– Хорошо, – прокашлявшись, ответил Роджер. – Теперь давайте вернёмся к содержанию нашей первой лекции. А то мы и так потратили слишком много времени на опровержение глупостей, – и он метнул ещё один недовольный взгляд на Фанни. – Меня зовут Роджер Занни. И я ваш преподаватель по курсу математического анализа. Если кому-то интересно, то когда-то я в самом деле состоял в числе преподавателей физики. Но заменял я именно там, а не здесь, потому что после окончания института по чистой случайности и ошибке в распределении попал туда. Какое-то время пришлось потратить на то, чтобы дождаться свободного места на кафедре математического анализа. И вот теперь я уже десять лет там, где мне и положено быть, – он замолчал, набирая в грудь побольше воздуха, и поправил очки. – Математический анализ встречается во всех технических вузах. Раньше он назывался курсом анализа бесконечно малых. И в целом этот предмет разовьет в вас представление о бесконечности. От того, как вы изучите математический анализ, будет зависеть то, какими вы специалистами и инженерами станете. Главные имена, которые вам следует запомнить, – это Ньютон и Лейбниц. Хотя помимо них мы столкнёмся ещё с Эйлером, Лагранжем, Коши и многими другими.
Я внимательно глянул на то, что записано в левой части доски. Там перечислялись названные Роджером Занни фамилии и приведены различные уравнения и примеры с решениями. Плюс несколько графиков. Зачем всё это было писать, если можно делать в параллели, как Лайза Тэйлор?
– Многие дисциплины в дальнейшем будут использовать основы математического анализа. Главная такая дисциплина – теория вероятностей. Уважаемая студентка, не спросил вашего имени, что вам известно о тервере? – он ткнул указательным пальцем в Фанни. У девушки от неожиданности аж карандаш в руке сломался, которым она старательно перечерчивала графики с доски.
– Фанни Адамс, – представилась она. – Особо ничего не известно, ведь я первый день в институте. Разве что могу рассказать о коте Шредингера. Наверное, там точно должны применяться знания из курса тервера.
Кто-то из студентов хохотнул, но тут же замолчал, стараясь не навлекать на себя гнев Роджера Занни. Преподаватель недовольно покатал желваки на лице, буравя взглядом Фанни. Девушка же с серьёзной миной ждала его ответа и даже не моргала.
– Хорошо, угадали. Пойдём дальше. Начнём мы сегодня с множеств. Не думайте, что сразу всё поймете. Возможно, и вообще ничего не поймёте, ведь множества можно изучать долго и упорно. Но всё же. Возьмём икс маленькое. Это множество, – он повернулся к доске и нашёл нужную запись, ткнув в неё кусочком мела. – И икс большое. Допустим, тоже множество или вообще не множество. Неважно. Имеем операцию: икс маленькое принадлежит икс большому. Булевая операция…
– Вы знак перепутали, – задорно выпалил кто-то из студентов по правую руку от нас.
Роджер медленно повернулся и глазами за секунду нашёл того, кто прервал его объяснение. Преподаватель медленно положил мел на лекторский стол и сложил руки крестом на груди. Студента движения Роджера не заботили, он улыбался и даже приветственно помахивал рукой.
– Я смотрю, вы на первом курсе всё хорошо усвоили, Алан Дини. У вас хватает времени приходить на пару ко мне и умничать? Может, расскажете всем, как вы получили оценку в свою зачётку и какую? Думаю, всем будет интересно узнать побольше про такого смелого студента, любящего пошутить, – улыбка с лица Алана тут же ушла. – Думаю, вы просто ошиблись аудиторией. И теперь пойдете на пару в свою группу. Верно? В противном случае я могу поговорить с вашим деканом и узнать, в чём причина такого внимания к математическому анализу первого курса.
– Он вообще не разбирается в этом предмете, зато злопамятный – ужас, – это Алан сказал Фанни, прикладывая ладонь ко рту, чтобы его не услышал Роджер. После этого второкурсник поднялся и бегом выбежал из аудитории.
Роджер Занни нахмурился, изучая написанное на доске, и незаметно, пока все взгляды были прикованы к Алану Дини, перерисовал значок в примере. Я заметил это только мельком. Да уж… Хороший преподаватель нам попался. Тишину в аудитории разорвал пронзительный телефонный звонок. Роджер судорожно полез в карман и достал свой телефон. Несколько секунд он тёр экран, стараясь разблокировать его. Когда же Роджер достиг желаемого, то брови его недовольно взлетели вверх.
– Вы разве не знаете, что на парах необходимо отключать свои мобильники? – он едва не плевался слюной в тех, кто сидел на первой парте. – Никакого чувства такта. Я вынужден буду оставить записку по поводу нахального поведения вашего потока…
Успокоился Рождер лишь через пять минут. Всё это время он в молчании осматривал студентов в аудитории, желая найти того, чей мобильный подал голос во время пары. Однако нарушителя спокойствия отыскать не удалось. Лекцию пришлось продолжить. Вот только прошла она довольно ужасно. Роджер зачитывал примеры, написанные на доске, замолкал, подходил к портфелю, извлекая оттуда какой-нибудь из убранных листков, сверялся с написанным, затем стирал часть символов на доске и либо заново переписывал всё без изменений, но чуть другим шрифтом, либо менял знаки на противоположные, находя ошибки в материале. В голове после такого совершенно ничего не осталось полезного. Как и в сделанном конспекте, изобиловавшем зачеркнутыми строчками. В конце концов наши мучения прервал звонок. Многие студенты в аудитории тут же вскочили и стали собирать вещи, не дожидаясь, когда Роджер отпустит их. Преподаватель прервал свою речь на полуслове и обратился к Фанни. Мол, пусть готовится к семинару, ведь если именно он его будет вести, то ей придется решить несколько задач самой первой, раз она такая смышлёная и любит собирать беспочвенные слухи. Фанни не стала ничего отвечать Роджеру.
– Пойдём в столовую в главном корпусе. Сейчас всё равно большая перемена, – предложила Бэт.
Не успели мы ничего ответить, как она выпихнула нас в проход и, схватив за руки, повела за собой. Ловко лавируя среди неконтролируемых потоков студентов, мы добрались до стеклянного перехода и по нему вернулись в главный корпус института. На пути нам встретился Бамфорд, который так и не появился даже на второй лекции. Я поздоровался с ним ещё раз, но он меня не узнал, увлечённо беседуя с какой-то девушкой. Столовая располагалась на втором этаже. Очередь в ней пока была не такая уж и большая. Купив по слойке с джемом по совету Бэт и по уже хорошо знакомому чаю с лимоном, мы отправились за свободный столик. За занятыми далеко не все студенты кушали. Некоторая часть из них корпела над конспектами и огромными белыми листами, рисуя какие-то чертежи.
– Нам такое тоже предстоит, – прокомментировала увиденное Фанни. – Можно, конечно, и в библиотеке этим заниматься, но там нужно соблюдать тишину. Начнёшь совещаться с кем-то – могут и выгнать. А тут делай всё, что хочешь. Никаких тебе ограничений. Главное – чай не проливай на конспекты.
– Неужели в первый день уже что-то задают? – неуверенно спросила Бэт.
– Скорее всего, это те, кто пересдают летнюю сессию, – предположила Фанни. – Последние дни августа и первые дни сентября выделяют как раз для них.
Я попробовал слойку. Она была слегка суховатой, но при этом вполне себе вкусной. Интересно, какие здесь обеды? Если верить Сэту, то раз в семестр можно получить двадцать талончиков на них. Для этого нужно жить в общаге и болеть каким-нибудь хроническим заболеванием. Правда, второе не всегда обязательно, если ты умеешь хорошо жаловаться на то, что не доедаешь, а у родителей нет денег. Я актёрским мастерством не обладал, но Сэт обещал пойти со мной вместе и выпросить талоны.
– У нас двадцать минут ещё в запасе, – уточнила Фанни, глянув на часы. Кстати, они у неё тоже были мальчишеские. По крайней мере, не каждая девушка будет носить огромный циферблат с железным браслетом. Правда, смотрелись они очень стильно. – Следующие две пары будут лабораторными работами по программированию на С++. Аудитория десять ноль восемь. Недалеко от той, в которой у нас были две первых пары, – она достала блокнотик из сумочки и сверилась со сказанным. К слову сказать, сумочка была очень красивой. Эдакого голубого цвета с кучей страз. Даже удивительно, откуда у Фанни такая имеется? Отец вряд ли мог её подарить, ведь он хорошо знал нравы дочери. Впрочем, интересоваться на этот счёт я не стал.
– Привет одногруппникам!
Рядом с нашим столиком появился парень среднего роста. Звали его Грин. Он был слегка полноватым, что не мешало ему заниматься танцами. Он говорил название… Эм-м-м… Хастл вроде бы. Я не очень чётко расслышал об этом факте, когда он рассказывал про себя, да и совсем не разбирался в танцах. Познакомились мы с ним вчерашним утром у деканата. Он тоже пришёл за студенческим. Вот только приехал он в общагу ещё в начале августа. Ходил в институт каждый день. Искал подработку, заводил связи и знакомства. Таким образом он напросился в танцевальную группу, которая участвовала во всех институтских праздниках. Иногда даже выезжала в другие города с гастролями. Также помогал чем-то на нашей кафедре. По-моему, рисовал какие-то стенгазеты к первому дню нового учебного года. Вот только ни одну из его работ нигде не повесили. И это Грина очень печалило, ведь причин ему никто не объяснил. А ещё он обещал всем собравшимся, что благодаря своим связям мигом получит для нас студенческие билеты. Насколько затянулось то ожидание, я уже упоминал.
Причёска Грина была странноватой. Больше всего она походила на каре. Парень зачем-то красил свои волосы в рыжеватый цвет. Хотя тут я кое-как мог понять. Нравится и всё. А вот зачем он красил в такой же цвет небольшую бороду – предположить было сложно. Также Грин носил бакенбарды. Правда, за ними он не следил. Волосы в них давно топорщились и говорили о том, что их пора укоротить.
Джинсы Грина были с зеленоватым отливом и широкими штанинами. Вдобавок к этому на них было видимо-невидимо карманов. Помимо привычных мест дизайнеры пришили карманы на бедрах сзади и спереди ниже колен. Судя по тому, как они подозрительно оттопыривались, Грин явно в них что-то носил. Сверху на нём был надет жёлтый балахон с надписью NYPD и с огромным капюшоном. На ногах некое подобие зимних кожаных ботинок. Довершала образ Грина серебряная серёжка в левом ухе.