Юбка с одной стороны длиннее, чем с другой, а талия платья низко охватывает бедра Марлы.
Прежде, чем выйти в магазин, Марла приподнимает юбку в кончиках пальцев и изображает что-то вроде танца вокруг меня и кухонного стола, — ее задница летает туда-сюда внутри юбки. Марла говорит, что любит всякие вещи, которые люди когда-то обожали, а потом выкинули на свалку через час или на следующий день. Вроде рождественской елки, которая сегодня в центре внимания, а завтра, после Рождества, видишь все эти елки, по-прежнему в мишуре, валяющимися вдоль шоссе. Видишь и думаешь о животных, которые сбила машина, или о жертвах сексуального маньяка с вывернутым нижним бельем, обмотанных черной изолентой.
Я хочу одного — чтобы она убралась отсюда.
— Отделение контроля животных — лучшее место, куда можно пойти, — рассказывает Марла. — Там всякие звери, маленькие котята и щеночки, которых люди любили, а потом выбросили; есть даже старые животные, которые танцуют и прыгают вокруг тебя, привлекают твое внимание, потому что через три дня им вколют повышенную дозу фенобарбитала соды и отправят в большую печь.
«Великая спячка», в стиле «Долины псов».
— Где тебя кастрируют даже те, кто любит тебя и спасает тебе жизнь, — Марла смотрит на меня так, будто это я ее трахаю, и говорит:
— Мне до тебя не достучаться, да?
Марла выходит через черный ход, напевая эту мерзкую песню из «Долины кукол» [5].
Сижу и смотрю, как она удаляется.
Одно, два, три мгновения тишины после ухода всей Марлы из помещения.
Я оборачиваюсь — объявился Тайлер.
Тайлер спрашивает:
— Ты избавился от нее?
Ни звука, ни запаха. Тайлер просто возник ниоткуда.
— Первым делом, — говорит Тайлер, пересекая кухню и роясь в холодильнике, — Первым делом нужно растопить немного жира.
Насчет моего босса, рассказывает мне Тайлер, если я действительно зол, — я могу пойти в почтовое отделение, заполнить карточку смены адреса и перенаправить всю его почту в Регби, Северная Дакота.
Тайлер вытаскивает из холодильника целлофановые пакеты замороженной белой массы и бросает их в раковину. Мне говорит поставить большую кастрюлю на газ и до краев наполнить ее водой. Слишком мало воды — и жир потемнеет, когда отделится сало.
— В этом жире, — говорит Тайлер. — Очень много соли. Поэтому чем больше воды — тем лучше.
Кладешь жир в воду и кипятишь ее.
Тайлер выжимает белую массу из каждого пакета в воду, потом выбрасывает все пустые пакеты в мусорное ведро.
Тайлер говорит:
— Используй чуть-чуть воображения. Припомни все это первопроходческое дерьмо, которому тебя учили в бойскаутах. Вспомни школьные уроки химии.
Трудно представить Тайлера бойскаутом.
Еще я мог, рассказывал Тайлер, подъехать к дому моего босса однажды ночью и прикрутить шланг к крану во дворе. Потом воткнуть шланг в ручной насос, — и можно закачать в водопровод дома заряд строительного красителя. Красного, или синего, или зеленого, — потом подождать и увидеть, как будет смотреться мой босс на следующий день. Или я могу засесть на полночи в кустах и качать насосом воздух, пока избыточное давление в трубах не дойдет до 110 пси. Тогда, если кто-то захочет слить воду в туалете, — бачок разорвет. На 150 пси, если кто-нибудь откроет душ, давление воды оторвет металлическую насадку, сорвет резьбу, бам, — насадка душа превращается в орудийный снаряд.
Тайлер говорит это мне только затем, чтобы утешить. На самом деле я люблю своего босса. Кроме того, я достиг просветления. Веду себя, знаете ли, как настоящий буддист. Изящные хризантемы. Бриллиантовая сутра и Писание о голубом утесе. Харе Рама, знаете, Кришна, Кришна. Я просветленный, ясно?
— Сколько перья в зад не тыкай, — говорит Тайлер. — Цыпленком не станешь.
Когда жир растопится, — сало всплывет на поверхность кипящей воды.
«Ах так», — говорю, — «Значит, я втыкаю перья в зад!» Можно подумать, Тайлер здесь, со следами сигаретных ожогов, взбирающихся по рукам, — сам больно эволюционировавшая душа! Мистер и Миссюс Человек-Подтирашка. Я разглаживаю лицо и превращаюсь в одного из тех людей-индийских коров, отправляющихся на бойню на картинках в инструкции безопасности авиалинии.
Сбавляешь огонь под кастрюлей.
Я помешиваю кипящую воду.
Всплывет больше и больше сала, пока вода не подернется перламутровой радужной пленкой. Ложкой побольше собираешь этот слой и помещаешь в отдельную емкость.
«Ну», — спрашиваю, — «А Марла как же?» Тайлер отвечает:
— Она, по крайней мере, пытается достичь крайней черты.
Я помешиваю кипящую воду.
Собираешь слой, пока ничего больше не всплывет. Так мы отделили и собрали с воды сало. Хорошее чистое сало.
Тайлер говорит, я еще и подавно далек от достижения крайней черты. И если я не потеряю все на свете — мне не спастись. Иисус для этого пошел на свое распятие. Просто бросить деньги, имущество и знания — ничего не значит. Это не праздничная экскурсия. Мне нужно бросить самосовершенствование и попасть в бедствие. Нельзя все время быть в безопасности.
Это не воскресный семинар.
— Если ты сдашь прежде, чем достигнешь крайней черты, — говорит Тайлер. — Тебе никогда не преуспеть в этом по-настоящему.
Только пройдя бедствие, мы можем переродиться вновь.
— Только утратив все, — говорит Тайлер. — Ты можешь обрести свободу.
А сейчас я чувствую всего лишь преждевременное просветление.
— И продолжай помешивать, — говорит Тайлер.
Когда жир растопится настолько, что сало перестанет всплывать — выливаешь кипящую воду, моешь кастрюлю и наполняешь ее чистой водой.
Я спрашиваю — далеко ли я от крайней черты.
— С того места, где ты сейчас, — отвечает Тайлер. — Ты даже представить не можешь, как эта черта будет выглядеть.
Повторяешь процесс сбора всплывающего сала. Кипятишь сало в воде. Продолжаешь собирать верхний слой.
— В этом нашем жире очень много соли, — говорит Тайлер. — Если будет много соли — мыло не загустеет.
Кипятишь и собираешь.
Вернулась Марла.
Только Марла отодвинула ширму — Тайлера уже нет: он растворился, испарился из комнаты, исчез.
Поднялся по ступенькам наверх или спустился в подвал.
Алле-оп.
Марла входит с черного хода, в руке канистра с хлопьями щелока.
— В магазине была стопроцентно переработанная туалетная бумага, — рассказывает Марла. — Перерабатывать туалетную бумагу — это, наверное, самая ужасная в мире работа.
Я забираю канистру щелока и ставлю ее на стол. Молчу.
— Можно остаться на ночь? — спрашивает Марла.
Не отвечаю. Молча считаю в уме: пять ударений, семь, пять.
И тигр может улыбнуться,
Даже змея скажет, что любит тебя:
Ложь делает нас злыми.
Марла спрашивает:
— Что ты готовишь?
Я — Точка Кипения Джека.
Я говорю: «Иди, просто иди, просто убирайся. Ладно? Разве недостаточно ты еще урвала из моей жизни?» Марла хватает меня за рукав и на секунду удерживает, чтобы поцеловать в щеку.
— Пожалуйста, позвони мне, — говорит она. — Пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Я говорю — «Да, да, да, да, да».
Только Марла вышла за дверь — Тайлер снова объявляется в комнате.
Быстро, как в волшебном фокусе. Мои родители развлекались таким волшебством в течение пяти лет.
Я кипячу воду и собираю сало, пока Тайлер освобождает место в холодильнике. Воздух насыщается паром, и с потолка начинает капать вода. Сорокаваттная лампочка светит в морозилке, как что-то скрытое от меня за бутылками из-под кетчупа, банками с рассолом или майонезом, — тусклое свечение из морозных недр, четко очерчивающее профиль Тайлера.
Кипятишь, собираешь слой. Кипятишь, собираешь слой. Кладешь все собранное сало в пакеты из-под молока со срезанным верхом.
Придвинув стул, Тайлер стоит на коленях у открытой морозилки, наблюдая за остывающим салом. В кухонной жаре из-под морозильной камеры валят клубы ледяного пара, собираясь у ног Тайлера.
Я наполняю салом новые молочные пакеты, Тайлер ставит их в морозилку.
Я становлюсь на колени напротив холодильника, рядом с Тайлером; он берет мои руки в свои и показывает мне ладони. Линия жизни. Линия любви. Холмы Венеры и Марса. Вокруг нас собирается холодный пар, лампочка морозилки тускло освещает наши лица.
— Нужно, чтобы ты оказал мне еще одну услугу, — говорит Тайлер.
«Это насчет Марлы, да?»
— Никогда не говори с ней обо мне. Не обсуждай меня за глаза. Обещаешь? — спрашивает Тайлер.
«Да, обещаю».
Тайлер говорит:
— Если хоть раз упомянешь в разговоре с ней меня — больше меня не увидишь.
«Да, обещаю!»
— Обещаешь?
«Да, обещаю!!»
Тайлер говорит:
— Помни. Ты трижды пообещал.
Тонкий прозрачный слой собирается сверху стоящего в морозилке сала.
«Сало», — говорю я, — «Оно распадается».
— Не волнуйся, — отвечает Тайлер. — Прозрачный слой — это глицерин. Можно снова перемешать его, когда будешь готовить мыло. Или можно отделить и собрать его.
Тайлер облизывает губы и переворачивает мою кисть ладонью вниз над своим коленом, обтянутым засаленной полой фланелевого купального халата.
— Можно смешать глицерин с азотной кислотой и получить нитроглицерин, — говорит Тайлер.
Я с открытым ртом перевожу дыхание и говорю: «Нитроглицерин…» Тайлер облизывает губы до влажного блеска и целует тыльную сторону моей кисти.
— Можно смешать нитроглицерин с нитратом соды и опилками и получить динамит, — говорит Тайлер.
«Динамит…», — говорю я и опускаюсь на корточки.
Поцелуй влажно блестит на моей руке.
Тайлер вытаскивает пробку из канистры со щелоком.
— Можно взрывать мосты, — говорит Тайлер.
— Можно смешать нитроглицерин с добавкой азотной кислоты и парафином и получить пластиковую взрывчатку, — говорит Тайлер.
— Можно запросто взорвать здание, — говорит Тайлер.
Тайлер наклоняет канистру на дюйм над влажно блестящим следом губ на тыльной стороне моей кисти.