Теперь я была опытной любовницей, но моему мужу было все равно, всякие отношения между нами в спальне давно прекращены. Что ж, оставалось обходиться без мужа…
Мы часто ездили к матери Джеймса, проводя у нее иногда по целому дню. Казалось, рядом появился тот самый мужчина из романов Барбары Картленд, который готов не только любить, но и защитить. Я была готова поверить, что принцы на белом коне вовсе не обязательно принцы по рождению, они бывают и простыми капитанами тоже.
Я забыла обо всем, была влюблена и откровенно счастлива. Все было так хорошо…
Мы даже задумывались над возможностью моего развода и последующей свадьбы.
Потом его отправили сначала в Германию, а оттуда в Персидский залив воевать. Я была восхищена своим храбрым воином, писала восторженные письма, полные любви и поддержки. А потом узнала, что он этими письмами хвастает перед сослуживцами. И о моих хитрых посылках тоже рассказывает…
Но самый большой удар меня ожидал впереди.
Осознав, что письма, которые есть у Хьюитта, могут доставить мне немало хлопот из-за его хвастовства, я попросила их вернуть. И лишний раз убедилась, что доверять нельзя никому. Хьюитт пожелал получить за них… 250 000 фунтов. Пришлось согласиться, но когда я уже была готова вылететь в Испанию для передачи денег в обмен на письма (хотя понимала, что он вполне мог сделать копии, скорее надеялась отдать деньги и просто посмотреть в глаза), Хьюитт передумал. Это означало только то, что он нашел более щедрый источник оплаты.
К сожалению, я была права – Джеймс Хьюитт, который клялся мне в любви и верности, продал все мои письма и многое наговорил журналистке и писательнице Анне Пастернак, племяннице известного писателя! Анна быстро написала книгу «Влюбленная принцесса», в которой подробно изложила весь наш с Джеймсом роман.
Не знаю, осознал ли, осознает ли когда-нибудь Джеймс Хьюитт то, какую он совершил подлость? Даже журналистов, не привыкших смущаться ничему, покоробил этот поступок. Хьюитта прозвали «Любовник-Крыса». Что ж, очень похоже.
Книга вышла, правда, не имела ни того успеха, на который рассчитывали ее создатели, ни того резонанса. Британия уже и так знала о Джеймсе Хьюитте и его предательстве, по-моему, даже дивидендов, на которые рассчитывали, тоже не получили. Предательство всегда оплачивалось презрением и фальшивым золотом.
Мои чувства, моя вера в людей были растоптаны, но, к моему собственному удивлению, уверенность в себе осталась. За это все же спасибо Хьюитту – он разбудил во мне меня, разрушил мой собственный кокон комплексов неуверенности и никчемности, он словно поцеловал Спящую красавицу, и я проснулась. Но Хьюитт все равно предатель, и полученные им деньги впрок не пойдут. Зло всегда бывает наказано, а такое тем более.
Удивительно, но следующими мужчинами у меня стали мусульмане. Не думаю, чтобы вера играла здесь роль, просто мужчина-мусульманин относится к женщине несколько иначе. С одной стороны, как хозяин, с другой – как слуга, вернее, защитник. А если этот мужчина умен и хорош собой, получается весьма привлекательный образ.
Сначала встреча с Хаснат Ханом. Если бы он появился в моей жизни раньше, скольких ошибок я смогла бы избежать!
Мы встретились осенью 1995 года. «Встретились» – неверно сказано, я просто повисла у него на шее. Смешно? Да, особенно если вспомнить, что я высокая, а Хаснат нормального роста. Но я повисла. А он? Хаснат постарался освободиться, такая ноша была либо ему не нужна, либо не под силу.
В последний день августа моя приятельница Уна позвонила, рыдая в трубку, потому что у ее мужа вдруг обнаружились проблемы после сердечного шунтирования. Все наладилось, но она так боялась за Джозефа, что едва могла говорить. Я принялась успокаивать, как умела, обещала обязательно с утра навестить Джозефа в Королевской больнице Бромптон.
Вот там и состоялось наше знакомство. Хаснат Хан был помощником профессора Махди Якуба, который проводил операцию Джозефу. Потом оказалось, что дядя Хасната Джавад Хан когда-то оперировал нашего отца, когда тот перенес обширный инсульт. Именно Джавад Хан способствовал тому, что отец дожил до 1992 года и сумел, хотя и с трудом, отвести меня к алтарю.
Я хорошо понимала переживания Уны, потому что помнила наши с Сарой ежедневные посещения Королевской больницы и свое благоговение перед людьми в белых халатах, держащих в руках человеческие сердца во время операций. Они все были окружены таинственным ореолом и казались небожителями.
Тем более Хаснат Хан просто не обратил внимания на мой титул «принцесса Уэльская», для него в палатах были пациенты и их родственники, а принцессы или трубочисты – все равно. Я не обиделась, нет, просто это добавило красок в образ врача, и без того имевшего внешность молодого Омара Шарифа. Чтобы видеть Хасната каждый день, я была согласна ухаживать не только за Джозефом, но и за всеми пациентами кардиологического центра!
Оказалось достаточно Джозефа Троффоло. Я приходила каждый день, и не заметить меня Хаснат просто не мог. Поражал его взгляд – добрый и все понимающий. Хаснат получил прозвище Мистер Великолепный.
Думаю, он и этого не заметил. Как может замечать такую мелочь, как влюбленная принцесса, человек, у которого обувь забрызгана кровью, потому что он только что с операции. Я была потрясена.
– Пол, мне нужны какие-нибудь книги по кардиологии. Для начала лучше попроще.
Бедный Баррелл широко раскрыл глаза.
– Зачем?
– Хочу знать, что такое сердце и как на нем проводят операции.
Конечно, Баррелл не скоро понял, что это из-за моего увлечения доктором, а не болезни бедного Джозефа.
Атлас по анатомии оказался весьма занятной книгой, куда интересней философствований Лоуренса Ван дер Поста. О, если бы я увидела это раньше!.. Сколько же я в жизни пропустила! Заниматься ерундой, когда у людей есть такое важное дело!
Мне казалось, что, получи я возможность вернуться на десять лет назад, непременно стала бы медицинской сестрой, лучше операционной. Из меня вышла бы хорошая сестра или сиделка, я всегда чувствовала людские страдания и умела помогать самим присутствием и прикосновением.
– Хаснат, я могу посетить операционную?
Я боялась, что он фыркнет, скажет что-нибудь о неуместности присутствия в операционной любопытных, о том, что принцессе особенно там нечего делать… Хан спокойно пожал плечами:
– Если у вас хватит на это смелости.
Доктор Махди Якуб согласился допустить меня на операцию на открытом сердце мальчика, которого доставили при поддержке благотворительного фонда «Цепь надежды». Телевизионщики, прослышав, что принцесса намерена присутствовать на операции, пришли в бурный восторг! Мне кажется, о бедном мальчике едва не забыли, так «Sky TV» готовилось запечатлеть обморок принцессы Дианы.
Хаснат приставил ко мне двух сестер покрепче, чтобы вовремя успели сунуть под нос ватку с нашатырным спиртом и поддержать, когда начну падать. Попросили не делать никаких движений, ничего не произносить, не задавать вопросов, только смотреть.
Я молчала, не издала ни звука, не упала в обморок, правда, мои полные ужаса глаза показала, кажется, половина телеканалов мира. Но это правда потрясающе, когда хирург держит в руках живое сердце, когда вырезает закупоренные артерии и вшивает новые, а потом это сердце начинает биться прямо в его руке!
До самой операции я изучила о ней все, что только можно, потому понимала, что именно происходит. Кроме самого открытого сердца, меня поразила немногословность оперировавших, их взаимопонимание, когда каждый знает, что делать, и выполняет свою работу четко и красиво. Да, мне показалось, что среди крови, среди всего ужаса открытой грудной клетки ребенка была красота профессионализма движений рук хирургов.
Я ловила на себе тревожные взгляды Хасната и пыталась улыбнуться глазами, мол, все в порядке, но он тут же отводил свои, ему не до меня.
Журналисты спросили у меня, было ли страшно. Конечно, было, ведь в руках хирургов была жизнь человека!
Можно понять мои собственные чувства к Хаснату, который вот на таких операциях присутствовал часто. Как же он далек от всех этих игр в поло, от мелких интриг двора, от Камиллы с ее челюстью ротвейлера и даже от Чарльза. Нет, Чарльз не перестал существовать, но он вдруг отодвинулся куда-то за спину Хаснат Хана.
Мальчики от моего присутствия на операции были в восторге! Особенно кипятился Гарри, рассказывая, как его одноклассники обсуждали, какая у него храбрая мама.
– А зачем ты туда пошла? А кто тебя пустил? А нам можно?
– Пошла, чтобы живьем посмотреть операцию, это совсем не то, что мы видим на картинках. Туда пускают всех, только делать этого не стоит.
– Всех-всех?
– Нет, конечно. Но меня пустили. У меня есть знакомый кардиохирург.
Хаснат Хан понравился моим мальчикам очень, Уильям сразу почувствовал в нем настоящий стержень и проникся уважением. Для Гарри один мой рассказ о заляпанной кровью пациентов обуви решил вопрос симпатии:
– Ух ты!
И, наверное, мои рассказы о том, как доктор сосредоточен во время операции, как он готов всего себя отдать любимому делу, что для Хасната важнее всего помощь людям, спасение их жизней… все это помогло Уильяму и Гарри почувствовать к Хану настоящую привязанность.
Я сама была просто счастлива. Рядом оказался человек, в котором воплощалось все, что мне нужно: он надежен, занят серьезным делом, а не созданием имиджа, заботился о людях, но главное, он видел во мне меня, а не принцессу Уэльскую. Хаснату было совершенно наплевать на мой статус, кроме одного: он категорически отказался от встреч, пока не оформлен развод! После многих лет жизни в браке втроем, нижнего белья любовницы в кармане пиджака у мужа, возмущения, что я недовольна наличием любовницы вообще, неженатый, свободный мужчина не желал прикоснуться ко мне только потому, что я не свободна…
Почти год я была паинькой, почти год!
Иногда я ездила на его холостяцкую квартиру. Мыла посуду, пылесосила, делала уборку, гладила рубашки, все раскладывала по полочкам, любовно наводя порядок и прекрасно понимая, что это ненадолго, порядок Хаснат ценил только в операционной. Это так напоминало мне молодость, когда приходилось все делать самой не только у себя, но и у сестры.