— …Проезжая мимо художника, я сразу почувствовал, что с этим человеком что-то не так. Но что? Когда я спрашивал его сегодня утром, как его дела, он отвечал как-то нервно и скомканно. Поэтому, закончив опрос свидетелей в доме, я сразу поехал к озеру. Мы разговаривали, казалось бы, ни о чем, но я внимательно осматривал окрестности и наблюдал за Андриенко. Наш знаменитый художник все продумал, кроме одного! Он все время бросал взгляд в сторону перелеска. И я подумал, что это может значить. Под видом поиска вот этого кота, — все взгляды впились в Ричарда, скромно чистящего когти на подушечке возле камина, — я, не вызывая подозрения, приблизился к перелеску и обнаружил схрон с птицей. С Андриенко у нас завязалась борьба, но, как видите, мне удалось выйти из нее победителем. Петр Сергеевич, теперь слово за вами — что с ним делать? Сразу в изолятор или?..
— А мы дадим ему слово, — разрешил Азаров. — Мне интересно, что толкнуло немолодого уже и довольно обеспеченного человека на преступление?
— Да я!.. — вскинулся Андриенко. — Да я из любви к искусству! Я давно уже размышлял о том, как сделать натурализм ближе к народу. Многие думают, что это направление изжило себя с приходом фотоаппаратов, что оно скучное. И мне захотелось сделать эпатажную картину. «Красота без границ», где на фоне нашего невероятно красивого озера раскрывал бы свой хвост прекрасный павлин. Это была бы бомба! Ведь все знают, что я пишу лишь то, что вижу. Я не знал, как даже приблизиться к вам, как попросить на время вашего Минкульта, ведь птица прекрасна, и вряд ли вы бы мне ее дали… И я… улучил момент. Павлин был рядом с воротами. Я схватил его и побежал! Я ничего не планировал этого, все само собой получилось!
Лыжин довольно потирал руки, а Азаров благодушно улыбался.
— А нельзя ли взглянуть на картину? — обратился бизнесмен к своим служащим. Один из них буквально растворился в воздухе и, спустя мгновение, снова материализовался с картиной в руках.
Сосисочные облака оставались на месте, озеро все так же блестело на солнце, листва на деревьях, казалось, трепетала на ветру. Ричи задумчиво смотрел на полотно, и с удивлением ловил себя на мысли, что картина ему нравится. Азаров тоже с интересом разглядывал пейзаж.
— А вот здесь должен был стоять Минкульт… — задумчиво протянул он.
— Ну да! Представляете, как гармонировало бы его оперение с окружающим пейзажем! — подхватил Андриенко. — Удержаться было невозможно!
— Капитан Лыжин?
— Я!
— Я принял решение. Выражаю вам огромную благодарность за помощь в поиске павлина, даже вознаграждение вам выплачу. Лично! Хотя могу и через кассу…
Лыжин медленно и скорбно покачал головой, мол, зачем бухгалтерию беспокоить.
— Но заявление свое заберу, — продолжил Азаров. — У меня появилась идея. Уважаемый! — обратился он к художнику. — А как вы посмотрели бы на совместный проект? У меня скопилась масса интереснейших артефактов. Почему бы вам не написать серию картин в наших окрестностях, но с использованием моих находок? В конце концов, почему бы не вложиться в развитие отечественного художественного искусства? Я думаю, нам следует прямо сейчас обсудить детали. Всего доброго, вознаграждение вам выдадут на выходе. И котов не забудьте, заберите.
Ричард гордо спрыгнул с подушечки и, задрав хвост, пошел к дверям, всем своим видом демонстрируя свое превосходство над невоспитанным хозяином дома. Прапор поспешил следом…
«Скромность кота Ричарда не знает предела. Он никогда не спешит рассказывать новым знакомым о том, что является широко известным в узких кругах котективом. Но такова судьба всех великих сыщиков — стоит им где-нибудь появиться, как тут же случается преступление… — размышлял чрезвычайно довольный собой Ричи неделю спустя. — В конце концов, «двуножье» или кошачье преступление — какая, по сути, разница? Мася снова смотрит с восхищением, ее язычок щекочет ухо, а вибриссы нежно подрагивают… Я готов к новым расследованиям…»
Глава шестая,которая начинается и заканчивается слезами
Ричи выглянул в окно — там лакомились сушеными бычками «казанская сиротка» Булочка, которая недавно поселилась в соседнем доме, и его любимая Масюня.
— Хм, в Казани моря нет, у нас тут тоже… Странно, где это они сушеных бычков откопали? Не в камышовом же котловане за лесом… — Ричи облизнулся.
— Дорогой! — повернулась к нему Мася, почувствовав его взгляд. — Иди к нам! Посмотри, какие замечательные котяточки растут у Булочки! Просто ангелочки!
Тут только Ричи заметил три крохотных хвоста, которые нервно дергались в боевом экстазе у заброшенной собачьей конуры — там уже давно никто не жил, но запах, видимо, сводил котят с ума.
В это время «ангелочки» выловили наконец то, за чем охотились уже минут десять — ящерицу. Шесть лап и три пасти с острыми, как иголки, зубками цепко держали длинное тельце хвостатой дичи. И как они еще умудрялись утробно орать при этом, уму непостижимо!
— Понимаешь, — продолжала тем временем Мася, — наши замечательные соседи — Булочка со своими ангелочками — только недавно переехали… Дети растут — надо придумать, как помочь…
— Да-да, конечно! Что-нибудь придумаем… — ответил Ричи и вдруг спросил: — Где бычков брали?
— В «Море»… — залепетала смущенно Булочка, скромненько опустив мордочку вниз. Потом искоса так, словно нечаянно, выстрелила взглядом искристо-зеленых глаз: — Так у нас рыбный магазин называется! Повар дал. Дядя Сережа. Хороший «двуногий», порядочный. Не то что некоторые, псы.
— Ладно, ладно… — перебила ее Мася. — Мы пошли гулять, а ты занимайся своими мужскими делами. Кстати, можешь попробовать — вкусно!
Бросок сушеным бычком был снайперским — «дар моря» въехал Ричи прямо по носу. Слишком уж излишне засмотрелся он на красавицу Булочку.
— Понял, понял… Гуляйте, кисоньки… — Ричи потрогал нос — больно, однако!
Кисоньки поднялись и, прихватив трех хвостатых «ангелочков», скрылись в траве.
«Мужскими делами» — легко сказать! Лыжин ничего не понимает в сыскном деле, нет у него нюха — ни человечье-«двуногого», ни тем более котиного… А туда же — сыскарь доморощенный! Пока носом не ткнешь, как слепого котенка в молоко, ничего не увидит…
Мысли Ричи были прерваны странными звуками из кабинета «двуногого» гения:
— Хрр-хлюп, хрр-хлюп…
Страшная догадка мелькнула у него в голове, и он понесся по ступенькам в мансарду, где находился кабинет писателя.
«Двуногий» сидел за столом и плакал:
— Не выходит, не выходит…
— Мррр! — Ричи пружинисто запрыгнул на стол, уселся рядом с тоскливо-пустым монитором ноутбука и проникновенно заурчал:
— М-м-м-м-р-р…
Если бы бестолковый гений хоть что-то понимал в котософии, он бы расшифровал запросто спич своего усатого учителя: «Друг! Понимаешь, выход там, где вход. Я это знаю точно — сто раз ходил…»
Гений убрал руки от лица, и Ричи понял — дело совсем швах. «Двуногий» выглядел неважно: взгляд как у побитой собаки, на щеках — вода, как у слепого котенка… Какая тут может быть «философия»! «Двуногая» ушла в бизнес, а «нетленка» не вытацовывается… Муза, называется!
— Ничего не получается, темы нет, слова испортились, фразы — как из объявления на столбе о продаже ржавой «копейки»… А тут еще и любимая моя уехала: корма, видите ли, китайцы какие-то новые изобрели. Конфуция им мало было — бизнесом занялись! Понимаешь, Ричи, Китай — это очень далеко! Новые веники вырастут, пока она вернется… А вдруг ей там понравится?
Ричи возмущенно фыркнул, с сожалением глядя на залитое слезами лицо писателя, и вдруг вспомнил, что бычка, запущенного Масей ему по носу, он не успел ни съесть, ни выбросить.
— Мя-а-а-а-а! — и выпустил из зубов рыбку с обломанным хвостом.
Сразу запахло песком, солнцем и соленым ветром.
— Спасибо, котяра! Ты настоящий друг… — оценил его действия гений и от жалости к самому себе снова всхлипнул, поглаживая роскошную, выхоленную не какими-то там китайскими кормами шкурку. А потом задумался. — Эх, Ричи! Бычки, раки, пиво — это пошло, для создания книги всей моей жизни мало… Ладно, попробуем рывочек. — Он тяжело поднялся. — Ты мой настоящий Муз, пока Муза моя с китайскими кошками разбирается… — Затем махнул рукой, бросил грустный взгляд на матовочистый монитор и поковылял к бару. — Вино. Вкус солнечной жизни, света и рубиновой крови… Может, оно натолкнет меня на мысль.
— Вот и славно, вот и попишем… — Ричи с хрустом потянулся и прикрыл глаза. — Впервой, что ли?
Но тут…
…снизу раздался сумасшедшей силы и боли кошачий визг! Ричи мгновенно сиганул в окно. Подумаешь, пять метров от мансарды до мягкой клумбы. А если речь о жизни и смерти Маси? Страшно подумать! «Нетленка» — потом, подождет.
Но с Масей все было в порядке: к хозяевам дома быстрой рысцой бежала взъерошенная и напуганная Франсуаза.
— Боже! Франни! Что с тобой?! — Они с Ричи усадили кошку на мягкую подушку, лежащую на траве, перед плошкой чистейшей родниковой воды.
Подруга кинулась на шею Масе.
— Сегодня днем, когда я пришла… — начала она, сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Григорий… мой «двуногий»… доктор… на полу… не дышит!
— Что, что случилось? — разволновалась Мася. — Он жив?
— Я пришла домой из клиники днем, он лежал на полу, — немного успокоившись и налакавшись воды, начала рассказывать Франсуаза. — Глаза открыты, лицо перекошено… Вначале подумала, что все..
— Жив? — переспросил Ричи.
— Да! Слава Деве-кошке! Его на «Скорой» увезли, «двуногая» вызвала!
— Что это? Эпилепсия? — ужаснулась Мася.
— Нет, «двуногого»… от-от-равили… — Кошка даже начала слегка заикаться. — Лина, его новая жена, хотела всем дать просто выходной… но потом пришли какие-то Двокаты… руг… руг… ругались долгооооо…
Ричи резко развернул кошку к себе:
— О чем они ругались, Франсуаза, вспомни точно?