теме «Наши герои». Каждому товарищу, героически проявившему себя в боях, отведен художественно оформленный лист. Помимо фотографии героя, здесь дается описание его подвига.