Он был в Сиэтле на прошлой неделе, и бармен в гипсовом воротнике рассказал ему, что полиция хочет устроить облаву на бойцовские клубы. Особенно этого хотел лично специальный полицейский уполномоченный.
— Дело в том, — сказал Тайлер. — Что у нас есть полицейские, которые приходят драться в бойцовский клуб и очень его любят. У нас есть газетные репортеры, поверенные и адвокаты, и мы узнаем обо всем происходящем еще заранее.
Нас собирались закрыть.
— По крайней мере, в Сиэтле, — сказал Тайлер.
Я спросил — что Тайлер сделал в связи с этим?
— Что мы сделали в связи с этим?
Мы созвали встречу Штурмового Комитета.
— С этого момента нет тебя или меня, — говорит Тайлер, и щипает меня за нос. — Ты должен бы это понимать.
Мы оба используем одно и то же тело, но в разное время.
— Мы дали всем специальное домашнее задание, — говорит Тайлер. — Мы сказали: принесите-ка мне дымящиеся яйца Его Высокочтимой Чести, Специального Уполномоченного Полиции Сиэтла Как-Его-Там.
Я не сплю.
— Как раз наоборот, — возражает Тайлер, — Ты спишь.
Мы собрали группу из четырнадцати обезьян-космонавтов, и пятеро из них были полицейскими, и мы были каждым из находившихся в парке, где Его Честь выгуливал собаку тем вечером.
— Не волнуйся, — говорит Тайлер. — С собакой никаких проблем.
Вся атака заняла на три минуты меньше наших лучших ожиданий. Мы рассчитывали на двенадцать минут.
Пятеро наших обезьян-космонавтов держали его.
Тайлер рассказывает мне это, но каким-то образом я и так уже все знаю.
Три обезьяны-космонавта стояли на стреме.
Одна обезьяна-космонавт сделала остальное.
Эта обезьяна-космонавт стащила Его Высокочтимые Трусы Собака была спаниелем, и она только лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Эта обезьяна-космонавт трижды туго обмотала резиновой ленточкой Его Высокочтимую Мошонку.
— Эта космическая обезьяна присела между его ног с ножом, — шепчет Тайлер, придвинув свое подбитое лицо к моему уху. — И я шепчу в Его Самое Высокочтимое Ухо, что ему лучше бы отменить облаву на бойцовские клубы, или нам придется рассказать всему миру, что у Его Высокочтимой Чести нету яиц.
Тайлер шепчет:
— Насколько далеко вы продвинетесь, Ваша Честь?
Резиновая ленточка отсекает все ощущения ниже своего уровня.
— Насколько вы продвинетесь в политике, если избиратели будут знать, что у вас нет шаров?
А теперь Его Честь вообще утратил все ощущения.
«Эй, они у него холодные, как лед».
Если хотя бы один бойцовский клуб закроется, — мы разошлем его яйца на восток и запад. Одно пойдет в редакцию «Нью-Йорк Тюнер», а другое — в «Лос-Анджелес Таймер». По одному в каждую. Вроде пресс-релиза.
Обезьяна-космонавт убрала тряпку с эфиром с его рта, и специально уполномоченный сказал — «Не надо».
А Тайлер ответил:
— Нам нечего терять, кроме бойцовского клуба.
А уполномоченному было что, — у него было все.
Все, что осталось нам — это дерьмо и отбросы всего мира.
Тайлер кивнул обезьяне-космонавту, сидящей между ног специально уполномоченного с ножом.
Тайлер предложил:
— Представь, как всю твою оставшуюся жизнь твоя мошонка будет болтаться пустой.
Уполномоченный сказал — «Нет».
И — «Не надо».
«Стойте».
«Пожалуйста».
«О».
«Боже».
«Помогите».
«Мне».
«Помогите».
«Нет».
«Остановите».
«Их».
И обезьяна-космонавт полоснула ножом, разрезав только резиновую ленточку.
Шесть минут, на все, и мы готовы.
— Запомни, — сказал Тайлер. — Люди, которых ты пытаешься прижать, — это мы, те, от кого вы все зависите. Мы стираем для вас, готовим для вас, обслуживаем вас за ужином. Мы стелем вам постели. Мы охраняем вас, пока вы спите. Мы водим «скорые». Мы соединяем вас по телефону. Мы повара, и таксисты, и мы знаем о вас все. Мы работаем с вашими страховыми и кредитными взносами. Мы контролируем каждую частицу ваших жизней.
— Мы — пасынки истории, и телевидение внушило нам, что однажды мы все станем миллионерами, звездами кино и рок-н-ролла. Все вранье. И мы только начали это осознавать, — сказал Тайлер. — Так что не выпендривайся перед нами.
Обезьяна-космонавт зажала тряпкой с эфиром рот хныкающему уполномоченному, и тот полностью отключился.
Другая группа одела его и доставила вместе с собакой домой. После этого тайна осталась на его хранение. И, нет, мы не ждем больше никаких попыток облавы на бойцовский клуб.
Его Честь попал домой напуганным, зато в целости и сохранности.
— Каждый раз, когда мы выполняем эти маленькие домашние задания, — говорит Тайлер. — Такие ребята из бойцовского клуба, которым нечего терять, понемногу вливаются в Проект Разгром.
Тайлер склоняется у моей кровати и говорит:
— Закрой глаза и дай мне руку.
Я закрываю глаза, Тайлер берет меня за руку. Я чувствую губы Тайлера на шраме его поцелуя.
— Я говорил, что если ты будешь за глаза обсуждать меня, ты никогда больше меня не увидишь, — сказал Тайлер.
— Мы — не два разных человека. В конце концов, когда ты проснешься, — у тебя будет контроль, и ты сможешь называть себя как угодно; но в ту секунду, когда ты заснешь, — я возьму власть, и ты станешь Тайлером Дерденом.
«Но мы же дрались», — говорю я, — «В ту ночь, когда мы изобрели бойцовский клуб».
— На самом деле ты дрался не со мной, — возразил Тайлер. — Это так ты внушил себе. Ты дрался со всем, что ненавидел в своей жизни.
«Но я вижу тебя».
— Ты спишь.
«Но ты арендуешь дом. У тебя была работа. Две работы».
Тайлер отвечает:
— Посмотри свои погашенные чеки в банке. Я снял дом на твое имя. Я думаю, ты убедишься, что почерк на чеках совпадает с тем, которым были написаны те записки, что ты печатал для меня.
Тайлер тратил мои деньги. Неудивительно, что у меня постоянно перерасход.
— А насчет работ, — а как ты думаешь, почему ты так устаешь? Боже, да не из-за бессонницы это. Стоит тебе заснуть — вступаю я, и иду на работу, или в бойцовский клуб, или куда угодно. Тебе еще повезло, что я не устроился, к примеру, змееловом.
Я говорю — «А как же Марла?»
— Марла тебя любит.
«Марла любит тебя».
— Марла не знает разницы между тобой и мной. Ты назвал ей вымышленное имя в ночь вашей встречи. Ты никогда не называл свое настоящее имя в группах поддержки, ты, скрытное дерьмо. С того момента, как я спас ей жизнь, Марла считает, что тебя зовут Тайлер Дерден.
Так теперь, когда я знаю про Тайлера, — он просто исчезнет?
— Нет, — отвечает Тайлер, по-прежнему сжимая мою руку. — Раз я тебе не нужен — на переднем плане меня не будет. Я по-прежнему буду жить своей жизнью только тогда, когда ты будешь спать, но не выделывайся со мной: если попробуешь приковать себя на ночь к постели или принять большую дозу снотворного — тогда станем врагами. И я доберусь до тебя за такое.
О, да бред все это. Это сон. Тайлер — проекция больного разума. Он — дизассоциативная помеха в личности. Разновидность психогенной фантазии. Тайлер Дерден — моя галлюцинация.
— На хрен это дерьмо, — говорит Тайлер. — А может — ты моя шизофреническая галлюцинация.
«Я был здесь первым».
Тайлер отвечает:
— Да, да, да, посмотрим еще, кто останется здесь последним.
«Все это не реально. Это сон, и я проснусь».
— Так просыпайся.
И звонит телефон, и Тайлер исчез.
Свет солнца пробивается сквозь портьеры.
Это звонок, который будит меня в 7 утра, я снимаю трубку, и на линии никого.
Глава 23.
Дальше в том же духе, лечу домой к Марле и Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.
Все по-прежнему разваливается на части.
Дома я боюсь заглянуть в холодильник. Представляются дюжины целлофановых пакетиков с пометками городов, — вроде «Лас-Вегас», «Чикаго» и «Милуоки», — где Тайлер приводил в исполнение свои угрозы, чтобы защитить филиалы бойцовского клуба. А внутри каждого пакетика лежит пара кровавых твердозамороженных кусочков.
В углу кухни обезьяна-космонавт присела на растрескавшийся линолеум, и изучает себя в карманное зеркальце.
— Я — кучка поющих и пляшущих испражнений мира, — рассказывает космическая обезьяна зеркалу. — Я — токсичный побочный продукт творения Господнего.
Другие обезьяны-космонавты бродят по саду, что-то собирают, что-то убивают…
Положив одну руку на дверцу морозилки, я делаю глубокий вдох и пытаюсь сконцентрировать мою просветленную духовную сущность.
Капельки росы на розах,
Счастливые диснеевские зверьки:
Такое малость ранит.
Морозилка уже открыта на дюйм, когда мне через плечо заглядывает Марла и спрашивает:
— Что на ужин?
Обезьяна-космонавт рассматривает себя, сидящую на корточках, в зеркальце:
— Я — дерьмо и ядовитые человеческие отходы мироздания.
Замкнутый круг.
Где-то месяц назад я боялся, что Марла заглянет в морозилку. Теперь я сам боюсь туда заглянуть.
О Боже. Тайлер.
Марла любит меня. Марла не знает разницы.
— Рада, что ты вернулся, — говорит Марла. — Нам нужно поговорить.
«О да», — отвечаю, — «Нам нужно поговорить».
Не могу заставить себя открыть морозилку.
Я — Сжавшиеся Внутренности Джека.
Я говорю Марле — «Не трогай ничего в этой морозилке. Даже не открывай ее. Если найдешь что-то внутри — не ешь это, не корми этим кошку, или кого угодно». Обезьяна-космонавт с зеркальцем пялится на нас, поэтому я говорю Марле, что нам лучше уйти. Придется поговорить в другом месте.
Снизу подвальной лестницы доносится голос обезьяны-космонавта, которая читает другим:
— Три способа изготовить напалм:
— Первый: можно смешать равные части бензина и замороженного концентрата апельсинового сока, — читает обезьяна космонавт в подвале. — Второй: можно смешать равные части бензина и диетической колы. Третий: можно растворять в бензине размолотый кошачий кал, пока смесь не загустеет.