Когда насилие обозначено, жертва должна переосмыслить произошедшее в соответствии с тем, что она узнала о своем агрессоре. Ее интерпретация была ложной. Жертва отмечала множество фактов, не имеющих значения в момент их появления, поскольку ничто их не объединяло, но их смысл стал ясен человеку, знающему принцип извращенной логики».
Как видим, психиатр в первую очередь рекомендует снабдить пациента информацией о деструктивных людях и их приемах, разъяснить «на пальцах», как работает та или иная манипуляция и каким образом это было проделано с клиентом. Это быстро избавляет страдающего человека от чувства вины, стыда, страха или же существенно уменьшает их.
«Психотерапия по крайней мере в первое время, служит для того, чтобы подбодрить жертву и позволить ей избавиться от чувства страха и вины. Пациент должен четко осознавать, что психотерапевт на его стороне и страдание пациента не оставляет его равнодушным. Укрепляя психику жертвы, соединяя вместе незатронутые части ее психики, психотерапевт тем самым помогает пациенту обрести веру в себя, чтобы в итоге он осмелился отказаться от того, что несет ему гибель», – пишет Мари-Франс Иригуайен.
Нидерландский психотерапевт Онно ван дер Харт считает, что это очень важно и для профилактики ПТСР:
«Смысл, который индивид придает событию (например, считает произошедшее проявлением божественной воли, наказанием, считает себя виновником событий), существенно влияет на развитие ПТСР. Дети обычно убеждены, что насилие и пренебрежение происходят по их собственной вине, потому что часто слышат обвинения в свой адрес со стороны насильника и других взрослых. Кроме того, дети часто не знают, чем объяснить то страдание, которое причиняют им близкие».
Надо ли говорить, что многие из нас, не получив знаний об абьюзе, и в зрелом возрасте остаются такими же «детьми»? И психологи, прямо или косвенно обвиняющие нас в случившемся, погружают нас в состояние «детей» – в том смысле, какой вкладывает в цитату Онно ван дер Харт.
Мари-Франс Иригуайен не предлагает учить пациента «гибким адаптивным стратегиям» и разбираться в его собственном нарциссизме и мазохизме. Напротив, она настаивает на скорейшем выводе человека из-под влияния агрессора:
«Начиная сеансы психотерапии с жертвами морального преследования, нужно искать не причину создавшегося положения, а немедленно найти способ освобождения из-под влияния».
Обычно этот этап жертвы абьюза проходят самостоятельно, напав на информацию по «нашей» теме и начав стремительно прозревать. Затем некоторые решаются написать истории, а значит, еще раз разложить для себя по полочкам факты насилия и понять его динамику. В процессе написания людей ждет немало «прозрений», что позволяет сложить в голове полную картину абьюза, как будто бы осветить все потаенные уголки темной комнаты. Поэтому, читая мои книги, вы можете делать пометки, чтобы не упустить ничего всплывающего в памяти.
Таким образом, первый этап терапии – получение информации, прозрение и избавление от чувства вины – человек может пройти самостоятельно и явиться к специалисту уже «готовеньким», зная, что с ним произошло. Что, конечно, не отменяет вероятности наткнуться на скептическую улыбку специалиста: «Абьюз? Ну-ну. А не посмотреть ли вам, дорогуша, на себя?»
Прийти к специалисту «первично информированным» – более предпочтительный вариант, чем явиться «нулевым». В первом случае у вас больше возможностей распознать некорректную терапию и отказаться от нее, как от того же морального насилия. Во втором же варианте вас могут увлечь по пути неверных интерпретаций, нанеся вашей психике куда больший вред.
Дальше наступает время для горевания. Стратегия здесь такая: выслушивание и поддержка – да, советы, наставления, понукания к «поиску в себе» – нет.
«Работа над проблемами клиента на фоне переживания утраты практически невозможна. Но психологическая помощь ему необходима. Поэтому, если клиент в период переживания горя по каким-либо причинам оказывается у консультанта, начинать необходимо с проработки его реакций скорби.
Переживая горе, человек испытывает душевную боль. Примирение с утратой – болезненный процесс, в котором есть определенные закономерности и этапы. Эти этапы невозможно ни ускорить, ни “перешагнуть”, и на каждом из них помощь психолога и окружающих людей тоже имеет свои закономерности. Считается, что нормальная реакция скорби может продолжаться до года, но на самом деле часто реакции горя длятся гораздо дольше», – пишет Елена Емельянова.
Помощь терапевта в период переживания острого горя заключается в выслушивании и поддержке. Причем это не должно быть формальным успокаиванием дежурными фразами.
«Они отталкивают, возникает отчужденность, и контакт нарушается. Советы и наставления также оказываются непродуктивными и даже вредными, поскольку отягощают переживание горя, а не облегчают его», – пишет Елена Емельянова.
Мари-Франс Иригуайен считает важным побудить пациента выплеснуть гнев, который он не мог выразить в деструктивных отношениях:
«Нужно позволить ему высказать и пережить эмоции, которых он себе не позволял испытывать. Если пациент не находит нужных слов, нужно помочь ему облечь чувства в слова».
К сожалению, немало терапевтов игнорируют важность прохождения этих этапов, им быстро прискучивает слушать «нытье об одном и том же». Возможно, они ощущают укол по своей компетентности, не видя быстрых результатов. Или же это действительно некомпетентность именно в данном вопросе. Например, психолог – прекрасный специалист по работе с тревогой, но те инструменты, которые помогают справиться с тревогой, не смогут успокоить боль расставания. Вот они и скатываются в осуждающий, надменный, прохладный тон, сыплют скороспелыми трактовками. Однако «зацикливание» пациента – это нормальная реакция на данном этапе. Условно: человек расшиб коленку, и, пока она болит, он не может думать и говорить о чем-то другом.
«Помимо профессиональных знаний и навыков специалист, работающий с горем, должен обладать и определенными личностными качествами. Помимо эмпатии и бережности очень важны терпение и устойчивость к фрустрации. Именно они помогают не гнать лошадей, чувствовать темп, необходимый клиенту, и подстраиваться под него, не ждать невозможно быстрых результатов. Если терапевт не обладает этими качествами, он очень быстро придет к выгоранию, разочарованию и озлобленности на клиентов», – считает Наталья Рачковская.
«Опасно желание слишком быстро привлечь внимание пациента к его психическому развитию, даже если известно, что он попал под влияние, воспроизводя ситуацию, заложенную в него в детстве. Извращенный человек с помощью сильной интуиции привязал его к себе, используя его детские слабости. Можно только подтолкнуть пациента к осознанию связи, существующей между недавней ситуацией и предыдущими травмами. Это можно сделать только тогда, когда есть уверенность, что пациент вышел из-под извращенного влияния и достаточно окреп для того, чтобы осознать свою долю ответственности и при этом не дойти до патологического самообвинения.
Нежелательные интуитивные воспоминания наносят своего рода повторную травму. Чтобы избежать тревоги, связанной с воспоминаниями об испытанном насилии, жертвы стараются контролировать свои эмоции. Чтобы снова начать полноценную жизнь, они должны примириться со своей тревогой, понимать, что она никогда не исчезнет. На самом деле пациентам необходимо не обращать внимания на чувство бессилия и примириться с ним, а это действительно адский труд. Тогда они смогут признать страдание как составную часть их самих, но часть, достойную уважения. Он должен найти в себе смелость прямо взглянуть на обиду. Тогда он сможет перестать постоянно жаловаться или прятать в себе болезненное состояние.
Если жертва чувствует себя уверенно, она может вновь вспомнить пережитое насилие и свои реакции, пересмотреть ситуацию, увидеть, какую роль играет она в этой агрессии, какое оружие против себя она дала агрессору. Ей больше не нужно избегать своих воспоминаний, и она может примириться с ними, посмотрев на них с другой стороны», – пишет Мари-Франс Иригуайен.
«Интеграция затруднена, если человек избегает травматических воспоминаний, подавляет мысли о травматическом опыте, негативно относится к непроизвольному появлению травматических воспоминаний или когда человек находится в состоянии истощения. Эти факторы являются предикторами ПТСР у детей и взрослых», – пишет Онно ван дер Харт.
И только с «протрезвевшим» и отгоревавшим человеком можно начинать разговор о правильных опорах и здоровых установках.
…Нередко бывает, что последняя травма становится для нас той самой соломинкой, сломавшей спину верблюда, а для кого-то, увы, и могильным камнем. То есть, если вы чувствуете такую потребность, имеет смысл распутать весь клубок, извлечь на свет и проанализировать все ключевые травмы, которые вы перенесли за жизнь.
Распутывание клубка может быть очень длительным процессом, который растягивается на месяцы и годы. Далеко не все идут в такую терапию, чувствуя себя вполне выздоровевшими после пережитого горя и ощущая в себе силы самостоятельно проделать работу по самопознанию и самоисцелению.
Нужна или нет такая глубинная и длительная терапия – решать только вам. Но в некоторых (а, может, и во многих) случаях, когда человек пережил череду травм, начиная с детства, без помощи вдумчивого терапевта ему не обойтись. Восстановиться самостоятельно ему может быть не по силам, поскольку в полный голос говорят психзащиты (например, отрицание, «забвение»), а травмированные части личности отчаянно боятся прикосновения к ним.
«Можно страдать от переизбытка воспоминаний и ненавидеть себя за воспоминание об испытанных унижениях или же, напротив, страдать от невозможности вспомнить и таким образом избегать собственного прошлого», – пишет Мари-Франс Иригуайен.