— Предупреждаю: если у тебя на стенах будут висеть постеры с супергероями, а пол усыпан картошкой фри и носками — то я сбегу.
Он смотрит на меня своим синим взглядом, в котором нет ни намека на веселье. О боже. Только не говори, что так все и есть.
— Тебе совершенно не о чем волноваться. Мое детство закончилось в четыре года.
Слова о детстве пытаются задержаться в моем сознании, но эгоистично вытесняются облегчением. Я оказывается не хочу разочаровываться в нем. Савва слишком мне нравится.
— Зайдем ненадолго в бар, — обхватив мою ладонь, он тянет меня за собой. — Я куплю шампанское.
— Шампанское? Разве ты пьешь?
— Нет, но его пьешь ты. Может пригодится.
Савва оплачивает поистине космическую сумму за наобум выбранную бутылку с золотой этикеткой, после чего мы выходим из клуба.
Очутившись на свежем воздухе, в отсутствии шума басов и столпотворения, меня вдруг настигает расслабление. Оказывается, все это время я подспудно ждала, что инцидент с Громовым не останется без последствий.
— Где твоя машина? — напрягая зрение, я всматриваюсь в заставленные ряды парковки. Судя по отсутствию уезжающих, мы ушли в самый разгар вечеринки.
— Третий ряд, восьмая справа. — Остановившись, Савва резко разворачивается.
Я прослеживаю направление его взгляда и застываю как вкопанная. Быстрым шагом к нам приближаются две огромные, почти идентичные фигуры, облаченные темные брюки и футболки. Этим вечером я видела их слишком часто, чтобы не узнать. Это секьюрити «Лувра».
27
«Нет, нет, нет… Это же не то… Да быть такого не может… Они же не собираются…?» — такие обрывки фраз проносятся у меня в голове, пока темные фигуры неумолимо приближаются к нам.
— Савва… — я тщетно ощупываю воздух в попытке найти его руку. Ноги парализовало холодом так же, как и дыхание. Для чего они идут к нам? Они, что, действительно хотят его избить? Двое на одного? Посреди клубной парковки?
— Тебе лучше отойти в сторону, — долетает до меня механический голос Саввы.
Отойти? Почему? Напротив, нужно что-то делать… Преградить им путь… Они ведь не станут бить женщину. Позвать на помощь… Здесь вообще есть другие люди?
Я лихорадочно кручу головой по сторонам: в салоне одной из припаркованных машин горит свет, но целующейся парочке, сидящей в ней, нет до нас дела; справа курят два парня… Окрикнуть их? Господи, почему я так плохо соображаю? Что мне делать? Их ведь двое и они крупнее Саввы… Может быть, они просто хотят его припугнуть? Он ведь ничего не сделал этому придурку Громову… Разве сотрудникам службы безопасности позволительно избивать людей?
Фигуры останавливаются перед Саввой на расстоянии чуть более метра. По сжатым кулакам и угрожающим позам, становится ясно: эти мужчины пришли не разговаривать или не пугать. Их послали за физической расправой.
— Послушайте, я сейчас вызову полицию, — подавив дрожь в голосе, выпаливаю я. — Лучше вернитесь на свои рабочие места…
Остаток фразы тонет в моем собственном визге, глухом хрусте и звуке разбившегося стекла. Размашисто отведя руку в сторону, Савва бьет одного из секьюрити бутылкой. Она попадает ему в висок, отчего мужчина, пошатнувшись, с хрипящим оханьем оседает на усыпанный осколками асфальт, по которому растекается белая пена.
Обхватив себя руками, я отшатываюсь назад. Это не со мной… не с нами… не с ним... Слабеют колени, начинают стучать зубы. Дурацкий сон, дурацкий сон.
Вторая большая тень бросается к Савве. Слышится хрусткий звук удара, мгновенно отражающийся во мне ужасом и эхом боли. Его голова запрокидывается назад, руки взлетают вверх — кажется, еще секунда, и он упадет. Но Савва, отлетев на несколько шагов назад, все еще стоит на ногах. Нижняя половина его лица, куда пришелся удар, окрашивается в темный.
— Хватит… хватит… пожалуйста… — сиплю я, глотая катящиеся слезы. — Так нельзя… Савва… Помогите… Пожалуйста…Кто-нибудь!
Ужас и отчаяние настолько завладели мной, что мне с трудом удается понимать, что происходит. Тот, кого Савва ударил бутылкой, кажется, потерял сознание, потому что все еще лежит на асфальте. Две же другие фигуры резко сливаются в одну, и уже через мгновение в ночном воздухе раздается измученно-надрывное «Сссука» и очередной тошнотворный звук. Коротко стриженная голова противника Саввы странно падает вниз, а затем, спружинив будто отскочивший теннисный мячик, отлетает обратно. Мозг с запозданием обрабатывает произошедшее: Савва дернул соперника его за уши, а потом ударил коленом в лицо.
Темная масса оседает вниз, и я мне хочется зажмуриться, потому что Савва начинает молотить по ней ногами, совсем как тогда, с моим насильником. Раз за разом отводит ступню назад и без разбора вонзает в корчащееся тело, попадая в грудь, с лицо, в пах, в ребра. Не матерится и не ругается, как его соперник. Все это он проделывает молча, отчего происходящее становится еще более устрашающим.
— Перестань! — ору я что есть силы и, опомнившись, бросаюсь к нему. — Хватит… Хватит… Савва, слышишь… — хватаю его за локти, за рубашку, тяну за ремень брюк. — Они больше ничего не сделают.
Савва отступает назад, но по-прежнему на меня смотрит: его глаза сосредоточены на стонущем теле. В них полыхает опасный огонь, жар которого я ощущаю даже на расстоянии, из носа и по губам стекает кровь.
— Пожалуйста… — хриплю я, обхватывая его запястье. Меня трясет. Я хочу его увезти, забрать, спрятать. Две безмозглые груды мышц могли его изуродовать, покалечить… Это просто чудо, что бутылка с шампанским оказалась с ним так вовремя. Чудо, что двадцатишестилетний парень справился с двумя вышибалами. — Давай уедем отсюда, пока кто-нибудь не вызвал полицию.
К счастью, Савва меня услышал, потому что начинает идти.
Я с грохотом захлопываю за собой пассажирскую дверь и трясущейся рукой накидываю ремень безопасности. Савва заводит двигатель, знакомым движением откидывает упрямую прядь, упавшую ему на лоб. Я не уверена, что сейчас он осознает мое присутствие: лихорадочное мерцание его глаз и исходящий от него запах азарта и опасности, говорят об обратном. Кажется, будто он все еще находится снаружи, рядом с корчащимся телом.
— У тебя кровь, — шепчу я, сжимая ладонью его колено. — Очень больно?
— Это ерунда, — Его почерневший взгляд, наконец, находит мой, а на губах появляется улыбка. — Адреналин отлично глушит боль.
Он обхватывает мой затылок, а в ту же секунду сквозь губы просачивается горячий металлический вкус: до боли сжав мои волосы, он меня целует. Низ живота сводит острое возбуждение, из легких вырывается непроизвольный стон. Всему виной стресс, первобытный жар, который исходит от Саввы и многократно усилившийся запах его тела. От него пахнет победителем.
До его дома, расположенном возле центральной набережной, мы доезжаем за каких-то десять минут. Я не испытываю ни изумления, ни восхищения, ни любопытства, когда выделенный лифт поднимает нас в пентхаус элитной новостройки. Все потом, завтра… Завтра я буду наблюдать, удивляться, разглядывать.
— Ты живешь в красивом месте, — говорю я, еще до того как щелкает выключатель, и уже в следующую секунду под давлением горячего тела мои бедра врезаются во что-то твердое. Кажется, в стол или комод, что, впрочем, совсем не имеет значения. Главное, есть руки, варварски задирающие мое платье, его сбивающее с ног желание, и голодные губы, собирающиеся меня поглотить.
— Господи… — хриплю я, беспорядочно дергая пуговицы на рубашке Саввы. — Да, да… быстрее... Сейчас. Скорее…
Гладкая горячая кожа, густой металлический запах, быстрые шумные вдохи, треск сорванного белья. Мои ноги, все еще обутые в туфли, отрываются от пола, и в следующую секунду в меня грубо проталкивается его член.
Мы как два взбесившихся животных: готовы рвать плоть друг из друга зубами в попытке утолить свой первобытный голод. Мой позвоночник больно трется об стену, от грубости проникновения сводит живот, воздуха в легких катастрофически не хватает, потому что Саввы выпивает его весь.
— Еще… Еще… Еще… — Мои ногти требовательно раздирают его плечи.
Ладонь Саввы перехватывает мою шею, от ускоряющихся толчков мебель, на которой я сижу, глухо барабанит в стену. Я мечтаю о том, чтобы мое тело поскорее сдалось и это адреналиновое сумасшествие, лишившее меня контроля, наконец отпустило. Эти минуты потери всего человеческого я запомню навсегда. Самые яркие и безумные мгновения в моей жизни, когда другой человек стал центром моей вселенной и ее главной потребностью.
28
Спальня Саввы — поставленный на паузу кадр из жизни звездного миллиардера, призванный восхитить неискушенного зрителя. В комнате так много места, что она бы наверняка вместила большую часть моей съемной квартиры. Каждая деталь здесь дышит эксклюзивной дороговизной: от серой матовой штукатурки стен и мебели из темного камня до причудливой формы кушетки, стоящей перед панорамными окнами, которые, во благо сна хозяина, сейчас занавешены темными портьерами.
Сложно представить, что в этой квартире есть место для женщины. Интерьер здесь исключительно холостяцкий и нельзя не признать, что он подходит Савве. Ультрасовременный, без малейшей отсылки к классическим канонам дизайна, независимый и очень дорогой. Он вызывает восхищение, захватывает дух, приковывает взгляд деталями, но в нем не ощущается домашнего уюта. Может быть, я слишком привыкла к своей небольшой квартире с ее налетом теплого прованса и светлой мебелью.
— Доброе утро, — раздается справа от меня. Кожа непроизвольно покрывается мурашками: проснулся Савва.
— Привет, — целомудренно прикрыв грудь одеялом, я поворачиваюсь к нему. Синие глаза выглядят заспанными, и, судя по распухшей переносице, у Саввы все-таки сломан нос. К моему стыду, вчера я даже не подумала о том, что стоит приложить лед. Из-за произошедшего мы оба были немного не в себе.
Савва поглаживает мою щеку и, встав с кровати, идет в противоположную сторону комнаты, где обнаруживается дверь, которую я не сразу заметила. Он абсолютно голый и, похоже, ничуть этого не смущается. Сегодня он на своей территории и, если уж быть совсем откровенной, у него нет ни единой причины стесняться своей наготы. Мне даже становится немного стыдно оттого, что я так пристально разглядываю его задницу. Первобытные инстинкты рядом с ним выходят на первый план.