[294] Один молодой кавказец, явившийся из России, спрашивал его, скоро ли он выступит печатно против моей книги. Ильин сказал: „Разве я обязан на все отвечать?“»
Разумеется, это совсем не означало равнодушия Ленина к вопросам философии в последующие годы[295]. Вот только один из фактов, почерпнутый из воспоминаний А.В. Луначарского. В августе – сентябре 1910 года он встретился с Лениным на Международном социалистическом конгрессе в Копенгагене. Луначарский приехал туда в качестве представителя группы «Вперед», но в течение всего конгресса работал в тесном контакте с Лениным.
«…Во время наших разговоров на всевозможные темы, – вспоминал Луначарский, – мы очень часто беседовали мирно, и Ленин проявлял всю ту исключительную обаятельность, которую он умел внести в частные товарищеские отношения. Но когда мы заговорили о моих богостроительских домыслах, то Ленин превратился в очень строгого учителя и заговорил в самом резком тоне, не стесняясь в выборе выражений.
Мне кажется, что я и теперь могу передать с большей или меньшей точностью, чтó от него тогда слышал. По крайней мере то, что врезалось в мою память:
„Самое позорное в этой вашей позиции, – говорил мне Ленин, – это то, что вы действительно воображаете, будто делаете честь марксизму, когда называете его величайшей из религий, и будто вы чем-то украшаете его, когда, не ограничиваясь этим мерзейшим понятием – религия, еще при помощи разных ухищрений притягиваете туда и позорное слово „бог“.
В то время как научный социализм есть нечто прямо противоположное всякой религии, в то время как всякий марксист является беспощадным борцом против религии, вы пытаетесь поставить социализм в одну шеренгу с религией, вы пытаетесь перебрасывать мосты через непроходимые бездны, которые отделяют материализм от всего, хотя бы слабо попахивающего поповством.
Вот это непонимание, повторяю, делает ваши ложные шаги такими отвратительными“.
Я пытался слабо защищаться и возражал: „Владимир Ильич, я думал, что социализм выигрывает от раскрытия его этической ценности, от того, что он будет представлен как полный ответ на все религиозные проблемы и, таким образом, как завершитель и разрушитель, ликвидатор всякой религии. Я думал, что так будет по крайней мере в глазах людей, которые, не будучи пролетариями, своими особыми путями ищут дороги к пролетарской истине“.
Владимир Ильич с прежней жесткостью подхватил это мое возражение.
„А на что нам симпатии людей, которые могут проникнуться к нам любовью, только если мы навяжем на себя всякое зловонное тряпье старых вреднейших предрассудков, давно уже во всех своих редакциях служащих одним из главных способов держать умы масс в слепоте?“
Я помню, Ленин тут засмеялся, но отнюдь не дружелюбно.
„Нет, – воскликнул он, – такие люди с таким богостроительством не приведут к нам крестьянского медведя. Этот медведь их не пустит назад. Вы скользите от марксизма в гнуснейшее болото, и если вы не опомнитесь и уже не станет яснее в головах от того удара, который на вас обрушила партия, то, боюсь, вы не сумеете спастись от самой неприглядной судьбы, жертвой которой делались и до вас всякие неустойчивые типы, случайно забредшие в ряды пролетарской партии и потом потерявшиеся черт знает в каком-то историческом мусоре“»[296].
Этот факт, как и ряд других, ясно свидетельствует о том, что Ленин вел упорную борьбу за Луначарского. Беспощадно критикуя «впередовцев», он считал, что партия не должна закрывать дверей для тех участников группы, которые увидели свои ошибки и возвращаются «от „Впереда“ к партии» (25, 358), радовался постепенному возвращению их в большевистские ряды. Правда, «впередовские» ошибки, особенно в сфере собственно философской, изживались Луначарским медленно. Не случайно Ленин 30 июля 1912 года в письме Каменеву предлагал подвергнуть критике в «Просвещении» статьи Луначарского о «научном мистицизме», опубликованные в газете «Киевская мысль» (см. 48, 75).
Луначарский готов был признать ненаучной свою богостроительскую терминологию, но еще и в послеоктябрьские годы утверждал, что в ошибочные термины он «вкладывал в сущности совершенно материалистические идеи»[297]. В связи с этим он счел возможным переиздать некоторые главы из книги «Религия и социализм» (под измененным заглавием)[298]. Лишь позже, в последние годы своей жизни, Луначарский пришел к безоговорочному выводу о ложности и вредности связанных с богостроительством взглядов.
Что же касается Богданова, то, когда он сделал попытку опубликовать в «Правде» статью «Идеология», написанную с позиций махизма, это вызвало крайне отрицательную реакцию со стороны Ленина (см. 23, 246 – 247; 24, 307; 48, 190 – 191, 262 – 263). В феврале 1914 года Ленин отмечал: «Марксисты убеждены, что совокупность литературной деятельности А. Богданова сводится к попыткам привить сознанию пролетариата подмалеванные идеалистические представления буржуазных философов… Его попытки „изменить“ и „подправить“ марксизм – разобраны марксистами (чуть выше в качестве оппонентов Богданова упоминались Плеханов и Ленин (Ильин). – А.В.) и признаны чуждыми духу современного рабочего движения» (24, 339).
Заслуживает внимания и то, что примерно в это же время в журнале «Современный мир» была опубликована рецензия плехановца В. Ольгина, заканчивавшаяся такими словами: «В 1909 г. В. Ильин, резко критикуя эмпириомонизм нашего автора (Богданова. – А.В.), говорил: „Мертвый философский идеализм хватает живого марксиста Богданова“. Тогда Вл. Ильин надеялся, что „живой марксист“… способен еще повернуть к диалектическому материализму, и потому он писал: „поживем – увидим, долго ли еще будет расти у Богданова китайская коса махистского идеализма“. Прошло четыре года и вот теперь можно видеть: китайская коса идеализма стала у Богданова и толще и длинней, и с этим головным украшением он прогуливается перед российским пролетариатом, „философия“ А. Богданова глубоко реакционна. Недаром А. Луначарский нашел, что она есть „прекрасная почва для расцвета религиозного сознания“»[299].
Борьба продолжалась… Но главное дело было сделано: махизм, провозглашавшийся его адептами из среды социал-демократии «пролетарской философией», потерпел фиаско.
Ленин выиграл трудный бой.
6. «Долой материализм!», «Старье воскресло!» и т.д.
Появление ленинского «Материализма и эмпириокритицизма» стимулировало дальнейшее развертывание критики махистского философского ревизионизма.
Характерен в этом отношении опыт В.Ф. Горина, о котором мы уже не раз упоминали. Около 1907 года он начал работать над изложением материалистической философии. Значительная часть его труда должна была быть по его замыслу посвящена «критике махизма и т.п. течений». В связи с этим Горин готовил критический разбор учения Богданова и особенно заинтересованно изучал богостроительские воззрения Луначарского. В письмах к брату он констатировал необходимость распространения этой работы и на других махистов. Так, 31 августа 1908 года он писал о том, что работу по философии ему придется расширить, может быть, за счет очерков о Махе, Шуппе и т.д.; затем нужно разобрать Юшкевича, Базарова, Валентинова, Бермана и «кое-кого еще из наших эмпириокритиков».
В своей работе по критике махизма Горин пользовался поддержкой и советами Ленина. «…Вл.И. (опытный литератор) находит, – писал Горин 31 августа 1908 года, – что более удобно сначала скопить несколько вещей раньше, чем начать литераторствовать…» Ленин горячо поддержал желание Горина выступить против махистов в печати. «Владимир Ильич предлагает свою моральную поддержку. И у Бельтова (Плеханова. – А.В.), видимо, склонность поощрять меня печатно (и без задней мысли напакостить противникам, а просто потому, что проповедь махизма считает величайшим скандалом). Его поддержка еще больше обозлит против меня наших. Но Вл.И. говорит, что я не должен считаться с этим…»
Материалы архива Плеханова также свидетельствуют о поддержке им антимахистских выступлений Горина. В неопубликованной записи прений на реферате Богданова об эмпириомонизме, датируемой приблизительно 1908 – 1910 годами, Плеханов отмечал: «Горин желает бороться с махистами-большевиками. Это трогательно».
В августе 1910 года в Екатеринославе под псевдонимом Н. Грабовский вышла в свет философская книга Горина «Долой материализм!». Она состоит из двух частей: I. Введение к критике эмпириокритической критики (материалистическая теория познания); II. Философия Луначарского, или эмпириокритическая критика в действии.
Раскрывая в своей книге идеалистический характер махистской ревизии философии марксизма, Горин дважды ссылается на «Материализм и эмпириокритицизм». Восторженно отзываясь о марксистском философском материализме (что и само по себе в тех условиях имело немалое значение), указывая на реакционный характер и социальный вред взглядов махистов, Горин вместе с тем при изложении диалектического материализма допустил ряд ошибок механистического характера. Материализм он трактовал как учение о «принципиальной однородности всех качеств природы», которая представляет собой ряд «степеней одного универсального качества»; диалектика, не желающая, по Горину, «видеть иной разницы между всеми качествами мира, кроме разницы количественной», играет в этом сведéнии мира к единому материальному качеству (понимаемому как энергия) служебную роль[300]. Во второй части книги Горин справедливо указывал, в частности, на идейные истоки махизма – «перепев юмизма». Он верно отмечал: «Куцей реальной политике радикальной буржуазии как раз по плечу куцая „реальная философия“ – позитивизм… Махисты, считающие себя идеологами пролетариата, оказывают против своей воли немалую услугу реакции…»