Она протянула свою тонкую ладонь, и Максим в первый раз за долгое время ощутил нечто невообразимо приятное, когда бережно сжал это хрупкое запястье в своей руке.
– Я тоже обожаю сыр. А ты прекраснее всех на свете… – вздохнул Максим и посмотрел на нее так, что она удивилась. Ей столько раз врали парни, но никто никогда не смотрел на нее так искренне, когда произносил комплименты.
– Откуда столь скоропалительные выводы? Не рано ли для первого знакомства? – захлопала она глазами.
– Я просто боюсь тебя больше не увидеть, поэтому говорю сейчас, – честно ответил Максим.
– Ну уж нет! – отрезала она.
– Что «нет»? – не понял молодой человек.
– Говорить будешь и сейчас, и завтра, и еще много-много раз! – так она решила.
Жизнь начиналась с чистого листа. У обоих.
Работали кафе и ездили троллейбусы. Она попросила нового кавалера проводить ее до дома. Ходить в Москве одной стало очень опасно. Побоище на Поклонке войска хоть и подавили, но дух нетерпимости и недоверия все еще правил городом.
Мозг Максима медленно включался в привычный категориальный режим. У него появилась цель, наверное потому, что у него теперь была девушка…
Она не спрашивала его ни о чем, даже о том, где он живет и кем работает. Она поняла без слов, что ему трудно. Рыжая хохотушка относилась к той самой бесшабашной когорте инстинктивных и чувственных, но не всегда востребованных гетер, которые не скрывают своих симпатий. Она первая пригласила в гости, и именно она предложила молодому человеку остаться жить в ее съемной квартире. Вдвоем не пропадут. Работы в Москве валом. К примеру, в фастфуде. Почему бы и нет! Было бы желание и здоровье! Не пропадут… На хлеб с маслом хватит, а на кусочек сыра – подавно!
Глава 26. Проект «Ф»
– Причастность Пасечника к дестабилизации в России через Дугина очевидна, товарищ генерал! – Под портретом Феликса Эдмундовича сидел пожилой человек в сером костюме. Генерал Краев то и дело поправлял очки, внимательно слушая донесение своего подчиненного, арестовавшего накануне главаря и вдохновителя мятежа.
– Какие задачи были поставлены перед Дугиным?
– Смещение президента.
– Какая глупость! Несусветная чушь. Все-таки этот Пасечник потерял чувство реальности. Правду о нем говорят. Какая разница, кто именно президент? Какой бы ни была власть – тандем, триумвират… Кто бы ни был у руля, Пасечник не вернется. Или он поддался обаянию Дугина, поверил в его способность расшатать ситуацию до египетского или ливийского сценария? Да он просто хотел вписаться в стихию…
– Возможно и скорее всего, товарищ генерал, вы правы, хотя… Что касается Пасечника… Вероятно, Дугин, понимая, что карта Пасечника бита, прежде всего преследовал собственные цели. И он их добился, получив мощное финансирование для секретного проекта «Крыса» – его детища…
– Да-да, универсальный биокиллер. Не наемник какой-нибудь, а бескорыстный исполнитель, солдат спецназа – идеальный подавитель бунта. Что думаешь по этому поводу? Этот Функель – не шарлатан?
– Он здесь. В приемной.
– Ладно, зови его, – распорядился генерал.
Профессор, исхудавший за эти дни, вошел в кабинет, оформленный в ретростиле. По красной дорожке он подошел к дубовому столу, обтянутому зеленым бархатом, и кашлянул, стесняясь присесть без приглашения. Да и не хотелось ему здесь засиживаться. Ему не предложили место, зато пообещали финансирование.
– Уважаемый профессор, несмотря на тот факт, что вы замешаны в подготовке и организации антиправительственного мятежа и ваша связь с инициаторами и зачинщиками смуты доказана, государство, помня ваши заслуги, готово привлечь вас к реализации проекта «Ф». Совершенно секретного проекта.
– Я согласен, – вспотел Функель. – Что я должен делать, чтобы не сесть?
– В двух словах: ряд наших экспертов полагает, что, несмотря на отсутствие доказательств вашей правоты, профинансированный путчистами проект «Крыса» все же имел успех и биокиллер существует. Возможно, он убит во время беспорядков, а может быть, спрятан или ликвидирован сторонниками Дугина, чтобы замести следы. Государству потребуется целое подразделение из таких бойцов. Мы, естественно, не будем использовать этот отряд для разгона демонстрантов. Но такая единица в арсенале наших сил быстрого реагирования потребуется… Вы можете гарантировать результат?
– Абсолютно. Мне только нужно оборудованное помещение. И раненые бойцы… – попросил Функель, немного расслабившись от мысли, что его не будут бить и, скорее всего, не посадят.
– Вам будут созданы все необходимые условия… – еще раз подтвердил генерал и, выдержав внушительную паузу, добавил: – Они уже созданы.
Сразу после этого разговора Функеля отвезли в приготовленную для него лабораторию в живописном месте на территории Серебряного Бора. Там находилось и уютное охраняемое жилище, и квалифицированные ассистенты.
Уже через полторы недели генералу привезли мини-пульт – усовершенствованную и уменьшенную копию устройства, которое в запале разбил о стену полковник Дугин. Генерал, рассматривая пульт на своем рабочем столе, воспринял текст подробной инструкции управления прибором как замысловатую шифрограмму. Стоило навестить профессора, чтобы получить отчет о проделанной работе и рассеять свои сомнения. А главное – понять, как действует эта «адская машинка». Именно поэтому он оказался в пропахшей фекалиями и экскрементами лаборатории.
В окружении стеклянных склянок и колб с химическими растворами говорить не хотелось, и не только в целях конфиденциальности. Генерал никого не боялся. Просто он не смог бы сосредоточить свое внимания на главном, отвлекаясь реакцией раздраженного обоняния. Для задушевной беседы он вытащил профессора на природу, к вековым соснам у излучины Москвы-реки, где устраивали соколиную охоту русские цари и где сегодня располагались госдачи высокопоставленных сотрудников МВД и ФСБ. В том числе и дача генерала, отведенная одержимому ученому под жилье…
– Ваша лаборатория превратилась в комбинат по разделке туш… – констатировал факт генерал. – И дом, к сожалению, провонялся…
– Органика, – не заметив издевки и раздраженности, ответил Функель, еще не оправившийся от столь пристальной опеки органов, на порядок превосходящей контроль со стороны бывшего работодателя.
– Признаться, мне нет дела до ваших копаний в дерьме. Вы знаете в нем толк, – продолжил в свойственной себе манере допроса генерал. – Меня больше волнует надежность и эффективность этой машинки. – Генерал вытащил из кармана пульт и повертел им перед носом профессора.
– Ее надежность гарантированна моими опытами, – словно парируя контраргументы научного оппонента, обиженно заявил Функель.
Однако генерал хотел получить нечто более существенное и реалистичное, чем голословные заверения, еще и произнесенные елейным дискантом.
– Опыты и практика жизни – это не одно и то же. И я, как вы должны понимать, не мать Тереза, а государство – не благотворительная организация. Я не могу допустить и мысли, чтобы хотя бы один рубль из вложенных в проект средств был потрачен впустую. Иначе спросят с меня, а я с вас.
Функель даже съежился под натиском недоверия и явной угрозы.
– Товарищ генерал… – со слезами на глазах пробормотал побледневший профессор. – Я для государства… Я же ради государства… И я не ради денег…
– Я понимаю, вы из-за страха, только б он вам не помешал. Если он вам мешает работать, то не бойтесь, – приказал генерал.
– Слушаюсь, – ответил дрожащий профессор, отрапортовав на всякий случай: – Мой труд – не сомнительная каша из алхимии и метафизики, как окрестили его в свое время псевдонаучные мужи из Академии наук, чьи многотомные опусы никогда не носили прикладного характера. Я же уверен, что моя теория верна, мои гипотезы уже доказаны. И я этим счастлив. Я уже воплотил свои разработки в жизнь, и я не виноват, что мое живое доказательство куда-то исчезло. Через два месяца вы получите целый отряд доказательств. А спустя год – армию. Но…
– Что «но»?
– Откуда эти парни, которых привезли в лабораторию и содержат под стражей?
– Что с ними не так?
– Просто они абсолютно здоровы.
– И что? Так же вроде быстрее будет? Государству надо получить подразделение воинов, готовых на все по приказу действующей власти, как можно скорее… Надо педалировать ситуацию.
– Да, но нет ли в этом преступления против человечности? Я всегда преследовал гуманные цели: восстановление поврежденного в результате травм мозга и нейролингвистическая реабилитация тяжелораненых – лишь это было мотивацией моих изысканий. Я ведь не делал ничего плохого, я лишь ремонтировал солдат, минимизировал невозвратные потери. Я был введен в заблуждение Дугиным.
– Забудьте о полковнике. Но не забывайте о своем долге перед Родиной. Ах да, вы человек мира, я совсем забыл. Вы служите науке, – съехидничал генерал. – В общем, хватит молоть вздор. Делайте с этими парнями все, что захотите, только сделайте из них солдат будущего! Это отребье. Зэки. У них все равно нет мозгов. Вернее, мозги у них куриные. Так что замените их на крысиные. Понятно?! Я спрашиваю вас: вам понятно?!
Профессор задумался, а потом как-то обреченно изрек:
– А если вы будете довольны…
– То?
– Когда вы будете довольны, буду ли я счастлив? Не отвечайте, это риторический вопрос. Я все сделаю, но мое счастье будет неполным до тех пор, пока я не заткну за пояс этих горлопанов из академии, стаю ненавистных гиен… Может быть, хотя бы это вы мне позволите?
– Я гляжу, уважаемый профессор, вас не устраивает роль научного изгоя и затворника под прикрытием государства, творящего в мансарде для потомков. Вас не прельщают лавры Коперника. И, похоже, госпремий вам будет недостаточно. Подавай признание и публичную славу! Не так ли, милый профессор?
Профессор монументально прислонил руку к подбородку, скопировав знаменитую статую Огюста Родена «Мыслитель», но ничего не сказал.
– Ладно, тщеславие ваше можно понять, – проникновенно вымолвил генерал. – Во всяком случае, оно лучше, нежели эти сахаровские стенания и солженицынские метания между общечеловеческими ценностями и патриотизмом. Ну, хорошо, примеряйте на себя мантию почетного академика, мы вам это обеспечим. Все ж лучше, чем сомнительная репутация диссидента. Этим правозащитникам только там, на Западе, фривольно, а вас, господин профессор, мы не выпустим, вы ж ходячий носитель военной и государственной тайны.