Саша УрбанБойня
«Бойня» находилась в самом центре города. Грубо говоря, она и была его сердцем. Огромный амфитеатр перекачивал сотни людей и реки денег, безостановочно работая днём и ночью. Чем являлось это место раньше? Никто не знал. Говорили, что был обычный театр, где разозлившийся господин публично забил раба до смерти, а зрителям это представление понравилось куда больше пьесы о богах и древней, как мир, истории любви.
Владельцы амфитеатра первыми поняли, какую прибыль могут принести такие «публичные казни» и принялись покупать у господ их рабов, а потом продавать этим же богачам билеты, чтоб те могли посмотреть, как умирает их «товар». Вскоре и это казалось слишком простым. Появились защитники рабов, считавшие, что у них есть права, росло недовольство. Ситуацию не спасало даже меньшее количество казней и добавленные в программу номера с музыкой и танцующими девушками. Тогда хозяева «Бойни», которых народ прозвал «мясниками», изменили правила игры: рабов не забивали, как скот, не заставляли бегать по арене до изнеможения, теперь рабы бились друг с другом за право покинуть арену. Сколько бы ни было победителей, уйти мог только один. Так появились «бойцы» — новый способ развлечения для хозяев, новый род деятельности для рабов, своего рода элита. К ним относились почти как к людям, хотя, скорее, как к породистым лошадям: их содержали прямо на бойне, там же тренировали, хозяева расточались им на доспехи и оружие, а потом выставляли своего бойца на поединки.
Шли годы, рабство то отменялось, то разрешалось, рабы бунтовали, их усмиряли, давали им права, затем отнимали, дразнили свободой, оставляя им лишь веревки и цепи. Ничего не менялось для бойцов, их дело стало почти искусством, а также последним пристанищем для тех, кому было некуда податься. Входные двери были открыты для всех, но от того, в какую из них входил человек, зависело, в какой из двух миров он попадет. На арене бились рабы, а в зале деньгами ради ещё больших денег бились между собой господа, делая ставки на своих «бойцов», покупая тех, кто уже был на сцене, или подкупая арбитров так, чтобы те подстроили смерть кого-нибудь из бойцов. Разделяла эти два мира лишь тонкая решетка с широкими ячейками, будь она плотнее, зрители ничего бы не увидели. Бои велись днём и ночью, кто-то уходил с них с новыми бойцами, кто-то уходил нищим, кто-то не уходил вовсе. Одно было ясно – «Бойня» меняла всех.
Джаф ждал этого преображения, видя в нём нечто сверхъестественное. Ему только исполнилось девятнадцать, тот возраст, когда можно было покупать и продавать рабов и делать ставки на «Бойне». Как и многих других, его привлекала эта пульсирующая золотая жила, которую он и его друзья планировали проколоть и насытиться её соками. Они не были очередными борцами за права рабов, кричащими: «Они тоже люди». Скорее, наоборот, они были хитрецами, сыновьями торговцев, достойными своих отцов. Хитрый план давно зрел в головах юных балагуров, считавшихся любимцами фортуны. Они собирались стать хозяевами «Бойни». Узнавшие об этом посмеялись бы над ними, но Джаф, душа компании, обаяние и находчивость которого открывали перед ним все двери, был уверен в своих силах. Его называли «Золотым Принцем», он прекрасно знал свои козыри и не гнушался пользоваться ими, с невинной улыбкой нарушая все нормы приличия, и этим лишь ещё больше очаровывал окружающих.
Вместе с Парисом и Марком, такими же «золотыми принцами», как и он сам, Джаф отправился на «Бойню». На общие деньги друзья хотели купить бойца, который, непременно, выиграет, потом ещё одного, затем ещё, и так приобрести всех чемпионов. Конечно, это было делом не одного дня, но молодые люди уверяли себя, что им хватит терпения.
На господ без рабов смотрят без интереса. Их провожают на хорошие места, предлагают напитки или списки сегодняшних бойцов. В бою обычно участвует не меньше шести. Джаф проигнорировал слугу и направился к ложам, в которых сидели хозяева бойцов, боги в этом мире зрителей. Пока в их руках были деньги, от них зависел исход боя. К тому моменту бой шёл уже час, на арене осталось лишь два бойца, господа жадно смотрели на их поединок, так что никто не заметил появившихся на балконе новые лица.
— Я по названию напитка могу сказать, выигрывает ли боец или нет,— тихо сказал Марк.
— Лучше смотри не на название, а на лицо, с которым его пьют,— посоветовал Джаф и подошел к одному из господ. Он был одет в длинную черную мантию с золотым подбоем, а в его бороду были вплетены золотые подвески, звеневшие при каждом повороте головы.
Джаф знал его. Это был частый гость в доме его семьи, один из самых богатых господ – верховный судья, владевший наибольшим количеством рабов во всем городе. К нему не обращались иначе, как «Ваша Честь», поэтому неудивительно, что его имя вскоре исчезло.
— Приветствую, Джаф,— улыбнулся судья.
— Ваша Честь,— юноша пожал ему руку.— Наконец-то и мы среди вас,— он ослепительно улыбнулся.— Не подскажете, куда податься трём богачам без рабов, готовым приобрести парочку в течение ближайших двух часов.
Судья усмехнулся и жестом предложил друзьям Джафа занять места. Марк и Парис принялись внимательно высматривать, кто из господ уже готов расстаться со своей собственностью.
— Лучше дождитесь следующего боя,— посоветовал им Судья.— Потенциальные победители вам не по карману.
Он указал на доску возле арены, на которой писалась цена бойца для желающих приобрести одного из тех, кто был на арене. С каждым убитым противником стоимость раба возрастала, к его цене прибавлялась цена убитого. Джаф всмотрелся в цифры и решил, что покупать бойца стоит, когда на арене оставалось не меньше четырех бойцов.
До окончания боя друзья успели осмотреться и поговорить с несколькими господами: торговцами, политиками, приближенными правителя. Все, как один, старались как можно скорее избавиться от компании троих молодых людей, амбиции которых могли заполнить весь амфитеатр. Молодые люди замечали это и не без удовольствия представляли, как оставят всех этих людей без денег и без бойцов.
Тем временем начинался второй бой. На арену вышли восемь бойцов, мужчин и женщин, в которых человеческим на первый взгляд казался только облик, но, присмотревшись, можно было увидеть, что и это лишь видимость. Это были псы. Боевые псы, которых нужно было только спустить с поводка, чтоб они загрызли друг друга. «Титан, Пес, Волкодав, Брит, Аспид, Далила»,— арбитры оглашали имена и минимальную ставку, которую можно было сделать на каждого из бойцов. Марк нетерпеливо забарабанил пальцами по перилам, предвкушая бой. Ему хотелось как можно скорее приобрести бойца, равно как и сделать ставку на него.
— Если хотите – обратитесь к тому человеку,— вдруг сказал Судья, указывая Джафу на человека в зеленом плаще. Он сидел, глядя на арену красными воспаленными глазами, на его пунцовом лице было явное недовольство, он то и дело сжимал пальцами ножку бокала.— Он крайне недоволен своим бойцом. Надеюсь, вы сможете оценить его по достоинству.
— Который из бойцов его?— спросил Джаф, переводя взгляд с человека в зеленом на Судью.
— Геральд,— ответил тот, указывая на молодого человека, стоявшего между Буйволом и Вепрем. Низкорослый, немного узловатый, будто связанный из пружин Геральд терялся между этими двумя бойцами, и Джаф готов был понять недовольство его хозяина, но Судья предупреждающе покачал головой, призывая юношу дождаться окончания боя. Молодой человек недоверчиво посмотрел на стоявших по обе стороны от Геральда мужчин: оба напоминали машины для убийства, они словно были выкованы, а не рождены.
Человек в зеленом плаще подал слуге записку с цифрой «пять» написанной одним нервным движением, он несколько раз размазывал её по записке своей потной ладонью, задумывался, но всё же писал заново всё то же число. Некоторые господа поступали так же, как он, кто-то писал число уверенно, кто-то до последнего пытался стереть и изменить надпись. Записки отнесли арбитрам, те записали цифры на доске. Номера значили количество убитых противников, после которого бойца можно будет забрать с арены. Такое правило придумали сами хозяева, которым надоело вкладывать в своих бойцов деньги ради лишь одного боя. Принятие этого правила стоило больших денег, но сохраняло господам титаническую сумму, зрителям же оно позволяло иметь любимцев, а бойцам – стать известными.
Бойцы услышали цифры, оглашенные арбитрами, глаза их загорелись удвоенной воинственностью, и когда грянул колокол, возвещавший начало боя, участники сорвались со своих мест. Одни тут же начинали косить стоявших поблизости, остервенело размахивая оружием, другие же старались оказаться поближе к более слабым, ещё обескураженным бойцам, которые не спешили ни убегать, ни нападать. Не прошло и минуты, когда из восьми бойцов осталась лишь половина. Среди них были Буйвол и Вепрь, оба вооруженные тяжелыми мечами, они казались громоздкими, но двигались с поразительной быстротой, пытаясь догнать Волкодава и друг друга. Геральд глядел на них с решетки, защищавшей зрителей от возможной опасности. Он ловко хватался скрюченными пальцами за ячейки и наблюдал за остальными бойцами с той высоты, на которую им не хватало времени взглянуть. Когда кто-то оказывался достаточно близко, Геральд обрушивался на противника, вонзая ему в шею нож, который до последнего момента держал в зубах, чем немало пугал зрителей по другую сторону решетки. Так он расправился с Волкодавом и Буйволом,Вепрь на тот момент уже захлебывался собственной кровью, беспомощно пытаясь вынуть топор Волкодава, проломивший ему ребра. Но даже несмотря на такую блистательную победу, человек в зеленом плаще сделался ещё более раздраженным.
— Боец должен быть бойцом!— говорил он, отпивая из бокала.— Хитрецов нам хватает. Биться нужно честно, а не обманывать остальных. В прошлый раз этот наглец прикинулся мертвым! Черт его дери!
Он безжалостно ругал своего бойца и плевался, в промежутках попивал дорогое вино, купленное на деньги от выигрыша. Он был совершенно уверен, что идеальный боец – безмозглая груда мышц, а Геральд – хитрец, место которому за прилавком. «Но он всего лишь раб»,— говорил он и начинал бранить своего бой