– И кого же она там порешила? – удивленно протянул Агап.
– Сокамерницу… В этом деле много странностей. Но тем не менее орудие убийства нашли у нее под подушкой, на нем – отпечатки ее пальцев, на кожных покровах и одежде – кровь потерпевшей. В общем, все против нее. Так что ничего вам больше думать не надо. И мне можно умыть руки. Дальше все пойдет без нашего с вами участия. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать.
– И сколько ей грозит?
– Трудно сказать. Но как минимум три года.
– Но мы к этому непричастны.
– Никоим образом!
– Вот и ладушки!
Вопрос с Варварой решился сам собой – окончательно и бесповоротно. Но Агап даже не знал, радоваться этому или огорчаться. Можно и порадоваться: Варвара жестоко наказана за свою измену. Но есть повод и для огорчения – процесс вышел из-под его контроля. Была, конечно, возможность если не возглавить процесс, то хотя бы корректировать его, но не было желания. Будь как будет…
С Варварой он разобрался. Осталось теперь разобраться с Пылеевым. Строптивый хлопец, рогом упертый. Но при всем при том он – потрясающе талантливый и очень перспективный боксер. Он может достичь больших высот. И Агап тоже может подняться вместе с ним. Так что выпускать Пылеева из рук ни в коем случае нельзя.
Глава пятнадцатая
В городе Новый год встречали по-людски. Салюты, фейерверки – грохот стоял такой, что из казармы было слышно. Зато в расположении батальона тишина. «Деды» – те да, собирались по каптеркам, втихаря жрали водку. Но ни один из них не догадался взять в оружейке автомат, выйти на улицу и выпустить в новогоднее небо весь магазин. Даже самые крутые «деды» боялись батяню-комбата и тряслись перед ним, как трусливые зайцы перед матерым волком. Может, потому из молодых не очень-то старались делать кроликов.
Дедовщины как таковой в «карантине» не было. Но жизнь строго по уставу тоже не сахар. Новогодняя ночь, а отбой в двадцать два ноль-ноль, и начхать старшине, что нормальные люди уже накрывают столы и охлаждают шампанское. Отбой, и никаких гвоздей. А кому что не нравится – добро пожаловать встречать Новый год в сортире, в образе рекламной модели. Очень интересный процесс. Берешь свою зубную щетку, хлорную известь и начищаешь «очко» так, что реклама «Ферри» должна ослепнуть от его кристальной чистоты и блеска. Только видеокамер не будет и не узнает страна о твоем героическом поступке…
Женя всего пятый день в армии. Но уже успел усвоить одну прекрасную истину. Самый лучший солдат – это воин, о существовании которого никто не подозревает, даже командир взвода. То есть ты как бы есть, но тебя как бы и нет. Растворился в толпе, то есть в строю, и живешь себе спокойной жизнью. «Кто там у нас самый веселый? А-а, Иванов! Тебя в наряд на кухню, Иванов. А народ веселить, чтобы никто не заснул за чисткой картофеля…» «Кто там у нас лучший спортсмен? А-а, Сидоров! Вот тебе, Сидоров, ответственное поручение. Будешь тащить автоматы и вещмешки сержанта Шлангова и ефрейтора Сачкова во время марш-броска». «А кто у нас тут самый умный?..» Умным приходится хуже всего. Блеснул ненароком эрудицией, все – будь добр получить от старшины задачу нобелевской сложности. Берешь лопату и в поте лица своего ищешь ответ на вопрос, как совместить пространство и время в рамках отдельно взятой роты. Ответ прост – нужно рыть траншею от забора до ужина. Но сложность в том, что до ужина еще дожить нужно.
О Жене уже знало все начальство – от командира взвода до кобмата. Он же персональщик как-никак. Но при всем при том он старался не выделяться из толпы ни в лучшую, ни в худшую сторону. Уж лучше жить как все, чем отгребать за всех… И раз уж дали команду отбой, то лежи себе и молча сопи в две дырочки. Сможешь продержаться до двенадцати ночи – хорошо, уснешь – ничего страшного, все равно ничего интересного не будет… Женя продержался. И сейчас чувствовал себя дураком. Спать нужно: завтра рано вставать, а он лежит под одеялом и как баран смотрит в темный потолок – как будто ворох чудесных подарков с него упадет.
Не будет никаких подарков. Уж в ближайшем будущем ничего не будет. Он в армии, Варвара в тюрьме. Зато Агап со своей Розой резвятся на свободе, вместе встречают Новый год, радуются жизни, смеются над их страданиями. Это называется торжеством справедливости. Справедливости, которую они сами себе придумали. У Жени же свое понятие о справедливости. Но, увы, у него пока нет возможности наказать Агапа.
Возможно, со временем такая возможность представится. Со временем его научат стрелять, он будет ходить в караул с боевым оружием, а до города рукой подать… Но и это не вариант. А если и вариант, то себе на погибель. Уход с боевого поста – это уже уголовно наказуемое преступление. А если еще оружие применить не по назначению…
Пока что Агап сам наказывает Женю. Загнал его в эту часть, заставил его жрать скудную и пресную армейскую пайку, а впереди еще целых два года службы…
Впереди два года. Целых два года! Пугающая мысль. Но здоровый молодой организм все же берет свое, мысли начинают путаться, и Женя засыпает богатырским сном.
А утром:
– Рота, сорок пять секунд, подъем!
Скрип железных коек, шум падающих с высоты тел, шорох одежды, топот сапог.
– Форма четыре! Выходи строиться!
Народ бежит на улицу. Там властвует мороз, и скорее он, чем сержант, формирует из толпы строй…
– Рота, напра-во! Бегом марш!..
«Здравствуй, Дедушка Мороз!..»
Зарядка, завтрак, занятия – строевая, физо, огневая, уставы… И так изо дня в день. Вроде бы и нагрузки далеки от тех, которые Женя выдерживал на тренировках. Но уставал он всякий раз до чертиков. И команда «Отбой» стала его любимой командой.
В конце января Женя принял присягу. И был распределен в третью роту батальона. И в первую же ночь был переведен из презренной когорты «запахов» в чуть более почетную категорию «духов». Медными бляхами по голым задницам оттянули – за милую душу. От боли сознание Жени погрузилось в сумеречное состояние, и он безотчетно ждал, когда заголосит первый петух – как будто только тогда казарменная нечисть могла разбежаться по своим норам. Но кошмар закончился гораздо раньше. Женя еле-еле добрался до своей койки, лег на живот. И заснул, как только позволила режуще-пульсирующая боль…
А утром после завтрака его вызвали в штаб. К помощнику командира по воспитательной части. Капитан Шажков показал ему на стул, какое-то время листал его личное дело. Наконец поднял на него свои чистые, как родниковая вода, но такие же холодные глаза.
– Чего стоишь, рядовой? Я же показал тебе на стул, садись!
– Да я лучше постою, – замялся Женя.
– Что, задница после «крещения» болит?
– Какое «крещение»? – изобразил он удивление.
– Ты это, ваньку тут не валяй, не надо. Думаешь, я не знаю, что было сегодня ночью в казарме?
Женя пожал плечами. Если мужик в курсе, то к нему чего прилепился?
– Мне, Пылеев, все известно. И ты все знаешь.
– А что ночью-то было? Может, я проспал…
– Ага, проспал! Вся задница в звездах, а он не знает.
– Да нет, я сегодня на зарядке поскользнулся и упал.
– Упал и задницу отморозил. Не надо из меня дурака делать, Пылеев. В общем, так, военный, наказывать я тебя не собираюсь, потому как не за что. Ругать тоже не буду. И письменных объяснений с тебя требовать не стану. Ты мне просто скажи, кто тебя сегодня бил? Хотя бы пару фамилий. Просто скажи, и все. Я даже записывать их не стану…
Шажков был сама душевность и доверительность. Но Женя на его уловки не купился. Никогда он не был сексотом. И никогда не будет.
– Да никто меня не бил. Говорю же, упал…
– Очнулся – гипс?
– Ну, не гипс, но хорошего мало.
– Ясно с тобой, Пылеев. Не приучен ты стучать.
– Не приучен. Да и стучать не на кого.
– Ладно, тогда считай, что тебе повезло. Тут заявка на тебя пришла.
– Какая заявка?
– Персональная. Частного характера. У одного человека службу проходить будешь.
– У какого человека?
– Да есть тут один. В Чечне живет. Свой дом у него, хозяйство. Хочет, чтобы ты у него работал. Стадо баранов за тебя дал. Вот мы тебя к нему и направляем…
– Это что – шутка? – оторопело протянул Женя.
– Конечно, шутка, – улыбнулся Шажков.
В дверь постучали.
– Да, открыто!
Женя ожидал увидеть кого угодно, но только не Агапа. Но в кабинет к замполиту входил именно он.
– Вот, Пылеев, поступаешь в распоряжение товарища Агапова, – сообщил Шажков и поспешил исчезнуть из своего же кабинета.
Агап смотрел на Женю насмешливо, свысока.
– Удивлен?
– Да, если честно, не очень. Куда ни кинь, всюду клин.
– Это ты правильно сказал. От меня ты никуда не денешься. Везде тебя достану.
– Шар лучше всего доставать из лузы, в которую его закатили.
– Но ведь ты же сам захотел в армию, – усмехнулся Агап.
– Хотел, да перехотел.
– Но ведь идея была. И знаешь, сначала она мне очень не понравилась. Но потом я решил, что так будет даже лучше. Врать не буду, мне стоило денег определить тебя именно в эту часть. Да и забираю я тебя отсюда не за просто так. Короче, потратиться пришлось. Но я надеюсь, что ты поможешь мне отбить эти бабки. Не забывай, у тебя через четыре месяца выступление в Москве. Все уже обговорено.
– Не знаю, с кем там у вас обговорено. Но меня точно никто не спросил.
– А зачем тебя спрашивать? Ты же солдат. Ты человек подневольный. Что скажут, то и сделаешь…
– Что командир скажет, то и сделаю.
– Я теперь твой командир. Мои приказы будешь выполнять…
– А если не буду? Под трибунал пойду? – ехидно усмехнулся Женя.
– Зачем трибунал. Обратно в эту часть вернешься. Сам знаешь, как здесь весело. Два года веселой жизни, не много ли для нормального, подающего надежды парня?
Нетрудно было дать ответ на этот вопрос. Два года – это не много, а очень много. И не было у Жени никакого желания тянуть нудную армейскую лямку. Но и к Агапу в кабалу он возвращаться не хотел.