— Даже я не сразу понял, в чем дело! — делился воспоминаниями Ричи. — Ему как будто хвост прищемили. Бегает, пыхтит, а почему — не ясно. Я прочитал всю переписку, собрал досье на Вощинского, но так и не нашел ничего, что могло бы так расстроить и разозлить моего «двуногого». Я смотрел на фото и так, и этак… Ничего особенного — невысокий, темноволосый. Похож на мальчишку. Ну разве что улыбка…
— Ох, уж эти коты! — закатила глазки Мася. Это была ее любимая часть рассказа. — Я-то сразу поняла, в чем дело! Франсуаза, твой хозяин очень обаятельный и привлекательный по меркам «двуногих». Ревность! Вот что это было! Хорошо, что моя «двуногая» тоже это поняла и смогла убедить своего Отелло в том, что ему нечего беспокоиться.
— И как хорошо, что ваши «двуногие» прислушались к совету моего и сняли домик именно в этом районе, почти рядом с нами, — закончила Франсуаза. — Теперь мы можем ходить друг к другу в гости! А помните нашего первого совместного пациента, шарпея? Как там его звали? Бакс, кажется? Он лежал без сознания и распухал на глазах. Ни я, ни «двуногие» не понимали, что с ним происходит. Но ты, Ричи, сразу сказал, что очень похоже на аллергию, что аллерген все еще находится внутри и продолжает действие.
— Да, самое трудное было — выпроводить «двуногих», чтобы спокойно осмотреть его. Никогда бы не подумал, что буду спасать пса. — Ричи даже передернуло. — Но, Мася, ты так хорошо мяукала! Помнишь, как они все вместе побежали за тобой, потому что решили, что ты умираешь!
— А Франсуаза сообразила заблокировать дверь и выиграла время! Мы неплохая команда! — мурлыкнула Мася.
— Вот он — клещ, которого ты, Ричи, достал тогда из складок в шкурке собаки! «Двуногие» ни за что бы его там не нашли! — Франсуаза выкатила из-под шкафа маленькую склянку с крохотным клещом, который чуть не убил складчатого шарпея.
Ричи немного сконфузился. Конечно, хорошо, когда твой незаурядный ум спасает чью-то жизнь, пусть даже и собачью… Но вспоминать о том, где именно пришлось ковыряться, было неприятно.
— Мне больше понравился тот случай с пигментацией, — перевел он разговор на другую тему.
— «Мой котик почему-то седеет! — Мася очень похоже изобразила «двуногую», принесшую недавно черного кота с непроизносимой породой. — Ах, я его купила за огромные деньги! Ах, таких котиков осталось всего несколько штук! Ах, я потомственная колдунья, и мне нужен только черный кот, но я же люблю своего Василиска!» Ах, ах! Кудах-тах-тах! Курица, а не человек!
— А кот тоже был сначала важный и напыщенный! Помните, все про духов болтал? Мол, призраки рядом, и только он сможет их прогнать! — вздохнула Франсуаза. — А на деле оказался крашеный беспородный аферист, который был готов на все ради регулярной порции сливок и колбасы. Это всего лишь предрассудки — порода, чистокровность. Главное в котах — это…
— Мурчалка! — раздался вдруг страшный рев из коридора. — А у тебя есть мурррчалка? Вот оно! Вот что главное!
— Ой, это Левиафан, — подхватилась Франсуаза и, понизив голос, доверительно сообщила: — Полный псих. Ищет какую-то мурчалку. Замучил уже всех. Быстро-быстро, надо его угомонить!
По коридору за крохотной кошечкой, медленно переваливаясь с боку на бок, следовал толстенный кот и орал, что было сил:
— Я излечу мурчалку! Я тебя спасу!
Кошечка юркнула в какую-то коробку, а Левиафан, не вписавшись в поворот, проскользил по ламинату и, сбив небольшую табуретку, врезался в Ричи.
— Держи его! — крикнула Франсуаза.
Но все оказалось не так просто, пришлось звать подмогу. Ричи с Масей держали Леви за жирную холку, Франсуаза ловко пережала ему шею, толстяк сразу обмяк и, пошатываясь, ушел в свою переноску.
— Вот такие типчики у нас бывают! — отдышавшись, похвасталась Франсуаза. — Григорий не знает, что с ним делать, считает, что это «посттравматический синдром». Но что за травма у него случилась — пока непонятно. Хотя последнее время Левиафан стал спокойнее, думаю, идет на поправку. Все-таки мой «двуногий» — просто гениальный доктор. Может быть, он даже в прошлой жизни был котом. Идемте сюда, здесь случай поинтереснее!
В просторном боксе лежала на боку худющая молодая кошка. Шерсть ее была коротко пострижена, но все равно выглядела тусклой и свалявшейся. Было видно, что кошке действительно плохо.
— Здравствуйте, Марта, — негромко окликнула пациентку Франсуаза. — Как вы сегодня себя чувствуете?
— Оставьте меня в покое! Дайте мне умереть, — едва слышно прошептала кошка, даже не открыв глаза.
— Она поступила вчера утром. Ее постригли, потому что подозревали клещевой энцефалит. Но кожные покровы чистые. Внутренние органы в норме, анализы свидетельствуют об истощении, но в целом нормальные. К сожалению, ей становится все хуже, — со вздохом сообщила Франсуаза.
— Вы сказали, что хотите умереть, — мягко произнесла Мася. Ричи просто залюбовался своей подругой — сострадание делало ее невыразимо прекрасной, голос звучал особенно нежно и проникновенно, а вся она будто светилась изнутри. — У вас что-то болит? Мы очень хотим вам помочь.
— У меня ничего не болит. И никогда не будет болеть. Я никому не буду мешать, а просто тихо уйду из этого мира. От всего этого. Мое место уже занято, дайте мне уйти.
Кошки переглянулись в полном недоумении, но у Ричи вдруг загорелись глаза, и он воскликнул:
— Ох, уж эти «двуногие»! Они такие непостоянные! Клянутся, что будут любить тебя, а потом «заводят», словно игрушечную курицу, птичку… или кролика… Ваши завели собаку?
— Хуже… — слабо встрепенулась Марта. — Они завели ребенка. Они не пускают в его кровать, не пускают к себе в комнату. Я их по-своему люблю. — Она тяжело сглотнула. — Мне нравилось, когда мои «двуногие» играли со мной, я даже была не против того, чтобы называть их хозяевами. Да, моя любовь была такой всепоглощающей. А потом появился этот детеныш…
— И ты решила уйти вот таким образом?
— Да. Я просто перестала есть. А они даже не сразу это заметили. Сначала я хотела их просто напугать… а потом… потом стало все равно.
— Но я видела вчера твою «двуногую», — громко мяукнула Франсуаза. — Она была убита горем. И она была без ребенка. А уж поверь мне, чтобы такая, как она, оставила своего детеныша даже ненадолго, должна быть очень серьезная причина.
— Правда? — Марта впервые проявила интерес к разговору, даже приподняла голову.
— Да. Если бы ей было все равно, она бы не повезла тебя в лучшую клинику, не заплатила бы кучу бумажек. Да что говорить, твой «двуногий» плакал в коридоре.
— Он… плакал… — мурлыкнула Марта. — Вы думаете, они все еще любят меня?
— Конечно! — в унисон ответили Ричи и кошки.
— А можно мне тогда чего-нибудь поесть? А то аж живот от голода сводит.
— Конечно-конечно! Бульон в четвертую! — крикнула Франсуаза в коридор.
На прощание она долго благодарила котектива за помощь.
— Мы бы так и искали физическое заболевание, а все оказалось в ее голове!
— Ну что ты, Франсуаза! Хорошо, что в этой клинике все — от котов до «двуногих» — действительно преданы своему делу, — ответил Ричи, довольно улыбаясь.
Домой влюбленные возвращались уже по вечерней прохладе. Еще один день был прожит не зря.
Глава четвертая,в которой был похищен Минкульт
Ричи расхаживал по своему любимому карнизу. Была теплая августовская ночь, где-то внизу в траве скрипели сверчки, луна вылезала из-за крыши соседнего дома. Кот почему-то никак не мог успокоиться.
Весь вечер он прогуливался по огромному дому, пытаясь понять, что же не так. Вроде бы последнее дело было с блеском раскрыто, обошлось без неприятностей и нехороших последствий. Все были довольны. И все же котектива что-то беспокоило. Какая-то мелочь, которую он очень хотел запомнить, но упустил в суете…
«Нехорошо, — с досадой думал Ричи. — Непрофессионально выходит. Мне вообще нельзя забывать детали, а такие важные — тем более. Знать бы еще какие…» Значит, придется вспоминать до самых мелких подробностей последнее дело.
А последнее дело было простым и даже, как решил бы теперь любой мало-мальски знакомый с сыскным делом, банальным.
В очередной раз в гости к влюбленной парочке пришли Лыжин и Прапор. Нельзя не отметить, что капитан любил своего рыжего напарника, особенно любил расхваливать его уникальную расцветку, но не всегда осознавал, насколько тот ему помогает. Капитан частенько захаживал к соседям, чтобы пересказать историю дела, которое он только что триумфально раскрыл, получив горы благодарности и признания от начальства и пострадавших. Самые известные передачи приглашали его на интервью, но он, как человек скромный, всегда отказывался.
Лыжин даже изредка упоминал Прапора (Ричи из этих рассказов мог легко сделать выводы о реальном участии в делах толстяка) и клубками по ковру рассыпался в мелких подробностях своих расследований. При этом умудрялся не замечать важных мест даже в своих рассказах. Люди, что с них возьмешь.
Тем не менее иногда он выдавал полезную информацию, особенно касавшуюся работы полиции и прочих людских служб. Поскольку Ричи старался избегать контактов с ними, послушать об их методах работы было небесполезно. С Прапором котектив заприятельствовал, хотя и считал того немного странным. Полосатый увалень перенял от своего хозяина не самые хорошие черты — лень и любовь приукрашивать свои деяния. При этом Прапор неплохо соображал и был значительно внимательнее своего «двуногого». К Ричи он относился немного настороженно, а иногда и с обидой, когда тот раскрывал дела, над которыми капитан бился долго и безуспешно.
Лыжин тоже заметил котектива, особенно когда тот чуть ли не носом тыкал капитана в несостыковки в его рассказах. После насмешливого шипения он спохватывался, восклицал: «Да, и кстати, точно же, забыл!» — и пытался потрепать Ричи по загривку. Котектив увиливал и с тайным самодовольством наблюдал, как человек наконец начинал понимать, что он упустил.