Потом он выставил вперёд ладонь и развернув к ней кисть тыльной стороной, одновременно чуть направив её вверх. Это был знак — «враг». К нему он добавил жесты «слышит и видит» и снова прижал палец к своим губам.
Это было так давно, вздохнула Игра. Она была ещё маленькой девочкой. Сейчас она стала матерью троих малышей. Восторг пересилил её.
— Йо-хо! — Не выдержала она.
— Йо-хо! — Поддержали её подруги.
Четыре лодки скользили посередине реки. Ещё несколько смельчаков переплывали реку вплавь. Среди смельчаков был и Срок.
Игра обернулась и помахала ему рукой. Срок помахал ей. Игра, увидев сзади под кормовым сиденьем верёвку, выбросила её вводу.
— Йо-хо! — Закричал я, увидев лодки.
— Йо-хо! — Ответила река.
Глава восьмая
Прошло пять лет. Наш город продолжал мирно существовать и расширяться. Имея бронзовые инструменты, мы относительно легко справлялись с деревьями, хотя попадались гиганты даже в три наших обхвата (в пять человеческих), но большие топоры в руках гигантов валили и их.
Клиньями разных размеров стволы распускались на брус и доски, из которых мы собрали деревянное жилище. Это был такой огромный сарай, что в нём разместилось всё наше разросшееся племя.
Мужчины племени Хрымара, после его гибели, передрались из-за женщин и власти, и, в конце концов, оставшиеся вынуждены были примкнуть к нам.
Не обошлось без драк и в городе, но тут пришлые столкнулись с нашими порядками.
Я женщин не бью в принципе, а в этом мире вожак всячески и ежеминутно должен показывать свою силу. Даже при соитии с самкой на неё предполагалось силовое воздействие. Я же действовал без принуждений, то есть «по согласию», и это вызывало, по меньшей мере, непонимание и со стороны женщин, и со стороны мужчин.
Те женщины, которые не вызывали интерес у вожака, вызывали интерес у других самцов. Самцы начинали «ухаживать» за женщинами с помощью зуботычин, а я не выношу женский плач.
Я несколько раз прерывал «сексуальный порыв» страждущего женской ласки и каждый раз нарывался на его агрессию. В первый раз меня фактически спасли Игра и потерпевшая, повиснув на здоровом возбудившемся бугае. Мне пришлось его убить, иначе он убил бы нас троих.
Надо помнить, что я держал власть только за счёт отличного владения оружием. Я даже умышленно не раскрывал воинам некоторые личные секреты. Я помнил сказку, как кошка учила тигра охотиться, а тот проголодался.
Второго «возбудившегося» я просто огрел дубиной по голове, подойдя со спины, как и третьего, и четвёртого.
Пятый и шестой решили «овладеть» женщиной вдвоём, по очереди, причём, один из них стоял на «стрёме». Я, не долго думая, зарубил обоих бронзовым палашом.
Седьмой отреагировал на мой рык и ретировался.
Стычки происходили не одномоментно, а в промежутке двух месяцев и потом прекратились.
Новички стали брать пример с меня, а я не подходил к женщине без цветов, или хотя бы пустякового подарка. Меня так с детства воспитала мама. Даже если я сейчас не хотел близости, я на всякий случай дарил цветы. На будущее. Ну не мог я насильничать.
Это отрицательно повлияло на женщин. В них сразу проявились все качества, жутко нелюбимые мужчинами.
Во-первых, они вдруг все стали краситься. Откуда это взялось, я не знаю. Некоторые пытались чернить зубы. И это всё было направлено на меня. Соплеменницы пытались меня соблазнить. Вот она, цена галантности.
Дело в том, что после моего первого секса в этом мире, когда я просто как вожак продемонстрировал своё возбуждение, женщины стали «подкатывать» ко мне, пытаясь сохранить здоровье и получить вкусную еду, но я «хотел» не всегда и вынужден был им отказывать.
Потом они поняли, что я женщин не бью, а за еду можно не напрягаться, — все едят одинаково, и от меня отстали. Тогда я задумался. Секса мне хотелось. Я стал чесать голову и в интимных местах, думать, как привлечь самок, и придумал подарки и галантное отношение.
Потом две подруги Игры стали ублажать меня, очень стараясь, и не только сексуально. Они приносили мне чай, еду, взбивали постель, но больше ничего не делали. Они сами целыми днями валялись на шкурах и пытались меня привлечь на любовное ложе, пили чай, жевали еду и командовали другими.
Я немного потерпел жён-самозванок, а потом выгнал работать. Они сильно расстроились. Мне они нравились обе, но поощрять бездельниц, как и бездельников, мне не хотелось.
Да-да, многие новички мужского пола тоже пытались прижиться рядом с вождём, предлагая всевозможные услуги: почесать спину, или какую другую часть тела. «Старички» давно поняли бессмысленность и невозможность таких потуг, и я видел в их глазах лукавство и даже иногда слышал смех, чего я абсолютно не видел ранее, когда сам находился в племени Хрымара. Я с интересом наблюдал за тем, как формируется человеческое общество.
За пять прошедших лет отношения в городе «устаканились». Взаимоотношения выстроились. Старшим среди мужчин был Срок, старшей у женщин была Игра. И этот порядок уже никем не оспаривался.
Причём, если в племени Хрымара и Ларга за лидерство боролись и побеждал сильнейший, то у меня побеждал умнейший, и я лично встревал в попытки узурпации власти.
Я самоуправно выделил старших по, так сказать, сферам жизнедеятельности города. Дедал руководил «металлоделателями», Брас — рыбаками, Бур — лесорубами-плотниками, Срок, ко всему прочему, заведовал охотой.
Жизнь в поселении текла размеренно и планомерно. Радиус города увеличился ещё на пятьдесят метров, расчищенных от леса. Третья стена более всего походила на «обычный» средневековый частокол с башнями, причём не округлой формы, а звездообразной. В вершинах лучей стояли площадки, получившиеся от срубленных на высоте восьми метров деревьев.
Это была та ещё задача! Но мы справились с ней, надстроив на ветвях сосен крепкие круговые площадки, с которых и рубили деревья. Площадки потом так и остались смотровыми.
Положение вождя позволяло мне самому выбрать, чем я буду заниматься, и я не скучал. Я любил охоту и давно мечтал научиться охотиться с луком и арбалетом. И на тебе! Я, таки, охочусь с луком и арбалетом. Я любил рыбу и рыбалку острогой. Так на тебе и рыбу, и острогу.
Я интересовался выплавкой металлов и кузнечным делом, изготовлением кирпича и керамики. Я, в конце концов, писал книги про «попаданцев», и вот, я сам «попаданец». Да… Попаданец в такую… глушь, что другим «попаданцам» и не снилась. Но мне эта глушь уже нравилась.
Несколько раз сюда поднимались племена, но мы понаставили на тропах столько разных указателей и идолов, что к нашим «погранпостам» на обоих берегах реки. Племена подходили смирные и растерянные.
Погранпост представлял собой небольшую крепостицу, срубленную из нетолстых деревьев из подлеска, перекрывавшую тропу воротами. Одна стена крепостицы оканчивалась в реке, другая уходила в лес, где через каждые десять метров торчали на кольях черепа, и висели на ветках кости, причём не только людей, но и животных.
Да и сам лес мы засорили колючими ветками и вбили маленькие острые колышки, смазанные особым варом. С учётом того, что аборигены не носили обувь, как и наши, кстати, потери у прошедших вокруг пограничников составляли около ста процентов. Воевать они уже физически не могли.
Колышки вбивались сначала редко, потом чаще и чаще. Это была непреодолимая преграда. Вой стоял такой, что у меня слёзы выступали от жалости. Но пограничники предупреждали всех: «туда пойдёшь, ноги потеряешь».
Дедал с плавкой и ковкой справлялся сам. Мы с ним пытались плавить железо, но получалось плохо. Да и зачем? Бронза выходила прочная и ковкая. Видимо в рудах присутствовали какие-то легирующие компоненты.
Посудой мы обеспечили себя на много лет вперёд и стали жечь тонкий кирпич и вымостили им верхний город. Не складировать же? Кирпичные дома я строить не собирался, а вот получить навык его изготовления я хотел и получил.
Зато, с появлением керамической плитки в городе исчезла грязь. Выкопав колодец-водосборник сразу за первой стеной, и проложив к нему водостоки, мы получили небольшое резервное водохранилище. Дно водосборника уплотнили бентонитовой глиной, а выход из него сделали из керамической трубы на уровне его дна. Вода из колодца в нижний город поступала с помощью вентиля и проходила по отхожим ямам, вымывая из них излишки дерьма.
Канализационные стоки п-образной формы накрывались съемной верхней крышкой и вскрывались при засорении. Ведь в клозеты выбрасывались и пищевые отходы, как я с этим не боролся.
Я шел по «соболиной тропе», собирая попавшихся в ловушки зверьков, попутно охотясь на них же из лука. Я заготавливал пушнину. Если она есть, то что бы её не заготавливать? Почему бы нам всем не ходить в соболях, если они тут, оказывается водятся? Да и должны же здесь появиться европейцы, раз на море стоит заброшенный парусник?
Я удивился, когда самолично увидел соболя, вытащившего из дупла белку. Раньше я думал, что на юге Северной Америки куньих не было, а соболя не было вообще до прихода европейцы. И понял, что мне повезло. Охотиться на белок с помощью лука — занятие утомительное, а вот на соболя с помощью ловушек, гораздо легче. Положил в домик кусок мяса и приходи завтра. Соболя в лесу было очень много. Попадалась и норка, и какой-то другой зверёк.
Не сказать, что я охотился в одиночку. Стая собак сопровождала меня. И если старше братья убегали далеко, пропадая порой на несколько дней, молодая троица от меня отходила лишь по команде «загон».
Собачки охотились на всё, что попадётся. В основном они приносили мне мелких зверушек для приманки соболя: мышву, белку, кроликов. Если добыча была крупная, например, как-то они выгнали на меня лося, я стрелял, а собачки добирали.
Я ушёл далеко от нашего поселения. Возле города я перешёл приток и не пошёл в горы, а пошёл на запад по долине.
За пять дней я перешёл два правых притока нашей реки и четыре невысоких перевала. Это был пятый, и я понял, что последний. Я сейчас стоял на вершине распадка и смотрел на белую скатерть безлесья. Что это? Болота? Степь? Я видел реку, текущую по долине параллельно нашей реке на юг. Далеко на западе виднелись вершины настоящих гор. Там и брала, вероятно, начало чужая река.