Но для парней в цеху работ по металлу это была первая настоящая пролитая кровь охранника. Кровь с запахом соли и металла. Кровь с запахом смерти.
Все начали кричать и улюлюкать, как стая голодных шавок над куском свежей говядины.
Они бросились к телу Кнаппа и принялись бить его ногами и кулаками, пока оно не превратилось в груду переломанных костей и мяса, истекавшую кровью, как корзина с раздавленными вишнями.
А голова Кнаппа больше напоминала перезрелый и лопнувший помидор, из которого отовсюду сочился сок.
И зеки это видели.
Видели, как истекает кровью охранник. Видели, что их можно сломать, как и любого другого человека.
Ведь с ними произойдёт то же самое, когда губернатор потеряет терпение и прикажет полиции «убрать этих ублюдков, передавить этих чёртовых надоедливых насекомых, а то, что от них останется, смести в мусор».
«И когда всё будет закончено, запереть их снова по клеткам, этих грязных, способных на убийство животных. И близится их час расплаты…»
Несколько зеков стояло вокруг сломанного тела Кнаппа, а остальные кричали, стонали и матерились.
Их глаза горели диким огнём, языки то и дело смачивали пересохшие губы, а пальцы крепко сжимали обрезки труб, гаечные ключи и листы металла, обмотанные изолентой.
Ромеро и раньше видел уродство бунтующей толпы.
Он знал её вкус, её запах, как это чувство холодными пальцами сжимает кишки внутри тебя… Но это… Это было просто недопустимо.
Если они хотели показать Департаменту и всем СМИ, что зеки в Шеддок — лишь обычные люди, желающие достойного обращения, а не кровожадные дикари, то они всё делали неправильно.
— Всё должно быть не так, чёртовы вы идиоты! — кричал им Ромеро. — Разве вы не понимаете? Разве никто из вас не понимает? Именно этого они ждут! Этого хотят! Вы просто играете им на руку…
Но зеки, похоже, ничего не понимали.
Они смотрели на Ромеро, и мышление толпы постепенно завладевало каждым, просачиваясь, как яд, в каждую пору и отравляя весь организм, разлагая разум всех бунтующих.
Перед Ромеро стояли плохие парни.
Здесь были и белые расисты, и чёрные мусульмане, и убийцы-латиносы, и социопаты, и другое быдло. Раса и цвет кожи вдруг перестали существовать. И на первый план вышла неумолимая жестокость.
Ангелы из Ада и Арийские Братья, Нация всемогущего Лорда-наместника и Гангстеры-Апостолы, Испанские Кобры и Нуэстра Фамилия (от исп. Nuestra Familia — «Наша Семья») — все стояли плечом к плечу, вдыхали исходящую друг от друга ненависть и превращались в диких зверей.
С оскаленными зубами, свисающими из края рта нитями слюны, сжатыми на оружии руками и урчащими от жажды крови и жажды смерти животами.
Ромеро сделал шаг назад, потому что — Господи, спаси и помоги! — он был уверен, что ещё чуть-чуть, и они бросятся на него всем скопом.
Свалят с ног одним ударом, как скот на бойне в Чикаго, подвесят за ноги и выпотрошат, а потом пройдут по коридорам тюрьмы кроваво-красным отрядом, неся высоко на шесте его голову.
Но этого не произошло.
Скэггс вышел вперёд, Скиннер — вместе с ним. Вождь племени и его шаман, оба заляпанные кровью и человеческой плотью.
— Если хочешь остаться в живых, чёртов одиночка, — грубо произнёс Скэггс, — лучше заткни свою пасть. И лучше бы тебе решить, на чьей ты стороне — на нашей или на их, потому что если ты не на нашей стороне…
— Если ты не на нашей стороне… — продолжил Скиннер. — Ха, твоя смерть будет жуткой, ублюдок.
Ромеро вскинул руки — древний жест, показывающий, что ты не вооружён.
Отлично срабатывало с бешеными псами и парнями, которые находились с ними на том же уровне эволюционного развития.
— Я лишь говорю, что именно этого эти мудаки от нас и ждут. Ждут, что мы станем убивать охранников, насиловать слабых, жечь всё вокруг и мародёрствовать… Нам надо показать им, что мы выше всего этого. Мы просто хотим достойного обращения.
— Не тебе нас учить, петушок, — произнёс Скэггс и прошёл мимо.
Остальные бросились за ним, проталкиваясь мимо Ромеро и пачкая его мимоходом чужой кровью.
И когда они вырвались на улицу, то все рванули вперёд, крича и разыскивая любого, кого можно было избить.
Ромеро вздохнул и посмотрел на двоих охранников, которые пока ещё были живы. Да, сильно избиты, но живы. Они были привязаны к станкам.
В каком-то голливудском дерьмовом фильме это был бы отличный поворот, где одинокий зек помогает охранникам, которые никогда бы не помогли ему.
Ага, конечно.
— Лучше не издавайте ни звука, — сказал им Ромеро. — И, возможно, они о вас забудут. Это единственное, на что вы сейчас можете надеяться.
И он развернулся и пошёл на улицу, чтобы своими глазами увидеть бунт.
Наверно, лучше самому на всё взглянуть, пока полиция и армия не вернули власть над тюрьмой и не расколошматили всех до состояния валяющихся под деревьями гнилых и треснувших яблок.
24
Бунт.
Вот это была картинка.
Зеки собирались в банды и разгуливали по двору с ножами, обрезками труб, бритвами и оружием из захваченной оружейной.
Белые объединили силы с чёрными и латиносами.
И все неистовствовали.
В течение первого часа трое охранников были уже мертвы. Долго бурлившая ненависть вскипела и выплеснулась наружу. Парни увидели, что теперь в их руках есть оружие.
Кабинеты были разрушены.
Рабочие здания в тюрьме подожжены.
Камеры карцера были открыты, а сидевшие за решётками стукачи и слабаки — разорваны на кусочки сорвавшейся с цепи толпой зеков.
Ромеро вышел во двор. Там царил хаос.
Полнейший хаос.
Вертолёты уже были в воздухе, а полиция, использующая слезоточивый газ, вместе со спецназом и снайперами собирались группами снаружи стен.
Мобилизовали даже Национальную Гвардию.
Власти через громкоговорители призывали заключённых сдаться и отпустить заложников.
В ответ на это группа байкеров перебросила через забор труп охранника.
И всё же внутри стен тюрьмы среди осуждённых царило непривычное единство.
Белые собрались под предводительством членов мафии, подкреплённые Арийцами, байкерами и сотнями зеков, которые просто жаждали драки.
Чёрных возглавили наркоторговцы, сумевшие сплотить вокруг себя уличные банды, наркодилеров и сутенёров.
А латиносов взяли под своё крыло члены мексиканской мафии.
Во дворе тюрьмы белые выстроились возле одной стены, чёрные — у другой, а латиносы — у третьей.
А в центре двора, с заложниками, находились представители всех трёх группировок.
С наступлением темноты трое лидеров успокоили разошедшихся зеков и начали выдвигать по громкоговорителю свои требования.
Сначала их игнорировали, но стоило главарям сказать, что они станут убивать по одному человеку в час, как им сразу же ответили.
Переговоры длились ещё долго.
Территорию тюрьмы освещали прожекторы, и оцепила полиция и Национальная Гвардия.
СМИ тоже желали подключиться, но полиция не подпустила их к Долине Шеддок и на километр.
А около полуночи власти прервали переговоры.
И перекрыли воду.
А затем выключили электричество.
25
Ромеро стоял в дальнем конце тюремного двора и наблюдал за кострами и поднимающимся в небо дымом от горящих зданий.
Зеки всё ещё были возбуждены, но сейчас большинство были ещё и пьяны и обкурены и подбадривали друг друга разговорами о свободе и братской любви.
Ромеро весь день слушал их разговоры и безумные планы.
Но в отличие от остальных он не был настолько наивен, чтобы в них верить.
Рано или поздно люди потеряют самообладание, и трупов будет не счесть.
Либо зеки перебьют своих же, либо полиция пойдёт на штурм и позаботится о бунтующих.
Одно из двух.
Но Ромеро переживал только из-за Палмквиста.
— Я нашёл его, — задыхаясь, произнёс Аквинтес, подбежав к Ромеро из другого конца двора и отводя его в сторону от группки курящих зеков.
— Я нашёл мальчонку.
— Где?
— Он был в карцере, — ответил Аквинтес. — Там его нашли зеки и избили обрезками труб, а когда не смогли привести в чувство, отволокли в санчасть.
— Ему хреново, брат, — продолжал Аквинтес. — Может, он пока и не умер, но это уже не за горами. Он в коме или типа того. Надо видеть ту больничку. Там везде тела. Чёрные привели туда парочку охранников, чтобы те перевязывали раненых.
Ромеро вздохнул. Значит, малец ещё жив. Только вот хорошо это или плохо?
Он затушил сигарету.
— Это очень плохо, ДжоДжо. То существо внутри Денни… его брат… оно и так уже разозлилось за то, что мальчишку избили, а тут ещё и это…
— И там темно, — добавил Аквинтес. — Как в заднице.
У Ромеро вдоль позвоночника пробежал холодок.
— Я туда схожу.
— Это плохая идея, — пробормотал Аквинтес.
Когда Ромеро шёл по двору, направляясь к зданию администрации, где находился лазарет, он слышал снаружи копов.
Звук был похож на скрежет по стене. Наверно, они собирались взбираться на нее.
— Я всё равно туда пойду.
Аквинтес хлопнул его по плечу.
— Эх, Ромеро. Ты просто настоящий латиноамериканский Джеймс Кэгни. Огромное сердце, а яйца и ещё вдвое больше. Ладно, друг мой, я иду с тобой.
Но ни один из них понятия не имел, навстречу чему они направляются.
26
Всё началось в один момент.
За воем сирен и криками из громкоговорителей никто ничего и не понял, пока не стало слишком поздно.
Группы спецназовцев бросили вперёд всю свою мощь, способную сокрушить любую преграду на своём пути.
Когда Ромеро с Аквинтесом добрались до часовни рядом с административным зданием, они увидели, как по верхнему краю стены бегут люди в чёрной форме, похожие на снующих пауков. Вниз полетели гранаты со слезоточивым газом.
При ударе о землю они взрывались.
Всюду виднелись яркие вспышки, слышались хлопки и взрывы, словно двор находился под миномётным огнём.