Я говорю, вы все совершаете большую ошибку.
Механик отвечает:
— Вы сказали нам, что наверняка это произнесёте.
Я не Тайлер Дерден.
— Вы и про это тоже говорили.
Я меняю правила. У вас остаётся бойцовский клуб, но мы больше никого и никогда кастрировать не будем.
— Да, да, да, — говорит механик. Он на полпути и выставил перед собой нож. — Вы предупредили, что определённо скажете это.
Хорошо, я Тайлер Дерден. Я. Я Тайлер Дерден, я устанавливаю правила, и я говорю — положи нож.
Механик бросает через плечо:
— Какой у нас рекорд по «отрежь-и-убегай»?
Кто-то отвечает:
— Четыре минуты.
Оба копа уже поднялись в автобус, один из них смотрит на часы и говорит: — Секундочку. Сейчас стрелка до двенадцати добежит.
Коп говорит:
— Девять.
— Восемь.
— Семь.
Я рыбкой вылетаю в открытое окно.
Животом я падаю на тонкую металлическую раму, и за моей спиной орёт механик: — Мистер Дерден! Вы нам время похерите!
Наполовину свисая из окошка, я хватаюсь за чёрную резину задней покрышки. Пытаюсь вытянуться, хватаясь за обод. Кто-то хватает меня за ноги и тащит назад. Я кричу маленькому трактору вдали: — Эй!
И:
— Эй!
Моё лицо горит, к нему кровь прилила, я ведь вверх ногами болтаюсь. Я вытягиваю себя. Руки вокруг моих колен втягивают меня обратно. Мой галстук бьёт меня по лицу. Пряжка ремня зацепилась за раму. Пчёлки и мухи в травах высоких в дюймах от глаз и моей головы. Я ору: — Эй!
Руки хватают меня за штаны, втягивая меня назад и снимая брюки.
Кто-то в автобусе вопит:
— Одна минута!
Мои туфли слетают с ног.
Моя пряжка улетает с рамы.
Руки хватают меня за ноги. Рама жарит мой голый живот, разогревшись от солнца. Моя рубашка белая волной вздымается и падает, накрыв главу мою и плечи, а руки всё ещё хватаются за обод, и я ору: — Эй!
Мои ноги вытянуты назад и сложены вместе. Мои штаны слетели с ног моих, исчезли. Солнце светит тёплым светом в задницу.
Кровь молотом стучит в башке, глаза закатываются от давления, и всё, что вижу я — рубашка белая, с лица свисающая. Трактор где-то шумит. Пчёлы жужжат. Где-то. Всё откатывается на миллион миль. Где-то за миллион миль от меня вопль: — Две минуты!
Рука проникает меж ног моих, ощупывая меня.
— Не сделайте ему больно, — говорит кто-то.
Руки у колен моих — на расстоянии в миллион миль от меня. Представьте их находящимися в конце долгой-предолгой дороги. Направленная медитация.
Не представляйте раму окна, или как постылый жаркий нож обрубит тебе корни.
Не представляй себе команду мужиков, раздвигающих твои ноги.
За миллион миль от тебя, за хренлион миль, грубая тёплая рука охватывает фундамент твой и тащит тебя обратно, и что-то стискивает тебя все сильнее, сильнее и сильнее.
Резиновая лента.
Ты в Ирландии.
Ты в бойцовском клубе.
Ты на работе.
Ты где угодно, кроме этого места.
— Три минуты!
Кто-то вдали кричит:
— Вы знаете расклад, мистер Дерден. Не теребите мОзги бойцовскому клубу.
Тёплая рука под тобой. Холодное прикосновение ножа. Рука под твоей грудной клеткой. Терапевтический физический контакт. Время обняться. И эфир прижимают к твоему носу и рту. Затем ничто и меньше, чем ничто. Забвение.
Глава 23
Взорванная оболочка моего выгоревшего кондоминиума — черна как космос дальний и выглядит, словно руины, парящие над маленькими огнями большого города. Окон нет, и только жёлтая полицейская лента, огораживающая место преступления, дрожит и извивается на краю пятнадцатиэтажной пропасти.
Я просыпаюсь на бетонном подполе. Когда-то тут был кленовый паркет. Были картины на стенах — до взрыва. Была шведская мебель. До Тайлера.
Я одет. Я сую руку в карман и чувствую это.
Я цел.
Напуган, но невредим.
Подойди к краю, пятнадцать этажей над стоянкой, взгляни на огни города, звёзды, и ты ушёл.
Это всё так далеко от нас.
Здесь, в милях, разделяющих Землю и звёзды, я чувствую себя одним из этих животных, которых в космос дальний запускали.
Собаки.
Обезьяны.
Люди.
Ты просто делаешь свою маленькую работу. Потяни за рычаг. Нажми на кнопку. Ты ничего на самом деле не понимаешь.
Мир сходит с ума. Мой босс мёртв. Дома у меня нет. Моя работа исчезла. А я за всё это в ответе.
Ничего не осталось.
Я задолжал в банке.
Шагни через край.
Между мной и забвением — полицейская лента-ограждение.
Шагни через край.
Что ещё остаётся?
Шагни через край.
А там Марла.
Тогда перепрыгни через край.
Там Марла, она в центре всего этого, и сама об этом не знает.
И она любит тебя.
Она любит Тайлера.
Она не знает разницы.
Кто-то должен ей рассказать. Уходи. Уходи. Уходи.
Спасайся. Ты спускаешься в лифте в фойе, и швейцар, которому ты никогда не нравился, теперь он улыбается, а во рту трёх зубов недостаёт, и говорит: — Добрый вечер, мистер Дерден. Такси? Вы себя хорошо чувствуете? Не хотите ли позвонить?
Ты звонишь Марле в отель «Регент».
Клерк в «Регенте» говорит:
— Одну секундочку, мистер Дерден.
Марла на линии.
Швейцар за твоим плечом прислушивается. Клерк в «Регенте», возможно, также слушает. Ты говоришь, Марла, нам надо поговорить.
А Марла отвечает:
— Слушай, дерьмоед…
Ты можешь находиться в опасности, говоришь ты. Ты заслуживаешь того, чтобы знать, что происходит. Ты должна встретиться со мной. Мне надо поговорить.
— Где?
Ей следует идти в то место, где мы впервые встретились. Вспоминай. Вспомнила?
Белый исцеляющий светлый шар. Дворец с семью дверьми.
— Усекла, — говорит. — Я буду там через двадцать минут.
Будь там.
Ты вешаешь трубку, и швейцар говорит: — Я могу заказать такси, мистер Дерден. Бесплатно, куда бы вы ни поехали.
Мальчики из бойцовского клуба следят за тобой. Нет, говоришь ты, такая хорошая ночь, я лучше пешочком.
Это субботняя ночь, ночь рака кишечника в подвале первой методистской церквы, и когда ты приходишь туда — Марла уже там.
Марла Сингер курит свою сигарету. Марла Сингер выкатывает свои глаза. Черноокая Марла Сингер.
Ты садишься на лохматый ковёр по сторонам медитативного круга и пытаешься вызвать покровительствующее тебе животное, пока черноглазая Марла пялится на тебя. Ты закрываешь свои глаза и переносишься в дворец с семью дверьми, и ты по-прежнему чувствуешь на себе взгляд Марлы. Ты баюкаешь своё внутреннее дитя.
Марла пялится.
Время обняться.
Открой свои глаза.
Мы должны выбрать партнёра.
Марла пересекает комнату в три быстрых шага и бьёт меня по лицу — со всего маху.
Полностью открыться друг другу.
— Ах ты грёбаный говнюк и жополиз, — говорит Марла.
Вокруг нас все стоят, замерев. Смотрят.
А затем оба кулака Марлы избивают меня — где только можно.
— Ты кого-то замочил, — орёт она. — Я звонила в полицию, и они будут здесь с минуты на минуты.
Я хватаю её за запястья и говорю, что, возможно, полиция приедет, но скорее всего — нет.
Марла выворачивается и говорит, что полиция спешит сюда, чтобы посадить меня на электрический стул и поджарить мои глазные яблоки или, по крайней мере, сделать мне смертельную инъекцию.
Будто пчела ужалила.
Передозировка фенобарбитала натрия, и ты засыпаешь. Вроде как собачка из Собачьей Долины.
Марла говорит, что видела, что я кого-то сегодня убил.
Если она имеет в виду моего босса, говорю, да, да, да, да, я знаю, полиция знает, все уже смотрят на меня уничтожающе, но это Тайлер убил моего босса.
У меня и Тайлера просто совпадают отпечатки пальцев, но этого никто не понимает.
— Ах ты дерьмоед, — говорит Марла и показывает на свой синяк под глазом. — Просто потому что тебе и твоим ученичкам нравится избивать людей, так вот, если ещё раз ко мне прикоснёшься, ты труп.
— Я видела, как ты застрелил вечером человека.
Нет, это была бомба, говорю, и случилось это утром. Тайлер просверлил монитор и наполнил бензином или чёрным порохом.
Все ребята с настоящим раком кишечника стоят вокруг нас и глазеют.
— Не, — говорит Марла. — Я шла за тобой до Прессман-отеля, и ты был там официантом на одной из этих вечеринок с таинственным убийством.
Вечеринка с таинственным убийством — богачи собираются в отеле на большой обед и разыгрывают нечто в духе Агаты Кристи. В какой-то момент между селёдкой под шубой и седлом дикого кабана свет на минуту вырубается, и кого-то понарошку убивают. Предполагается, что это смешно и вообще — выглядит. Вроде как смерть, всё-таки.
А весь остаток вечера гости пьют их мадеру консоме и пытаются вычислить, кто из них псих и убийца.
Марла орёт:
— Ты застрелил особого представителя мэра по переработке вторсырья!
Тайлер застрелил особого представителя мэра по чему-то-там.
Марла говорит:
— И у тебя даже рака нет!
Оппаньки.
Щёлк пальцами и всё.
Все смотрят.
Я ору, у тебя тоже рака нет!
— Он ходил сюда два года, — вопит Марла, — а сам здоров, как бык!
Я пытаюсь спасти твою жизнь!
— Что? Почему это мою жизнь надо спасать?
Потому что ты ходишь за мной. Потому что ты пошла за мной вечером, потому что ты видела, как Тайлер Дерден убил кого-то, и Тайлер убьёт любого, кто угрожает проекту «Разгром».
Всех в комнате будто выдернули из их маленьких трагедий. Их маленьких раковых заболеваний. Даже люди, которые шляются под обезболивающим, смотрят настороженно, широко раскрыв глаза.
Я говорю толпе, мол, мне очень неловко. Я не подразумевал ничего такого, вредоносного. Нам надо идти. Мы поговорим снаружи.
И все восклицают:
— Нет! Останьтесь! Как же так?
Я никого не убивал, говорю. Я не Тайлер Дерден. Он — другая сторона моей расщеплённой личности. Я говорю, кто-нибудь киношку «Сибилла» смотрел?