— Приятно было познакомиться, Макар, но мне придется вас оставить. Нужно ехать домой.
Синий взгляд припечатывает мою щеку, но я не готова его встретить. Отставляю фужер на стол, забираю сумку и наклоняюсь к Андрееву, чтобы извиниться за свой скорый уход. «Мне нужно», — вполне сойдет за пояснение. Не глядя, киваю оставшимся за столом и растворяюсь в шумящем весельем зале.
Глаза мучительно печет, но публичные слезы — непозволительная для меня роскошь. Поэтому я с силой заколачиваю в пол каблуки в попытке заглушить отчаянный крик сердца. Как я могла так вляпаться… Как? Чертов ублюдок добился своей цели: проник в мою кровь. Так больно мне не было даже когда я узнала об измене Димы. Потому что этот синеглазый психопат — это совершенно другое. Я влюбилась в него. Можно сколько угодно отрицать симптомы, но диагноз от этого не изменится: мучительная боль в левой половине груди, потеря ориентации и зацикленная картина того, как выбеленные локоны касаются его лица, не лгут. Я влюбилась в него, влюбилась... Нужно уехать, сбежать, спрятаться. Пересидеть эту агонию. Прижать в груди подушку, чтобы зажать дыру, из которой кровавой рекой хлещут чувства. Как же я пропустила и не поняла? Как?
Я не помню дорогу до дома. Прихожу в себя лишь когда таксист говорит, что мы приехали. Я влюбилась в него… В этого расчетливого психа, который привык манипулировать людьми. Это ли не насмешка судьбы над комфортом, в которому я всю жизнь стремилась? И что мне с этим делать? Чувства еще ни разу не забирались в меня так глубоко. Как мне быть со всем этим дальше? Не представлять, как он трахает эту блондинку, проделывая с ней все то, что и со мной? Чертов ублюдок… Я ведь прекрасно жила без него. А он пришел, когда я совсем не просила, влез в мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, растоптал...
Я скидываю платье на пол и залезаю в душ. Смываю яркий макияж, который делала для него, хотя и не желала этого признавать, и пытаюсь отогреться в потоке горячей воды. И что? Теперь так будет всегда? Постоянная борьба за спокойствие и гармонию с собой? Я не хочу так жить. Это не для меня. Ты просто ублюдок, Савва.
Когда я затягиваю пояс махрового халата, в дверь раздается звонок. От его резкого звука кожу пробивает током, и я застываю, глядя на свое запотевшее отражение в зеркале. «Останешься стоять так, или все же пойдешь откроешь? — цинично усмехается голос внутри. — Кто, по твоему, пришел?»
По пути в прихожую я перебираю все возможные варианты того, кого могу обнаружить за дверью в одиннадцать вечера. Соседка, которую я неведомым образом затопила, Ирина, поругавшаяся с мужем, Андреев или поддавшийся ностальгии Никита? Обманываю себя ровно до того момента, как не глядя в глазок, открываю дверь.
На пороге стоит Савва. Он без пиджака, а недавно зачесанные назад волосы сейчас выглядят растрепанными. Тяжело дышит, словно бежал.
Я обнимаю себя руками, набираю в грудь воздуха, чтобы притушить ту бурю, что поднимается изнутри. Она выворачивает меня наизнанку, но я с ней борюсь. Потому что если перестану — попросту расплачусь.
— Почему ты ушла? — глухо спрашивает он, переступая порог.
— Я не приглашала тебя внутрь, — замечаю я, сильнее сдавливая предплечья.
Он выглядит другим. Сейчас передо мной не пресытившийся хозяин праздника, купающийся во внимании высшего света, и не упивающийся вседозволенность эгоист. Сейчас это тот Савва, которого я еще не видела.
— Почему ты ушла? — повторяет он свой вопрос.
Я впадаю в неприсущий мне мазохизм, просто наслаждаясь тем, что причина моих страданий на меня смотрит.
— Предлагаешь наблюдать, как ты поглощаешь фастфуд?
Савва придвигается ко мне вплотную, так что я могу различить малейшие оттенки его запаха: в нем салон Теслы, его парфюм, вечерний воздух, разгоряченная кожа. Ни единого намека на белокурую Барби.
— Ты же знаешь, что я всегда так действую, — отрывисто шепчет он, запуская ладонь мне в волосы. — Иду к цели самыми эффективными путями. Делая больно. По-другому я не умею.
Мне стоит усилий не зажмуриться оттого, сколько облегчения приносит его жадное касание. Словно на загнивающую рану насыпали антибиотик. Словно умирающему от рака вкололи морфин.
— Ты добился своего. Мне больно.
— Знаю. Ты могла меня раздавить, заигрывая с тем мужиком. А за это я бы обязательно раздавил его.
Его горячее тело прижимается к моему, наши почти губы соприкасаются, и все мое существо заходится в нестерпимом желании получить то, что непременно случится через какую-то секунду. Наш поцелуй.
— Я меня не было цели причинить тебе боль.
— Вот странно, да? — ладонь Саввы находит мою и прижимает к груди, где оглушительно колотится его сердце. — Потому что сейчас прямо здесь мне очень больно.
44
Мне безумно хорошо. Мир вне стен моей квартиры перестал существовать: не имеет значения, темное или светлое сейчас небо, есть ли на улицах люди, какой сегодня день недели и то, что будет происходить со мной часами позже. Важно только "сейчас", когда моя голова лежит на плече у Саввы, тело впитало его пот и его запах, а между ног приятно тянет от наших занятий любовью.
Я его люблю. Эта мысль больше не вызывает во мне безысходности и паники. Не тогда, когда он близко настолько, что ближе быть невозможно, и когда дышит так же тяжело как и я. Я не хочу анализировать свои чувства, не хочу задаваться вопросом, как могу быть счастлива рядом с таким как он - с тем, кто, по его же словам, любит и умеет причинять боль. Голая, запыхавшаяся, с вывернутыми наизнанку эмоциями, я ощущаю себя на своем месте. Сейчас я живу на максимуме: каждая минута, наполненная нами, весит больше, чем год, проведенный порознь.
- Расскажи мне, - говорю я шепотом, потому что громче сейчас не хочется.
- О чем?
Савва не шевелится, взгляд из-под длинных прямых ресниц устремлён в потолок. В свои двадцать девять я впервые полюбила мужчину и будет честно узнать о нем все. Я не хочу зарывать голову в песок, пытаясь приукрасить человека, который смог перевернуть мою жизнь с ног на голову. Савва подослал ко мне бездомного и инсценировал изнасилование, и после этого я все равно лежу на его руке и чувствую себя невероятно счастливой. Я ведь не мазохистка и стокгольмский синдром точно не обо мне. Если после всего этого я чувствую любовь, значит Савва ее достоин. Да, он определённо не такой как все, и я хочу знать, почему.
- Ты сказал, что по-другому не умеешь. Что всегда причиняешь людям боль. Почему?
- Самый эффективный метод получить желаемое, - тихо произносит Савва и, даже не глядя на него, я знаю, что в этот момент он иронично усмехается. - Я тебе говорил.
Я отрываю голову от его плеча и переворачиваюсь на живот. Мне нужно видеть его глаза. Савва должен знать, что я говорю серьезно.
- Ещё ты говорил о фильтрах. Покажи мне себя без фильтров. Сейчас я готова.
Приподнявшись на локтях, Савва разглядывает меня, будто оценивает, готова ли я к этим знаниям. У него нет причин во мне сомневаться. Для него я раскрылась, как ни для одного другого человека: совсем недавно все мои чувства и моя боль были у него как на ладони. С ним я не хочу пытаться быть сильнее, чем есть, не хочу лгать о своей неуязвимости. И он тоже не должен.
- Когда ты была вне себя, то назвала меня психопатом, - его губы трогает улыбка, а на щеках появляются неизменные ямочки. - Тогда ты сказала это, потому что хотела меня уязвить. В обществе определение "психопат" приравнивается к оскорблению. Псих, психованный, пациент психушки... Пена у рта, смирительная рубашка. Психопат - это человек, страдающий антисоциальным расстройством в силу органических поражений мозга. Это не обо мне.
- Я ведь сказала это в сердцах, - возражаю я, немного смущенная тем, с какой медицинской точностью он об этом рассуждает. - Я вовсе не имела в виду, что у тебя действительно проблемы с головой и на тебя нужно надеть смирительную рубашку.
- Не спеши извиняться, потому что ты не так и далеко ушла от истины. Я действительно страдаю от антисоциального расстройства, которое правда имеет куда менее пугающее название, - Савва по-прежнему улыбается, но сейчас его глаза отливают ледяной сталью. - Привет, я Савва и я социопат.
Я пробую на вкус знакомое слово и прислушиваюсь к себе. Савва только что озвучил, что имеет расстройство психического характера. Это ведь любого должно напугать. Тогда почему меня не пугает? Наверное, потому что "социопат" действительно звучит куда менее устрашающе, чем "психопат". Про социопатов обожают снимать кино, и их образы скорее вызывают симпатию, нежели отторжение. Взять того же очаровательного Шерлока, так любимого миллионами.
- Социопат? - осторожно переспрашиваю я. - Это человек, который не слишком любит людей?
- Формулировка для чайников, - замечает Савва, и выражение его лица резко становится отстранённым, как и его тон. - Социопат, по сути, недалеко ушел от психопата, но его расстройство личности не спишешь на черепно-мозговую травму или генетический дефект. Социопат - человек, главная ценность в жизни которого - он сам. Это самый большой эгоист, которого ты когда-либо способна повстречать на своем пути. Людей он действительно не любит и входит с ними в контакт исключительно, чтобы манипулировать во имя собственных целей. По достижению их он с лёгкостью разбивает их доверие и не испытывает при этом ни малейших угрызений совести. Это потому что сочувствие, эмпатия и привязанности социопатам чужды. А вот жестокость, расчётливость, импульсивность и вспышки агрессии - нет.
Я не дышу. Все эти вещи Савва рассказывает о себе? Это подходит на самобичевание.
- Социопаты безошибочно чувствуют чужие слабости и будут давить на них, пока им это удобно, - он безэмоционально продолжает изобличать свое расстройство. - Многие из них прекрасно умеют чувствовать людей - на протяжении своей жизни они развивают этот навык. Прекрасные ораторы, умеют очаровывать и заставлять людей себя слушать. В силу привычки ходить по головам часто добиваются больших высот в карьере, что только усиливает их так называемый недуг. Власть для социопата - любимый наркотик, потому что даёт ещё больше возможностей манипулировать окружа