ушаться. Забористое вино предков уносило меня в даль на вертолёте. Уже улетая, я услышал.
— Со стен, так со стен. Будем строить.
Мы перенесли поселение на новое место, установив лишь несколько типи — укрытых шкурами строений, и стали обносить его кирпичами.
Кирпичи выпекались, как пирожки. Опыт кирпичного производства, полученный мной в теле Урфа, помог собрать печь очень быстро, сразу избежав первичных конструктивных ошибок. В то, случайно получившееся отверстие, мы вывели дымоход. Большие раскопки делать не стали, а выкопали в одной из комнат емкость для воды, углубившись в глине почти до пола. Здесь на холмах тоже попадался бентонит, которым мы и выложили дно и борта бассейна. Для пущей водонепроницаемости.
Холмы, из которых вытекал ручей, представляли собой остатки известняковых гор, а чуть выше на север, имелись залежи каменного угля, выходивших прямо на поверхность. Вот их заготовками мы и занимались, пока не пошёл снег. А по первому снежку санные волокуши заскользили между холмами и нашим новым стойбищем, которое, кстати, находилось значительно ближе к холмам и дальше от реки.
Известняк пережгли на известь, загасили. Известь смешали с полынной золой в пропорции три к двум, долго перемешивали и получили цемент, на который и клали кирпич. Благо, горькой полыни здесь были целые распадки и осенью мы её нажгли знатно.
Другой цемент делали из пережжённой и измельчённой глины, измельчённой каменноугольной золы и извести. Из пережжённой бентонитовой глины цемент получался наиболее качественный.
Как-то незаметно росла стена, основанием которой стали развалины древнего замка или крепости.
Прокопанная до кладки траншея показала, что под землёй, примерно в полуметре, находятся руины и нам, чтобы класть кирпич, пришлось их частично разобрать и переложить. На ровных участках мы клали кирпич поверх развалин.
На санных волокушах завозили и дрова, нарубленные за холмами. С нашей стороны деревья, почему-то, не росли.
Протоптав дорожку за холмы, мы наладили ловушки на соболя. Сиу не знали такой охоты. Они били белок и соболя стрелами с тупыми наконечниками, ломающими слабые кости зверьков. Ходили по путику по очереди ежедневно по двое-трое.
— Зима — время войны, — сказал как-то шаман.
— Мы не станем выкапывать топор войны, — сказал я.
— Надо дать молодым воинам прикоснуться к врагу.
— Враги сами придут. И у молодых сиу будет возможность почувствовать себя воинами и принять дух врага. Их разведчики уже подходили к границе старого места. Скоро придут за нашими скальпами. Как встанет река, так и придут.
— Ты так уверен в своей крепости? А если они поставят здесь свои жилища и станут ждать, когда мы выйдем?
Я рассмеялся.
— Во-первых, — у нас есть запасы копчёного мяса, и мы продолжаем его коптить. У нас огромные коптильни и заполненные кладовые.
Я поднял большой палец.
— Во-вторых, — мы нашли в крепости источник воды.
Я распрямил указательный палец.
В-третьих, — у нас хорошие луки, много стрел, и мы продолжаем их изготавливать.
Я выпрямил средний палец.
— В-четвёртых, — у нас действительно крепкие стены и мы продолжаем их наращивать. Мы уже стали выкладывать первый зуб башни. Поверь мне, Охэнзи. На нашей крепости они потеряют свои зубы.
Шаман рассмеялся.
— Расскажи-ка лучше мне ещё раз про желтоволосых, которых ты видел у Большой Воды, — попросил я.
Шаман отхлебнул вина и поставил серебряный кубок на глиняную тумбу, заменяющую мне низкий столик. Вокруг неё стояли четыре низких «кресла», таких же глиняных, как и стол. Я вырубил их из «пола». Не мудрствуя, я вырубил и небольшую печь, и несколько ящиков для хранения припасов и имущества.
Увлёкшись, я начал было вылепливать из глины шкаф для посуды, наращивая комод, но понял, что это уже «излишество».
На креслах лежали шкуры, и кресла очень нравились шаману.
— Желтые лица появились у нашего берега много зим назад, когда я ещё не был шаманом. Наше племя жило у Большой Воды в месте впадения в неё Миссисипи (Большая река). Там и сейчас находятся мои сыновья.
Он вздохнул.
— Когда я впервые увидел посланника Вакан Танка, я понял, что я должен посвятить свою жизнь ему. К тому времени у меня была жена и двое сыновей. Но Охэнзи обязан отдать себя либо Вакан Усака (светлая восьмёрка), либо Вакан Инктехи (тёмная восьмёрка). Я выбрал светлую силу и ушёл в одиночество. Но перед этим я видел большие лодки с белыми крыльями и прибывших на них пахуска (жёлтые волосы — так называли европейцев). Мы приняли их как посланников Вакан Танка. Они дарили нам красивые покрывала из странной мягкой кожи. А потом я узнал, что все наши люди умерли от странной болезни. Я понял, что покрывала были амулетами, убивающими наших людей. Умерли и мои сыновья, и их мать. Мы тогда сожгли все покрывала, а я ушёл в холодные земли. К вам. Ваш шаман как раз закончил свой земной путь. Его душа и живёт в посохе, который я тебе давал.
— Вот как? — Удивился я. — Ты мне об этом не говорил.
— Должно же быть что-то новое в старой истории, рассказанной ещё раз, — сказал, рассмеявшись, шаман.
Рассмеялся и я, но только для того, чтобы шаман не заметил моей озабоченности.
Получалось, что я попал в восемнадцатый век, ведь французы пришли в устье Миссисипи именно тогда, много позже испанцев и чуть позже англичан. И сейчас здесь начнутся чудеса. Вот я попал!
— Вихо, — позвали меня от двери моих апартаментов. — Мы нашли кувшины с серой глиной.
— Просто с серой глиной? С пробкой?
— С пробкой, залитой смолой.
— Значит там что-то вкусненькое, — сказал я, вставая и потирая руки.
Во вчерашнем, найденном в заносах, кувшине лежали залитые мёдом фрукты, коими мы сейчас с шаманом и закусывали вино. Мёд, и так отличный консервант, а засыпанный порошковым бентонитом, сохранился сам и сохранил фрукты в идеальном состоянии.
— Вероятно, мы наткнулись на неприкосновенный запас предков, — сказал я, продвигаясь за «археологом».
— Вот здесь мы вчера нашли кувшины с мёдом, а этот в том вигваме, — Большой Барсук вошёл в комнату, где шли раскопки, и показал на «артефакт».
Кувшин был таким же большим, как и предыдущие, наполненные сыпучими продуктами: сухими фруктами, зерном, солью, перцем.
— Вскрывайте, — сказал я, видя нетерпение на лицах.
Одни из «археологов» стал ковырять внутри кувшина и вскоре раздался его огорчённый возглас. Он залез в кувшин рукой, вытащил сжатый кулак и, раскрыв, показал мне содержимое: чёрный порошок, похожий на уголь.
— Ё-моё! Порох, что ли?! — Не веря своим глазам, произнёс я. — А ну ка, высыпь его на пол. Только аккуратно. Горкой.
Ветер высыпал порошок.
— Отошли все! — Приказал я. — Дай-ка факел!
Барсук передал факел и отошёл на пару шагов. Я прикоснулся огнём к чёрной кучке, и она вспыхнула с сильным хлопком. Барсук отпрянул.
— Ё-моё! Порох! — Вскрикнул я. — Быстро засыпайте его порошковой глиной. Ай-яй-яй! Вот это предки!
Я потеребил бороду и возбуждённо заходил по ещё не раскопанной глиняной поверхности.
— Где-то рядом должны лежать ружья. Возможно, в том углу.
— Что такое «ружья»? — Спросил Ветер.
— Это медные палки с дырками, куда засыпают порох.
Комнату только-только начали раскапывать, вынося глину в помещение, где выпекали керамику и кирпичи. Мы продолжали кирпичное производство и некоторых иных вещей. При добавлении серой глины выходили неплохие керамические изделия. Например, я себе сделал стульчак, в который вставлялся ночной горшок. Очень удобная вещь, особенно там, где ночью темно и можно что-нибудь нечаянно перевернуть.
— Это очень полезная находка. Ищите дальше, друзья.
Ружья нашли в тот же день. И ружья, и пушки. И ещё порох. Очень много пороха. И это было хорошо.
Глава одиннадцатая
— Заряжай! — Приказал я сам себе, поднял вверх руку с факелом.
Заряжающий заложил в ствол мешок с порохом.
— Проталкивай! — Крикнул я, и первый подручный пропихнул мешок в камеру и утрамбовал его там.
— Картечь! — Крикнул я, и заряжающий вставил берестяной патрон с картечью, а первый подручный пропихнул его в ствол.
— Пыж! — Крикнул я, и заряжающий вставил пыж, а первый подручный пропихнул его в ствол и утрамбовал.
— Порох!
Заряжающий вставил воронку в отверстие запала, пробил воронкой мешок с порохом и отсыпал в неё меру пороха. Вынув воронку так, что оставшийся порох просыпался на полку, он сказал:
— Орудие к стрельбе готово, Вихо.
— Целься! — Крикнул я.
Наводчик закрутил винтами горизонтальной и вертикальной наводки.
— Есть цель! — Крикнул он.
— Огонь! — Крикнул я.
Первый подручный поднёс горящий фитиль к полке, порох вспыхнул, пушка вздрогнула, орудие скользнуло по суппорту лафета и вернулось вперёд.
Патрон вылетел из ствола и разлетелся от соприкосновения с воздухом. Картечь расширяющейся воронкой сблизилась с целью.
Палатку как ветром сдуло.
Вслед за первым, с задержкой в две-три секунды, раздалось ещё три выстрела других орудий.
— Поворачивай! Зачищай!
Первый и второй номера развернули лафет. Второй номер засунул в ствол щётку и «деранул» несколько раз канал, очищая его от горящих тряпок. Макнув щётку в емкость с густым жиром, первый номер ещё раз «деранул» ствол изнутри и крикнув: «Готово!», встал по стойке смирно, приставив комель щётки к ноге.
Я взял факел и, подняв его над головой, скомандовал:
— Заряжай!
Вместо родственников жены пришли французы. Пришли, как мы и ожидали, по замёрзшей реке.
Однажды ночью залаяли и завыли волки и просвистели стрелы со свистульками. Мы долго отрабатывали ночную стрельбу из лука в сторону лагеря, выверяя направление полёта «тупорылой» стрелы. Хоть стрела не пуля, но тоже дура.
Увидев перед собой не открытое поселение, а кирпичную стену, французы встали лагерем на расстоянии полёта стрелы, установили палатки и прислали парламентёров.