– Да, вроде стреляют и «Утес», и ПК. Попил? Отдай фляжку, пойду к Сережке Ветишину, вон он на склоне валяется вместе с Сомовым.
Собрав силы и глотнув воды еще пару раз, я поднялся по хребту метров на пятьдесят и упал рядом с командиром взвода.
– Ну что, сачок, лежишь, балдеешь? – спросил я у лейтенанта, глядя в его зелено-серое лицо.
– Лежу, но не балдею, а помираю. Ухи прошу! – и Серега слабо улыбнулся.
– Хрен тебе, а не уха! На, пей коктейль, вода с добавлением «аквасепта», «пантацида» и лимонной кислоты. Я всегда так делаю, это рецепт Ваньки Кавуна. Бурда, но говорят, что гепатита не будет, заразу убивает, а лимонная кислота, чтоб питье в рот полезло, а то эти пилюли очень уж хлоркой отдают и как будто сдобрены дустом.
– Ой, а я их никогда не растворяю в воде, так желудок и кишечник угробишь. Это действительно сплошная хлорка, не известно, из чего эти таблетки состоят, – жалобно простонал Ветишин. – Сил нет совсем никаких, скорее бы вечер! Проклятое солнце!
– Сережка, пойду к ручью, посмотрю, как там дела, а ты попей и Сомова угости.
Опираясь на автомат, я спустился к ручью к «стонущему лазарету», вокруг валялись пустые бутыли и ампулы, медики уже использовали весь кровезаменитель и промедол. Очухались не все, Уразбаева понесли наверх обратно на КП, чтобы отправить в госпиталь. Таджибабаев очень громко стонал, но он был такой большой, что его эвакуировать начмед не захотел. Решили лучше постараться поставить на ноги на месте, чем всем умереть, неся его в гору. Вкололи промедол и последнюю порцию кровезаменителя, Дормидович хлопал по щекам, давал нюхать нашатырь еще и еще.
– Солдат, оживай, ты такой огромный, мы тебя не донесем! – воскликнул Сероиван.
– Плехо, очень нехорошо. Сапсем нехорошо, – жалостно ответил солдат.
– Ничего страшного, сейчас мы тебя еще водичкой польем, плащ-палатку растянем, будет тень, к вечеру будешь в норме, – успокоил его начмед.
Скрипя пылью на зубах и глотая налипший песок, Сероиван отпил из протянутой фляжки. С вершины вновь спустились два бойца с водой в бурдюках. Солдаты-водоносы принялись заполнять наши фляжки, по две каждому, чтоб на всех хватило. Я прилег на песок и спрятал голову в жалкое подобие тени, отбрасываемой от камня. Накрыл лицо снятым намоченным в ручье маскхалатом. Уф! Чуть не умер! Жизненные силы постепенно возвращались. Мысли восстанавливали свою стройность и ясность.
Чуть в стороне лежали и постанывали бойцы минометного расчета.
– Радионов! Ты уже ожил? Готов двигаться в гору? – спросил я хрипло.
– Нет еще. Полчаса или даже час необходимы для отдыха, – откликнулся слабым голосом лейтенант.
– А ты что, опять желаешь принять участие в войне? – ухмыльнулся лежащий головой на мешке Бодунов. – Вовка только из госпиталя: сил много, дай человеку повоевать. И Мандресов очень энергичный, еще не измотанный, слышишь, как хорошо стреляет. Пулеметы почти не смолкают.
– Игорек, сам понимаешь, раз стрельба идет без перерыва, то у них скоро патроны кончатся. Нужно поднимать народ, некоторые уже ожили и сачкуют, – возразил я.
– Если сам очухался, то лезь в гору, а другим не мешай болеть. Какой же ты нудный и тошный, болеть мешаешь! – энергично возразил Игорь.
– И полезу! Вот минут пятнадцать полежу – и двинусь, но и тебя с собой прихвачу.
День давно перевалил за полдень. Я закрыл глаза и вновь провалился в забытье. Мерещилась какая-то дрянь, «духи» режут наших на горе. Думал, полежу чуть-чуть, а вышло на сорок минут. Очнулся из-за громкой перебранки Бодунова с сержантом Юревичем.
– Спустился за боеприпасами? Молодец! Вот, бери мешок и ступай обратно к пулемету. Что ты меня теребишь? Сколько их еще есть? – ругался Бодунов.
– Ня бильше одной ленты у ПК, а «Утес» выстрялит еще разов восям-девять, – ответил зам. командира взвода.
– Неси патроны, Юрик, сейчас соберем ленты к НСВ и будем выбираться. Замполит рвется к вам на помощь, но что-то заснул, и вроде как желание пропало, – ухмыльнулся взводный.
– Не пропало, я ожил и чувствую, что полностью готов к движению. Альпинисты, подъем! Все встали, идем, ползем, карабкаемся! – принялся я орать, чувствуя, что голос полностью восстановился.
– Ну вот, Бодунов, болван горластый, разбудил замполита, дрыхнул себе лейтенант и нам не мешал. А теперь нас заставит ползти в гору, – вздохнул лежащий навзничь Ветишин.
– Игорь, все, вставай, хорош сачковать, цепляй на спину АГС и пойдем, – сказал я, довольный реакцией Ветишина на мое пробуждение. – И ты вставай, Радионов! Родимый, мы что, зря твои мины несем, пошли стрелять из миномета. Дорогой, поднимай своих «трубочистов», пусть тащат трубу на вершину!
Понемногу все пришло в движение. Солдаты, ругаясь и матерясь, собрали вещи и тронулись в путь. Довольно крутой подъем одолели за полчаса и к шести вечера практически все выползли.
Взбодрившийся Бодунов даже успел расстрелять запас гранат из АГСа по уходящим из кишлака «духам».
– Ник, ты чего так хреново себя ведешь? – насмешливо спросил Сбитнев. – Такой опытный воин – и издох! Не ожидал, не ожидал. Падаешь в моих глазах!
Я тут воюю почти в одиночестве, а взводные у ручья прохлаждаются.
– Зато с тобой вон какой джигит с Кавказа! Правильно, Сашка? – отмахнулся я от упрека и похлопал по плечу взводного.
Мандресов криво усмехнулся в ответ и продолжал нервно курить мятую-перемятую сигарету. Руки его сильно дрожали, в первый раз попал в горы – и сразу бой с «духами».
– Понимаешь, Володя, как обухом по башке дало, и словно через центрифугу пропустили. Ломит все кости, перекрутило мне мышцы, думал, помру. Это же надо, сволочи, послали роту без воды в такую адскую жару. У меня лишь на донышке в одной фляжке было граммов сто, и все. Хорошо, никто не умер.
– Как там Уразбаев и Таджибабаев? – поинтересовался командир роты.
– Уразбаев был совсем плох, на КП, когда понесли, был прямо серый, лицо почти землистое. А Таджибабаева в чувство привели, думаю, минут через двадцать подойдет, ему Алимов помогает пулемет нести, – ответил я.
– Только начали операцию, а рота уже редеет, – вздохнул Володя.
– Ну а как ты тут, какие результаты дневной перестрелки? – спросил я ротного.
– Да вон, у того дувала, ближайшего к дороге, лежит три или четыре тела. Это из своих ПК Мурзаилов с Зибоевым достали. Молодцы братья-мусульмане! Пора сержантами делать, – улыбнулся Володя и продолжил рассказ – Арамов и Шерстнев со своими взводами зажали в ущелье каких-то наемников, негров-арабов, человек десять завалили. Утром разведка спустится, разберется, кто такие и сколько их валяется. Сейчас начнется артобстрел долины, и целую ночь в небе будут «факелы» вешать, чтоб «духи» отомстить в темноте к нам не полезли.
– Я думаю, они теперь далеко драпанут, пока мы не уйдем, не вернутся. Они же не ожидали, что их обложит армия со всех сторон. Тут – край непуганых дураков! Наверное, они оттого в открытый бой вступили с сидящими сверху «шурави», что воевать не привыкли, а только грабить обучены. Обычно опытные «духи» стараются наоборот сидеть выше нас.
– А в этот раз не получилось! Мы их топтали и с грязью смешивали, – криво ухмыльнулся Володя. – Что, ожил или не совсем? Воды принес командиру?
– Принес, правда, не тебе, а исключительно для себя, но, учитывая твои сегодняшние заслуги, выделю вам с Мандресовым полфляжки на двоих, – ответил я.
– Почему так мало? – возмутился ротный.
– А ты как хотел, чтоб я себе половину оставил, а вам полную? Не жирно? – размышлял я вслух. – Ну ладно, пользуйтесь моей добротой, пейте на здоровье.
Солнце быстро опустилось за горный хребет, и воздух из огненной смеси стал вполне «употребим». Голова еще болела, но тело теперь достаточно хорошо подчинялось командам моего мозга. Я достал три банки с паштетом и стограммовую с яблочным соком. Отпразднуем окончание этого тяжелого дня.
– Что, как ты, Ники? Жить будешь? Очень тяжело? – участливо спросил Володя.
– Сейчас уже почти чувствую себя человеком, а часа три назад ощущал, что становлюсь шашлыком, суп-набором и бульоном одновременно. Мозги почти закипели в кровяном соусе. Веришь, мочи в организме совсем нет, отсутствует, а ведь я недавно две литровые фляжки выпил! В глазах помутилось, ни черта не соображал, думал, скончаюсь. Но оклемался. Сероиван сказал, это был тепловой удар, но не в самой тяжелой форме. А вот некоторым очень сильно досталось, особенно Уразбаеву. Жалко, хороший узбечонок пришел с пополнением. А что же день завтрашний нам принесет?
– Завтра будет отдых. По плану – лежим и балдеем, а разведка пойдет вниз, прочешет руины. Давай, угощу тебя соком, а то вид у тебя никудышный, болезненный, витамины, может, оживят, – хмыкнул Сбитнев и крикнул – Саня, иди к нам, третьим будешь.
Рядом с нами молча присел поужинать Мандресов. Взводный был растерян и задумчив. Он автоматически ковырялся ложкой в банке, проглатывал еду, жевал, но в мыслях был где-то далеко.
– Ну что, Сашок, как тебе первый бой? Как война? – спросил Володя. – Давай закурим вдвоем хабарик, а то замполит – парень не компанейский, старовер какой-то, не курит, почти не пьет и баб не…
– Зря ты так обо мне. Все тобою перечисленное, кроме курения, хорошее занятие, но в меру. А никотин ни уму, ни сердцу, я – что паровоз, чтобы дымить? – огрызнулся я.
– Ни хрена ты не понимаешь в прелестях жизни. Сесть на камень, затянуться сигареткой вкусной, красота! Выдохнуть несколько колец дыма ртом, пустить красивые клубы через нос – это искусство. А как становится легко, нервы успокаиваются, тело расслабляется, – нравоучительно принялся выговаривать Сбитнев, а Мандресов кивал головой в поддержку. – Был бы хорошим человеком, получал бы сигареты на складе и нам отдавал, – уже сердито закончил Володя.
– Да пошли вы к черту, «табашники». Я посмотрю на ваш кайф через пару недель, когда эта зараза у вас закончится. Вот это будет радость для моей души, бальзам сердцу! Все хватит трепаться! Вы можете хоть до утра дымить, а мой ослабевший организм требует восстановления, сонотерапии.