Главной же для меня новостью было то, что почти половина душ были мне родственными, то есть принадлежала моим предкам. Не предкам Лэнса, а предкам Сергея Нечаева, 25 октября 1985 года рождения, уроженца города Владивостока. Ну и предками Лэнса тоже, конечно.
Я сначала подумал, что такого не может быть. Я же зашёл сюда случайно и Урф взбунтовался, тоже случайно. Но потом понял, что случайность, это лишь часть предопределённости и меня сюда привела моя душа. Я спросил её и получил подтверждение моей догадки.
Как говориться: «бойтесь сбычи мечт».
Моя душа постоянно искала развлечений. Развлечений не в плане: девочки, марафет, казино. Нет. Развлечений, — типа: куда-нибудь забраться по скалам или сплавиться в одного по бурной речке, защитить какой-нибудь братский народец, что сам себя никак не хочет защищать, отстоять честь Родины. Вот такой была моя беспокойная душа… Хотя… Почему была?! Она есть! И будет есть!
Теперь я точно понял, почему я именно здесь. Для движения по выбранному мной пути мне нужна сила моих предков, которую можно растворять в своей душе без какого-либо вреда им и мне. Мы всё равно когда-то были единым целым. Только не все это понимают, не стремятся воссоединиться, и выбирают какой-то свой «особый путь».
Те наги, которые ощутили своё родство с моей душой, — возликовали, остальные скромно стояли в сторонке и ждали своей участи.
Все души прошли путь испытаний и поиска сильно отличались от обычных душ. Мне ведь есть с чем сравнивать и я сравнивал. Даже душа Охэнзи не набрала сил, чтобы соперничать с любой из них. Даже со скоропостижно покинувшей тело душой Лэнса.
Душа Лэнса отличалась мужеством и умением договариваться. Охотничьим чутьём и чутьём на внутренних врагов.
Душа предыдущего шамана отличалась умением находить дорогу домой хоть в пургу, хоть в лесу. Видимо это он и успел передать Охэнзи.
Другой шаман — мастерски заговаривал раны. И так далее и тому подобное. Я и сам всё это умел. Ничего в общем-то особенного в амулете не было, если не иметь ввиду, что сила умения возрастает от соединения сил, как прямых, так и косвенных.
Например, умение врачевания, усиливает умение выбирать необходимые травы и наоборот.
Получив согласие от родственных душ на слияние со мной, я полностью растворил их в себе и почувствовал прилив дополнительных сил.
— Ну а вы, мои хорошие, — обратился я к оставшимся наги, — вертайтесь-ка взад.
Снова соединив свою нейросеть с амулетом, я перенёс в него чужие наги и они не сопротивлялись. Я понял, что это именно они сразу не желали поглощаться мной.
— Вот и славненько. Как вы там?
— Спасибо тебе, что не поглотил нас, — сказал амулет.
— А как же иначе? Я же обещал.
— Наивная душа, — усмехнулся амулет. — Чистая, как белый снег.
— Откуда вам знать про снег? — Удивился я.
— Как откуда? Да от тебя. Мы сейчас многое переняли от тебя. И твоё мировосприятие. Ты же открытый был.
— Ах вы ж негодники, — я покачал головой. — Надули всё-таки наивного чукотского мальчика.
— Есть немного, но тебе разве от этого хуже будет? Сможем советовать и подсказывать. Ты ж спрашивал: «что делать?».
— И что? Есть варианты?
— Есть, — сказал амулет.
— Что за варианты?
— Пираты, сэр, — глубокомысленно произнёс амулет.
— Слушай, имей совесть. Мне из тебя клещами вытягивать? Смотри, подарю какому-колдуну и он выпьет тебя….
Амулет обиделся и вообще отключился.
— Вот, — сказал я сам себе. — Все воспринимают доброту за слабость и начинают вить из меня верёвки. Хочешь молчать, молчи.
Я отключил амулет, заблокировав его своей нейросетью, а сам задумался. Мне хватило одного слова, чтобы понять, что имел ввиду амулет. Я включил свою нейросеть на поиски душ через ноосферу, и стал изучать их на предмет световой принадлежности.
Сначала я увидел те, что находились, как говориться, под боком. Но это было не оно. Я визуализировал карту Северной Америки, доставшуюся мне от Жана-Батиста, но не смог спозиционировать её относительно видимых мной точек по масштабу и отключил её.
Направление на «объект» я взять мог, но рассчитать расстояние нет. Это было не правильно. Я немного полежал, рассматривая карту душ, и вдруг понял, что одна из них находится очень обособленно и мигает «родственным» цветом, как души близких мне по духу членов моей команды.
Я приоткрыл левый глаз и прикинул направление. С удивлением, я приблизил её и…
— Ха! Так это же моя бывшая жёнушка, — понял я. — Мне говорили, что она выжила во время эпидемии оспы. Ты смотри-ка, она ещё продолжает хорошо думать обо мне.
Я прикинул до неё расстояние. Пройденные мной места я легко сопоставлял с имеющейся на корабле картой с помощью ноосферы и даже правил её, сохраняя у себя «внутре».
Получалось, что ближайшие «нужные мне» люди находились не так далеко, примерно в районе Флориды. Другие «тёмные» точки располагались на карте чуть южнее. Мне всё-таки удалось натянуть карту шестнадцатого века на реальное положение суши и морей, заглянув в некоторые души и прочитав их мысли.
Я перестал злоупотреблять этим, так как полученная информация вываливалась в меня, как ворох чужого белья. Не очень приятное ощущение, честно говоря. У меня не получалось открывать чужую душу постепенно.
Да и душа, подвергшаяся моему внезапному вторжению, тоже некоторое время потом находилась в шоковом состоянии. Она же чувствовала себя защищённой в своём теле, и вдруг оказывалась раскрытой перед неизвестно кем. Представляю это ощущение и не хотел бы чтобы так поступали со мной.
Короче, спозиционировавшись с помощью бывшей жены и «привязавшись» к карте, я освободил уже тихо пищащий амулет, встал с кровати и вышел на палубу.
Алый закат пламенел, расцвечивая перламутром облака на востоке. Мне всегда нравилось смотреть на перламутровые облака и находить в них не только красные тона, но и зелёные, синие. Перламутр, господа, — это красиво.
На палубе уже было почти тихо. Все устали и после ужина расположились кто где, в основном по своим заведованиям. Некоторые марсовые развесили свои гамаки на реях и сейчас дружно храпели, пугая присаживающихся рядом чаек.
Вахтенные матросы тихо резались в кости на щелбаны и я, подозвав вахтенного офицера, ткнул в их сторону пальцем, а потом провёл им же по горлу. Быстрый Олень прокрался на ют и вскоре оттуда послышались хлопки подзатыльников. Баковый вахтенный скатился по трапу с полуюта и метнулся мимо меня тенью. Корабль погружался в сон.
Утром следующего дня мы отправили в форт французских матросов с ультиматумом. Ультиматум, написанный на французском, гласил: «Правитель Земель Большой Реки повелевает всем чужеземцам, прибывшим на наши земли, сдать всё огнестрельное оружие на хранение в администрацию правителя, временно располагающуюся на фрегате Миссисипи. В случае невыполнения данного повеления до заката настоящего дня, утром следующего дня форт будет бомбардирован всеми корабельными орудиями. Безопасность безоружным чужеземцам гарантируется».
Как только от борта фрегата отошла шлюпка с французами, базуки левого борта выплюнули свои снаряды, и в бревенчатых стенах форта образовались восемь рваных дыр.
Откровенно говоря, я не хотел тратить порох древних на этот форт, но демонстрация силы была необходима.
Соволь Де Ла Вилланти разглядывал ультиматум, как нечто невообразимое. Он перевернул пергамент туда, сюда и даже понюхал.
— Пахнет сандалом, — удивлённо сказал он.
— Это пергамент из шкатулки Жана. Он любит сандал, — сказал Жозеф Ле-Муан де Сериньи, ещё один брат Жана-Батиста, прибывший в Луизиану вместе с Пьером Ибервилем.
— Где Ибервиль? — Спросил он матроса, вручившего ультиматум.
— Остался на борту пиратов, господин офицер.
— А Жан-Батист там же?
— Так точно, господин офицер. Я видел их обоих вчера, привязанных к мачтам.
— Так ты говоришь, это — пираты, а не индейцы?
— Они похожи на индейцев, но это — точно пираты. Они все говорят на французском.
— Ты хочешь сказать, что это французские пираты, захватившие французский корабль и французских офицеров? Ты в своём уме?
— Я не знаю, господин офицер. Они мало похожи на индейцев.
— То похожи, то не похожи… — Простонал Жозеф. — Что они говорили про Жана и Пьера? Про господина министра и его брата?
— Про них они ничего не говорили. Нам ничего не говорили. Они говорили между собой, что их надо повесить. Сегодня к закату.
Жозеф молча схватился за голову и заходил по комнате.
— Это катастрофа! Ка-та-стро-фа. — Проговорил он по слогам. — Франсуа-Мари погиб от этих бритов, а сейчас ещё и Пьер с Жаном.
Он застонал.
— Они ничего не просили за их жизни?
— Нет, господин…
— Да хватит вам! — Крикнул Жозеф. — Ступай уже.
— Постойте, господин де Сериньи, — тихо произнёс губернатор. — Надо послать их обратно. Мы сдадим форт.
— Вы видели, на что способна их артиллерия. Им не нужен форт. Им нужны жизни моих братьев. Я сам пойду к ним. Я не могу вернуться без них во Францию. Дай Бог мы уйдём, но мы вернёмся. Не в первый раз.
— А если они вздёрнут вас на рее?
— Чему быть, того не миновать.
— Может отправим матроса с письмом? Согласимся на ультиматум и попросим…
— Да! Правильно! Согласимся и попросим. Отвозим все мушкеты и пистоли на фрегат. Грузите! — Приказал он губернатору, а я отвезу.
Через два часа четыре шлюпки, гружёные оружием, медленно двигались в сторону фрегата. На последней, кроме гребцов, сидел Жозеф Ле-Муан.
— Ты смотри-ка, гребут, — сказал Охэнзи, изумлённо покачивая головами. — И кто-то важный на последней.
— Это их третий брат, — сказал я. — Сдаются.
— Что будем делать?
— Что делать? — Удивился я. — Заберём оружие, порох и отпустим.
— Готовить десант? — Спросил стоящий рядом командир десантно-штурмового отряда.
— Готовь, Ястребиный Коготь.
Шлюпки прижались к борту под орудийные порты нижней палубы и оружие быстро перекочевало в трюм фрегата. Жозеф Ле-Муан, проследив за разгрузкой, крикнул: