– Вел приятную беседу с этим господином, – ответил Ванзаров, указывая на Лебедева.
Того не удостоили и взглядом.
– Вели приятную беседу? Вы знаете, что я могу вас выгнать вон из полиции вот так… – Отеро щелкнула пальцами. – Хотите?!
– Вы можете поступать, как сочтете нужным, – последовал ответ. – Я повторяю обещание: бенефис состоится. У вас будет соперница, которую сможете победить. Или проиграть ей с честью…
Спокойствие и ровный голос иногда творят с женщинами чудеса. Что доподлинно известно дрессировщикам диких зверей. «Спокойствие и кнут возьми с собой, когда будешь иметь дело с женщиной», – говорило выражение лица Ванзарова. И сила подействовала. Отеро отошла на шаг, будто намеревалась с разбегу ударить его головой в живот, но вместо этого прыгнула ему на шею и влепила поцелуй в самые усы. Так стремительно, что Ванзаров не успел даже «пардон» сказать. Зато Лебедев издал один из мерзких смешков, на какие был большой мастер. За что немедленно поплатился.
Отеро бросила в него огненный взгляд.
– Это что за русский медведь? Ваш камердинер?
С такой наглостью Аполлон Григорьевич давно не имел дела. Обычно ведь только он позволял себе подобные выходки. А тут… От гнева он чуть не задохнулся. Если бы Отеро была мужчиной, последствия могли быть самыми плачевными. Но ей повезло, она родилась женщиной. Дернув плечом, Отеро удалилась, гордо изогнув спину.
– Это кто такая… – тут Лебедев позволил себе такое непечатное выражение, по сравнении с которым слово «сука» было бы похвалой.
– Разве не знаете? – спросил Ванзаров. – Божественная Отеро собственной персоной.
– Да знаю прекрасно, кто она. Ишь, королева брильянтов… – И Аполлон Григорьевич опять ввернул выражение, от которого покраснел бы городовой.
– Как вы ее назвали? – переспросил Ванзаров. Во времена его юности некая «королева брильянтов» оставила в его душе свой след. Довольно глубокий. Ну да что вспоминать…
Лебедев отмахнулся.
– Вы что, газет не читаете? Так ее репортеры прозвали… Выходит на сцену вся в каменьях… – И в третий раз он изрек мощный эпитет из великого и могучего русского языка.
Газеты Ванзаров читал. Только никогда не заглядывал в театральную хронику.
– Полезный урок, Аполлон Григорьевич, – сказал он.
– В чем же, позвольте узнать?
– Он мне кое-что наглядно разъяснил…
– Как вашего друга с грязью смешивают?
– Отеро определила ваш характер и нанесла небольшой удар в самое уязвимое место – вашу гордость. По-женски точно…
Аполлон Григорьевич вытащил сигарилу и стал ее разминать.
– И чему тут учиться? – недовольно буркнул он. – Взбалмошная дура, не следит за языком…
– Чтобы победить, женщина должна уколоть в больное место. Укол маленький, но чувствительный. В вашем случае. А в ином – последствия могут быть трагические, – сказал Ванзаров и пошел прочь, погружаясь в мыслительные дебри.
Лебедеву оставалось только последовать за странным гением.
6
Мадам Фальк проявила всю силу материнской выдержки. Посыльный принес записку на имя Анечки, а мать не посмела вскрыть это письмо. Хотя имела полное право знать, кто пишет ее незамужней дочери. Дождавшись возвращения Ани с уроков, она вручила дочке записку. Что будет дальше, она прекрасно знала. Дочь отошла подальше, вскрыла письмо, прочла и тут же спрятала его в лиф.
– От кого послание? – ласково спросила мадам Фальк.
– Отстаньте, мама. Вовсе не то, что подумали, – ответила Анна, отметая подозрения о женихах.
– Из театра приглашение?
Дочь резко повернулась к ней.
– А хоть бы и так. Что с того?
Догадка оказалась верной. Мадам Фальк старалась не показать, как обрадована.
– Так ведь я же только спросила…
Слушать ее не стали. Анечка побежала к себе переодеваться. И заперлась, не пуская ни мать, ни горничную. Она вышла в новом платье, которое ей сшили месяц назад для особого случая. Светлое, чистое, воздушное. Мадам Фальк откровенно любовалась дочерью: звезда, да и только…
– Серьги мои надень или кулон…
– Ах, мама, это неприлично. Ваши прадедовские украшения никому не нужны, – и Анечка поправила выбившийся локон. – Смотрят не на камни, а на талант… Лучше без них…
Мадам Фальк была согласна: такую красоту и талант драгоценности только испортят. Лучшие друзья барышни – свежесть и молодость. А вовсе не брильянты. Она была готова согласиться с чем угодно, лишь бы дочь была счастлива.
– Коли в театр собралась, помни, что господин Ванзаров наказал, – сказала она.
От нее отмахнулись, как от назойливой мухи.
– Помню, конечно!
– Может, мне с тобой поехать?
Мать осадили суровым взглядом.
– Еще чего вздумали!
– Тогда заезжай в сыск за Ванзаровым.
– Непременно поеду перед театром в полицию…
Мадам Фальк поняла, что над ней смеются. И не посмела возразить. Ей страстно хотелось узнать, в какой театр дочь получила приглашение. Но была научена горьким опытом: о таком будущих актрис нельзя спрашивать. Чтобы не сглазить удачу.
– Когда вернешься? – спросила она.
– Не знаю, не поздно…
– Так я без тебя не сяду чай пить…
– Ах, оставьте, мама, эти глупости…
Анечка торопилась. Она вышла на улицу и крикнула извозчика. Мадам Фальк провожала доченьку. Анна прыгнула в пролетку, отказавшись от материнского поцелуя. Она тихо сказала извозчику, куда ее везти. Но слух у мадам Фальк был отменный. Она теперь знала, куда едет Аня. И обрадовалась – это знаменитый театр!
…Анечка ехала в пролетке и волновалась, как никогда. Солнце светило мягкое, обдувал свежий ветер. Чтобы успокоить чувства, чего доброго, голос перехватит, она стала думать о посторонних предметах. И ей почему-то вспомнилась мадемуазель Горже, которую давно не видела и случайно встретила у профессора. Пришла странная мысль: если Горже надеть вуалетку, мадемуазель будет похожа на Вельцеву. И голос похож… Как будто бы…
Но зачем певице, которая выступает на сцене, играть с ней такие игры? Вчера быть в одном образе, а сегодня предстать в другом. Уж не завидует ли певица таланту Анечки?
Эта мысль показалась ей столь приятной, что она ощутила уверенность, которая так нужна будущей звезде сцены.
7
Дурное настроение не развеялось. Лебедев заявил, что ему срочно надо вернуться лабораторию, и в одиночку отправился за извозчиком. Ванзаров не стал мешать. Бывали минуты, когда Аполлона Григорьевича лучше не трогать, ни к чему хорошему это не приведет. Наговорит всякого, потом будет извиняться. Лучше отпустить с миром.
В этот час терраса ресторана была пустынной. Поздний завтрак привлекал немногих. Даже пристав Левицкий не пожаловал. Ванзаров подумал, что неплохо бы хоть раз нормально позавтракать. И пошел к террасе. Официант предложил столик с видом на сад, выдал меню. Ванзаров уже совсем было собрался представить, что оказался в отпуске, в Греции, кругом великие руины, светит солнце Древней Эллады. Но погрузиться в мечты он не успел. Из театра выбежал Александров и направился прямиком к столику.
– Вы были правы, нахалка объявилась! – проговорил он.
Ванзаров отложил меню.
– Получили записку?
– Нет, стоит на сцене, распевается…
Такую удачу нельзя было спугнуть. Если бабочка прилетела пить нектар, она никуда не денется. Главное, не спешить.
– Как она выглядит, можете описать? – спросил Ванзаров, чем сильно удивил Александрова.
– Обычно выглядит, как полагается. Платье модное, прическа…
– Вуалетка есть?
– Да вроде бы… Не заметил…
– Что она хотела?
– Буквально слово в слово, как предупредили, – признался Александров. – Дескать, готова спасти представление, закрыть собой второе отделение. Публика останется довольна сюрпризом. Готова петь без денег, без афиши, лишь бы дали шанс…
Ванзаров подскочил.
– Пойдемте…
Они вышли на сцену в правом кармане. Декорации, поставленные для Отеро, закрывали сцену. Никто не пробовал голос, где-то Варламов работал молотком. Подойдя к кулисе, Ванзаров выглянул.
– Там никого нет, – сообщил он.
Но это вовсе не поразило Александрова.
– Значит, ушла, – сообщил он. – Чего на сцене торчать?..
– Георгий Александрович, дама назвала себя Вельцевой?
В ответ раздался презрительный смешок.
– Вот еще глупости! У нее псевдоним сценический имеется. Всем известен – мадемуазель Горже…
Ловушка, тщательно расставленная на волка, поймала мышь. Но ведь мышь почему-то оказалась совсем не в том месте, где полагалось ей быть…
– Мадемуазель Горже проживает в «Пале-Рояле»? – спросил Ванзаров.
Александров только хмыкнул.
– Уже узнали…
– Почему у нее были плохие отношения с Моревым?
Вот точно в театре болтают без умолку. Георгий Александрович подумал, что пора немного прижать самые болтливые языки.
– Федор Петрович не давал ей ходу на большую сцену, – ответил он. – Считал, что не вышла талантом. Горже, напротив, считает себя непризнанным гением… Однажды они сильно повздорили на этой почве, он получил от нее звонкую пощечину… Так он ее дальше летней сцены с тех пор не пускал… Ну, а я предпочитаю от этих склок держаться подальше. Для чего жалованье антрепренерам плачу…
– Горже могла без вашего ведома петь в «Неметти»?
– По контракту это строго запрещено, – ответил Александров, хотя знал: если у актрисы выходной день, отчего бы ей не заработать на выходе. Только это была большая тайна. – Что меня пытаете, спросите ее напрямик…
В кармане хранились снимки трех сопрано. Ванзаров вынул портрет Горже и всмотрелся в него. Он вспомнил, где мелькнуло это лицо: на стене профессора пения.
– Мадемуазель брала уроки пения у профессора Греннинг-Вильде?
– Все они у Зельмы Петровны обучаются, – отвечал Александров, подавив зевок. – Да только толку? Звезд что-то наших не видно…
– Горже имеет отношения с Вронским?
Такая застенчивость показалась Георгию Александровичу чрезвычайно милой: наконец хоть какая-то слабость обнаружена в стальном характере. Видать, молодой человек в вопросах женского пола маленько слабоват.