– С чего вы взяли?
– Иначе барышня не сунула бы голову в петлю. Доверчиво сунула…
– Сопротивления не оказывала, это верно… И вот что: у нее довольно хорошо развиты легкие, мышцы горла и связки…
– Певица? – резко спросил Ванзаров, как раз под второй гудок паровоза.
Лебедев не готов был подтвердить.
– Скажем так: старательно занималась пением… Ну, что об этом толковать. Заключение пристав получит, пусть сам разбирается, – и Аполлон Григорьевич сгреб в охапку друга. – Прощайте, не знаю, как пережить эти месяцы. Привык я к вам за столько лет… Не увлекайтесь греческим вином, оно, говорят, коварное.
Ванзаров не ответил на объятия, оставаясь неподвижным.
Лебедев нахмурился:
– Вы что еще надумали? Дело простое, выеденного яйца не стоит.
– Не все то просто, что таким кажется.
– Отпуск и только отпуск!
– Не понимаю, зачем там бабочки, – сказал Ванзаров. – Не ложатся в логическую цепочку.
Лебедев без разговоров закинул в тамбур один чемодан. Что стоило ему напряжения всех мышц.
– Марш в отпуск, – скомандовал он.
– Аполлон Григорьевич, тело несколько раз поднимали и опускали. Вот что по-настоящему странно.
– Зачем? – невольно спросил криминалист.
– Кто-то хотел снова и снова видеть ее.
– С чего взяли? Бабочки подсказали?!
– Колесо подъемника было смазано. Смазали неумело, масло попало на трос. А им не пользовались три или четыре года.
– И что с того?
– Тросом несколько раз пользовался тот, кто повесил барышню…
Над перроном прозвучал третий гудок. Лебедев, как Сизиф, закинул последний чемодан. Проводники закрывали подножки тамбура. Ванзарова просили садиться, поезд отправляется через минуту.
– Трос свободен, на нем может появиться еще одна…
Насильно расцеловав друга в обе щеки, Лебедев толкнул его к лесенке вагона.
– Пишите почаще. Шлите побольше открыток с греческими видами. И не забивайте голову пустяками!
Ванзаров взялся за поручни.
– Пристав не справится…
Приподняв друга, как ребенка, Лебедев поставил его на металлическую ступеньку. Проводник нервничал и тянул руку к медлительному пассажиру. Паровоз дал прощальный гудок и выпустил облако пара. Поезд дрогнул и тронулся.
22
Синьор Капелло без труда нашел, где сегодня вечером его звезда дает концерт. Ему указали кассу, и даже хватило денег на билет, не надо считать последние монетки. Счастливый, с билетом и сытый, он отправился бродить по городу. У него было еще несколько часов в запасе, а тратить деньги на извозчика – непозволительная роскошь. Около киоска, торговавшего газетами, он замер. На него смотрела она – его мечта и мучительная любовь. Как ни мало было денег, Капелло купил открытки, точно такие, как продавались в Париже, Будапеште и Берлине. Только на обратной стороне – герб русской почты.
Он шел по большому проспекту и смотрел на обожаемое лицо. К счастью, его не задавил извозчик и не обокрал карманник. К блаженным в России относятся с почтением. Не зная толком дороги, Капелло одолел немалый путь и оказался на Петербургской стороне. Ему указали на театр «Аквариум». В саду около театра была устроена иллюминация, из ресторана доносились соблазнительные звуки. Капелло не мог позволить себе другие соблазны. Кроме одного.
Он зашел в зал и сел на купленное 775-е место – место сбоку на стульях, но какое это имеет значение, если через считаные минуты он увидит ее.
Публика неторопливо и с шумом занимала места, что оскорбляет и его чувства, и саму Кавальери, казалось Капелло. Погас свет, заиграл оркестр, поднялся занавес. Вместо его звезды на сцену вышла какая-то дама в блестящем платье и стала петь пошлую песенку на французском. За ней другая и третья. Потом были фокусники, какой-то эстрадный номер, комические танцы. Затем господин кривлялся, изображая разные звуки, а публика смеялась и аплодировала. Все это было пошло и глупо. Но где она?
Капелло не купил программку и не знал, что Кавальери отдано второе отделение.
Он еле пережил антракт.
Когда публика вернулась на места, погас свет и заиграл оркестр, он приготовился к мгновениям счастья. Ради которых еще жил.
Поднялся занавес. Произошла перемена декорации. Сверху опустились подвесные гирлянды, а на заднике в глубине сцены был нарисован город, дурная карикатура на родину Капелло. Он перестал замечать театральную глупость, когда на сцену наконец выпорхнула она, его звезда.
Публика встретила появление Кавальери громом восторга. Мужчины аплодировали стоя. Она не обманула ожиданий: костюм скрывал совсем немногое из красивого тела. Но общее внимание зала было приковано к драгоценностям. Шея, уши, кисти ее рук были обильно усыпаны брильянтами. Все они переливались и сияли. Кавальери танцевала, а за ней носились искорки молний. Зрелище занимательное.
Но не этого ждал Капелло. Он ждал, когда она запоет своим неподражаемым голосом.
Закончив народный танец и получив шквал оваций, Кавальери отдала публике поклоны и приготовилась к арии. Она чуть отошла от рампы, чтобы зеркало сцены усиливало ее голос. Оркестр с маэстро Энгелем заиграл вступление.
Откуда-то сверху метнулась тень. Капелло не понял, что произошло. Раздался грохот, как будто взорвалась бомба. Ему показалось, что Кавальери упала, он не мог разглядеть за спинами вскочившей публики, что происходит. И только испугался, что любовь всей его жизни погибла. Мысль эта была столь невыносима, что Капелло потерял сознание и упал со своего стула. На него никто не обратил внимания. Все смотрели на сцену, над которой поднималось облако пыли.
23
Сад горел гирляндами разноцветных фонариков. Терраса ресторана была полна. Мужская часть зрителей угощала актрис. Кавальери среди них не было. Ванзаров держался в стороне, чтобы господин, наливавший шампанское веселой брюнетке, опять не заметил его. От террасы тяжелой, ковыляющей походкой шел Морев. Указательный палец левой руки перетягивал свежий пластырь. Ванзаров встал на его пути.
– А, это вы, – сощурившись, сказал Морев. – Болтали, что уехали навсегда, бежали из страны, не в силах пережить любовь к… Ну, всякие глупости болтают. Правда, что Лина вас на защиту вызвала?
– Сыскная полиция обязана защищать всех, мадемуазель Кавальери не исключение, – строго сказал Ванзаров, угодив в театральные сплетни, как муха в мёд. – Кто эта дама, что пьет шампанское?
Легким движением усов он указал на столик, где весело проводил время Диамант. Собственной персоной. Несмотря на разыскной альбом, городовых и наметанный глаз вокзальных жандармов. Морев оглянулся.
– О, эта наша этуаль[13], мадемуазель Горже.
– Понуждать гостей покупать шампанское входит в ее контракт?
Морев усмехнулся и закашлялся.
– Ничего не поделать… Театру дохода от билетов не хватает. У нас еще приличия соблюдают, не то что у Омона. – Потрепанный антрепренер хотел пуститься в байки, но Ванзаров его остановил. Он был прекрасно осведомлен, что в московском «Аквариуме» актрисы не имели права отказывать гостям в любом желании. Чего требовал владелец театра и сада знаменитый Омон: традиции его старого театра никуда не делись.
– Кавальери и Отеро тоже шампанским угощаются?
Антрепренер скроил удивленное выражение.
– Да что вы! В прошлом году, когда Лина первый контракт подписывала, Александров только заикнулся об этом, но она такой скандал подняла, чуть не отказалась выступать! Слышали, что на представлении случилось?
Ванзаров не слышал, он был занят немного другим, а до Николаевского вокзала известия не долетали. И Морев со вкусом начал рассказывать. Оказывается, во втором отделении, когда Кавальери выступала, случился большой конфуз. Только она закончила итальянский танец и встала для исполнения народной песенки, сверху, с самой верхотуры сцены, упал мешок с песком. Грохнулся – будто бомба взорвалась. Еще бы полшага – и неизвестно, чем бы кончилось. Мешок тяжелый, не меньше четверти пуда, мог бы и убить. К счастью, обошлось. Публика испугалась! Говорят, какой-то студентик в обморок упал. А Кавальери, молодец, закончила выступление как ни в чем не бывало. Только бледная сильно…
– Зачем наверху мешок повесили? – спросил Ванзаров, опять выдав, что он «не человек театра».
Морев старательно пояснил, что мешок вешают по надобности: некоторые части декораций, для которых не нужны тросы, поднимают просто на веревке. Чтобы веревка не выскальзывала и не надо было лазить под крышу продевать ее в закрепленное кольцо, на конце вяжут мешок с песком.
– Часто тут у вас мешки падают?
– В театре всякое бывает, – ответил Морев и заторопился прочь.
Старательно обойдя террасу, чтобы не спугнуть Диаманта, Ванзаров вошел в театр. Дорогу в гримерную комнату он запомнил.
Открыла молоденькая барышня с веселым лицом в черном платье и белом фартучке горничной. Она лишь немного приоткрыла дверь и взглянула на него через узкую щель. Гость был досконально изучен быстрым женским взглядом.
– Что вам угодно? – спросила она с французской наивной кокетливостью. Мужчина ей понравился.
– К мадемуазель Кавальери, по важному делу.
– Мадемуазель никого не принимает.
– Доложите, что сыскная полиция…
– Кто там? – раздался ее голос.
Горничная ответила, что пришла русская полиция. Ей приказали впустить.
Ванзаров только вошел, а к нему уже метнулось что-то белое, в крыльях нежного тюля. Кавальери чуть было не кинулась ему на шею, но в последний миг остановилась. Жаль, такой порыв можно было не сдерживать.
– Вы! – с глубоким чувственным выходом произнесла она. – Я знала, что вы вернетесь, мой милый Фон-Сарофф! Мне сказали, что вы уехали, но я не верила! И вот – чудо!
– Опоздал на поезд, – сдержанно ответил он.
Кавальери метнулась к софе, на которой до того лежала. Она не сменила сценический костюм, который слишком сильно напоминал легкие одежды наяд. Или нимф. Ванзаров не мог поручиться, кого именно. Красота тела и драгоценных камней немного слепила.