– Но, наверное, и зарплата за такую работу приличная, – предположил Колосенцев.
Разговор явно выходил за рамки получения информации о Ларисе Скляр, но Колосенцева это не смущало. Напротив, так было даже лучше. Он умел разговаривать с людьми и хорошо понимал, что человек открывается только тогда, когда ему психологически комфортно, а комфорт этот достигается, когда человек не чувствует напряжения. Просто говорит о том, что ему интересно.
– Ну… – она лукаво глянула своими светлыми глазами, – мне хватает. Мы же коммерческая организация, как наработаем – так и получим. Но всякое бывает.
– Всякое – это какое?
– А такое, какое на наши доходы влияет. Клиент-то пошел ушлый, так и норовит связаться с кандидатом напрямую, чтобы не платить агентству. Вот, к примеру, приходит мужик, такой холеный, и одет дорого, и стрижка хорошая, а тоже скряга, за копейку удавится.
– С чего вы взяли, что он скряга?
– Так он сослался на одну нашу клиентку, тоже стерву порядочную, никак на нее не угодить, и сказал, что, мол, мы посылали к ней женщину, которая ей не подошла, а ему сгодилась бы, только он имени ее не знает. Попросил показать анкеты тех, кого мы к ней посылали за последние полгода. Мы целый час корячились, подбирали ему анкеты, между прочим, Ларисину анкету тоже показывали, она к той клиентке ходила на собеседование. И вот этот, с позволенья сказать, мужчина сидел тут и смотрел эти анкеты, а в результате ушел, сказав, что ему никто не подошел.
– Ну и что? – не понял Геннадий. – Ну, не подошел ему никто. Почему же непременно скряга-то?
– А то, что он телефончик-то тайком записал, я видела. Тоже, значит, хочет напрямую кому-то из наших кандидатов позвонить, чтобы нас обойти.
Вот, значит, как… Интересно, та кандидатка, которую выбрал этот «с позволенья сказать, мужчина», уж не Лариса ли Скляр? Неужели можно таким способом найти исполнителя убийства? Хотя, с другой стороны, чего на свете не бывает. А жизнь показала, что опыт получился вполне удачным.
– Как выглядел этот мужчина?
– Да обыкновенно, рост средний, внешность средняя, ничего особенного. Я лицо даже и не запомнила толком. Зато одет был дорого, это я уже говорила.
– Он как-нибудь представился? Имя свое назвал?
– Назвал, – кивнула Марина, – но я не запомнила. И документы, естественно, не спрашивала.
«Впрочем, что за беда? – подумал Геннадий. – Даже если бы она запомнила имя, толку-то от этого… Все равно он наверняка назвался вымышленным именем».
– А очки? – спросил он. – Не заметили, он пользовался очками для чтения?
Марина призадумалась, потом кивнула.
– Да, были, складные, очень дорогие, я такие в магазине видела – у них цена неподъемная.
Значит, он. Ну, пострел, везде поспевает.
– Мариночка, мне нужны координаты вашей клиентки, той самой, на которую ссылался этот человек.
– Конечно, – охотно отозвалась Марина. – Для уголовного розыска – все, что угодно. – Она посмотрела на него кокетливо и призывно и добавила: – С детства люблю про сыщиков кино смотреть и книжки читать. Очень уж вы мне нравитесь. А можно вопросик?
– Для вас, – галантно отпарировал Геннадий, – все, что угодно.
– Почему вы про Ларису Скляр спрашиваете? Она что-то натворила? Вы ее арестовали, что ли?
– Все намного хуже, Мариночка, – ответил он, понизив голос, – Ларису убили.
– Ой! – женщина всплеснула руками и зажала ладонью рот, светлые глаза моментально налились слезами. – Правда, что ли? Неужели убили? А за что?
– Не знаем пока. Вот ходим, информацию собираем. Так как насчет имени и адреса клиентки?
– Да, сейчас.
Марина начала торопливо искать что-то в компьютере, потом долго рылась в каких-то бумагах и, наконец, написала на листке имя, фамилию и номер телефона Веры Липилиной.
Виталий Кирган узнал об убийстве Ларисы Скляр от Антона, тот, в свою очередь, от оперативника по фамилии Дзюба. Следователь не обязана информировать адвоката по собственной инициативе, так что ему пришлось изворачиваться, чтобы оправдать свою осведомленность.
К Надежде Игоревне Рыженко он явился как раз перед обеденным временем и с облегчением вздохнул, поняв, что она еще не ушла на перерыв. Вопрос, с которым он пришел, был вполне закономерным: удалось ли узнать что-нибудь интересное о наследниках Чернецова, ведь он, адвокат Кирган, так ратовал за ознакомление с текстом завещания! Вообще-то он уже и так все знал, потому что Антон регулярно общался с операми и снабжал Виталия самой свежей информацией, но знать об этом никто не должен, и посему следует делать вид, что обо всем он узнает только от следователя.
Надежда Игоревна выглядела расстроенной, но вела себя вполне миролюбиво, вероятно, по достоинству оценив результаты деятельности адвоката, которые позволили ей не выпускать Наталью Аверкину из следственного изолятора. Она в двух словах рассказала ему о наследниках.
– А вот знакомиться вам пока не с чем, – добавила Рыженко, – протоколов нет, я вам сообщила только оперативную информацию, и то в виде большого одолжения. Повестки всем свидетелям направлены, когда проведу допросы – сможете ознакомиться.
– Спасибо большое, я буду ждать. Ну, а вообще как движется дело? Поскольку вы не подвергаете сомнению невиновность моей подзащитной, я, наверное, могу поинтересоваться вашими успехами?
Она грустно посмотрела на него и вздохнула.
– Да уж, успехов навалом, мало не покажется. У нас труп Ларисы Скляр.
Кирган специально настраивался, чтобы разыграть удивление и недоверие, и это ему вполне удалось.
– Но как же так, Надежда Игоревна? Разве за Ларисой не велось наружное наблюдение? Я был уверен…
– И зря, – холодно ответила она. – Наблюдение велось, но его сняли, когда стало известно место встречи Ларисы с заказчиком. В этом месте готовили засаду.
– И что? Она не приехала?
– Как видите. Она приехала в совершенно другое место с таким же названием. В общем, господин адвокат, не надо мне ничего говорить, я все знаю и понимаю. Дела соединены в моем производстве, так что буду исправлять собственные ошибки.
Кирган собрался было уходить, но внезапно сказал:
– Надежда Игоревна, а давайте вместе пообедаем, а?
– Да вы что? – Рыженко вскинула на него негодующий взгляд. – Какой обед? Зачем? У меня работы полно. И вообще…
– Никаких вообще, Надежда Игоревна. Не отказывайте мне. У вас ведь есть обеденный перерыв, вот и давайте поедим в нормальной обстановке. Поверьте, мне так же неприятно, как и вам.
– Господи, а вам-то почему? Вы должны торжествовать победу, ведь вы снова оказались правы, и дело вовсе не в Наташе Аверкиной, а в этой подружке Ларисе. Ну и радуйтесь себе на здоровье. Зачем вам тратить свое время на сомнительные радости совместной трапезы в ресторане? Вряд ли я составлю вам приятную компанию, настроение у меня не соответствует вашему.
Кирган подошел вплотную к столу, за которым сидела Рыженко, и просительно улыбнулся.
– Давайте пойдем, ну пожалуйста. Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить; вам, я думаю, тоже. И в конце концов, не помирать же с голоду!
Рыженко отвела глаза, уставившись в коричневую дверцу сейфа, потом кивнула.
– Ладно, уговорили. В самом деле, почему бы не пообедать? Но вы не ответили на мой вопрос.
– На какой?
– Почему вам неприятна эта ситуация?
– Я отвечу. Обещаю.
Он снова, как и в прошлый раз, подал ей шубу и снова вдохнул запах ее духов. Запах еле уловимый, теплый, сладкий.
Кирган повел Надежду Игоревну в ресторан на соседней улице. Он там прежде никогда не бывал, просто заметил его еще пару недель назад, когда парковал машину, и не был уверен, что в нем достойное меню и хорошие повара, но не ехать же в заведомо приличное заведение, когда времени так мало!
Меню оказалось довольно скромным, так что выбирать блюда особо не пришлось, и заказ они сделали быстро. Рыженко сидела, не поднимая головы, и о чем-то сосредоточенно думала.
– О чем вы думаете? – брякнул Виталий, и тут же устыдился своего вопроса: какое право он имеет спрашивать такие вещи у малознакомого человека?
– О вас, – ответила Рыженко, не поднимая головы. – Вот жду, когда вы сдержите свое обещание и объясните мне, что такого неприятного для вас в смерти Ларисы Скляр.
– А, вы об этом… – он вздохнул. – Знаете, я чувствую себя виноватым.
– Вы? – Она, наконец, подняла голову, и в ее шоколадно-коричневых глазах мелькнул неподдельный интерес. – Почему же? В чем вы виноваты?
– В том, что плохо сработал. В том, что потратил слишком много времени на сбор доказательств невиновности Наташи Аверкиной, что не сумел убедить вас в ее непричастности к преступлению раньше.
– И что изменилось бы, если бы я поверила вам раньше?
– Вы начали бы следить за Ларисой не тогда, когда начали, а в другой день. И вся ситуация могла бы развиваться совсем иначе. Она пошла бы по другому пути, и, вполне возможно, Лариса сейчас была бы жива, а заказчик парился бы в СИЗО вместо Наташи. Я был уверен, что заказчика возьмут и мою подзащитную можно будет выпустить. А теперь ей придется еще сидеть и сидеть, пока вы найдете этого троглодита. Понимаете?
Рыженко несколько секунд помолчала, потом неуверенно кивнула.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, но не согласна с вами. Не имеет ровно никакого значения, в какой момент мы начали бы наблюдение за Скляр, потому что свою ошибку опера все равно совершили бы. И засада все равно провалилась бы. Ничего бы не изменилось. Мы бы все равно имели труп Ларисы.
– Как знать, – живо откликнулся адвокат. – Все могло сложиться совершенно иначе. Например, если бы наружку пустили за Ларисой раньше, то могли поймать ее контакт с заказчиком, и разговор был бы у них совсем другим, и встреча была бы назначена в более определенном месте, и все могло бы получиться. Или в тот момент, когда ваши оперативники обсуждали место встречи, рядом с ними мог оказаться кто-то третий, кто подсказал бы им более правильное решение. Все могло быть. И я теперь чувствую, что в произошедшем есть и моя вина. Пусть не много, но есть. И я не могу относиться к этому равнодушно.