Я знаю, что королевская семья была возмущена таким неприличным поведением. Дамы всегда отдавали свои наряды в комиссионный магазин и забывали об их существовании, а продавать с шумом на аукционе?.. Фи!
Но за это «фи!» мы выручили немало денег – больше трех миллионов. Конечно, наряды того не стоили, сыграло свою роль имя. Деньги были отправлены в Кризисный фонд СПИД и Раковый фонд Королевского Марсденского госпиталя. Деньги пришлись весьма кстати.
Неожиданная прибавка последовала от одного не слишком приятного дела. Некая газета (не называю ее, чтобы не делать рекламу), расписывая аукцион, высказалась в том смысле, что я неплохая финансистка, умудрилась положить в карман три миллиона за то, что другие просто выбрасывают. Это «положить в карман» меня возмутило настолько, что мы подали в суд и выиграли еще 75 000 долларов за моральный ущерб. Газета предложила перечислить средства прямо на благотворительность, но я отказалась:
– Нет, только мне. Я сама решу, в какую благотворительную организацию отправлю. И обязательно сообщу об этом в прессе.
Избавилась я и еще от одного.
Разведенным женщинам могу посоветовать: если для вас не столь уж важны вещи, которые остались после развода с мужем (конечно, не все могут себе позволить выбросить вещи, многие продолжают жить, пользуясь купленным совместно), уничтожьте их со вкусом, разбив, разорвав, изуродовав, даже если это хорошие вещи. Злость, которую вы выплеснете на эти остатки прошлой жизни, покинет вас навсегда. И без нее, без этой злости, жить станет намного легче.
Я разбила весь фарфор, на котором были наши с Чарльзом монограммы, «Диана плюс Чарльз» больше не существовало, надо было уничтожить и сервиз как напоминание!
– Баррелл, принесите мне мешок для мусора.
– Какой, мадам?
– Большой и крепкий. Если не очень крепкий, то два.
Он принес.
– Пол, пока я буду складывать, раздобудьте молоток.
– Какой?
– Тоже большой и прочный. И тоже лучше два.
Кажется, Баррелл уже понял, что именно я намерена делать. Он с сомнением покачал головой:
– Может, не стоит?
– Еще как стоит! Помогай.
Пол был откровенно смущен, ему явно никогда не приходилось бить дорогой фарфор. Мне, впрочем, тоже.
– Сначала вот так! – Я со всей силы грохнула тарелкой об пол. Во все стороны полетели фарфоровые осколки. – Пол, ты когда-нибудь ссорился со своей Марией с битьем посуды?
– Нет, упаси боже.
– Тогда бери и делай, как я.
Следующая тарелка полетела в стену. В комнату, привлеченный шумом, заглянул охранник. Я махнула рукой:
– Присоединяйся.
Но он только покачал головой и скрылся. А мы с Барреллом с удовольствием переколотили кучу фарфора. Наконец я устала, а посуды еще оставалось немало, к тому же осколки получились довольно крупные и далеко не все тарелки или соусницы вообще бились.
Теперь пригодился мешок: сложив в него все, что еще предстояло разбить, я взялась за молоток. И снова фарфор отзывался обиженным «дзинь»!
Осколки выгребали изо всех углов несколько дней, то и дело под каким-нибудь креслом или диваном обнаруживался еще один. Несколько раз я натыкалась на них ногами, это довольно неприятно, когда под ногу попадает недобитый осколок прошлого счастья.
Тогда я предложила вообще убрать всю мебель и поднять ковры:
– Иначе мы будем натыкаться на это безобразие полгода!
Женщины, учтите мой опыт, когда будете бить посуду: ее нужно сразу складывать в мешок, иначе потом придется делать почти ремонт в комнате.
Мы действительно подняли ковры, выгребли все до мелочи. Кто-то из охраны увидел такие страсти, немедленно родился слух, что у принцессы Дианы очередная паранойя – она ищет жучки под паркетом! Якобы я, опасаясь подслушивания, вскрыла даже пол.
Ну не опровергать же такую откровенную глупость, рассказывая о перебитом фарфоре? Иначе одна сплетня заменит другую, примутся болтать о том, что я лишила посуды весь Кенсингтонский дворец.
Пусть болтают, мне уже все равно.
Редактор «Харперс Базар» Лиз Тилбертис однажды поинтересовалась:
– Диана, а почему ты прячешь свои ноги? Они у тебя красивые.
Я даже ужаснулась: разве может супруга принца открыть колени?! Нет, это немыслимо.
– Даже если эти колени стоит показать всем? И вообще, тебе нужно одеваться проще и сексуальней.
Ну уж, сексуальней я всегда старалась, постоянно требуя этого от модельеров, но что они могли? Оголить плечи, обозначить талию, приподнять грудь…
Я подтянула юбку выше колен, задумчиво глядя в зеркало. А колени и сами ноги и правда хороши… Почему бы не открыть?
Я открыла, и все пришли в восторг!
Из моего гардероба почти исчезли дорогие, расшитые драгоценностями наряды, я больше не представляла Британию на торжественных приемах за границей, они стали мне не нужны. А по своим делам или просто на обед с приятельницей лучше отправиться в простых джинсах, белой рубашке и синем блейзере.
Это привело читательниц «Vanity Fair» в полный восторг! Теперь все обсуждали новый облик Дианы, такой простой и сексуальный одновременно.
Я наверняка знала, что этот облик не понравился бы Ее Величеству и принцу Чарльзу, но он пришелся по вкусу Уильяму и Гарри, а также их одноклассникам. Немного погодя к моему дню рождения Гарри собрал своих приятелей, и они все вместе спели мне поздравление с днем рождения. Такое дороже любого подарка!
Я уходила от прошлой жизни, меняясь на глазах. Мне удобней в джинсах и рубашке, удобней в мокасинах на низком каблуке, удобней с более короткими волосами, которые не нужно то и дело укладывать и заливать лаком.
Но я и вечерние платья стала надевать более смелые, открывая ноги…
Тут мне встретился Хаснат Хан, и я примерила восточные наряды. Тоже понравилось.
Оказалось, что жить, не будучи связанной многими условностями и обязанностями, куда легче. Я вдруг поняла, сколько всего пропустила в жизни за эти пятнадцать лет! Нет, я не жалела о годах брака ничуть, даже при том, что были попытки суицида, были скандалы, слезы, крики, все это обогатило меня, я повзрослела и поумнела.
Так шли дни, полные каких-то совсем новых забот, в которых не было места нытью, тоске и даже мыслям о Камилле. С Чарльзом мы вдруг перестали воевать, просто у него появился новый разумный помощник, который сообразил, что для улучшения имиджа наследника престола вражда с бывшей супругой, матерью принцев Уильяма и Гарри и просто красивой женщиной, совсем ни к чему.
Сначала Марк Болланд мне показался очень и очень разумным и надежным человеком, он и правда помог прекратить холодную войну между нами, к тому же Марк был противником Тигги, что автоматически причисляло его к списку моих друзей. Болланду тоже не нравилась девица, явно желавшая занять мое место не только рядом с Чарльзом, но и серьезно влиять на моих мальчиков. О, ради удаления этой красотки я готова была помириться и с Чарльзом тоже. Только не с Камиллой, до этого еще не дошло!
Позже я поняла, что именно ради Камиллы и работает Марк Болланд, но мне он не мешал, я сотрудничала с ним спокойно.
К тому же у меня нашлись совсем другие интересы, начались новые поездки, изменившие меня настолько, что я едва узнаю сама себя.
Вот кого я не люблю, так это Форин-офис. Они словно нарочно делают все мне во вред, а потом удивляются моей недостаточной лояльности.
Прошу предоставить полномочия, чтобы стать послом мира. Получаю ответ: «Нет». Почему?! Никто не объясняет, но и без объяснений ясно: Британии ни к чему популярность опальной бывшей супруги наследника престола. Было бы куда проще и удобней, если бы я часами разглядывала безделушки или примеряла наряды в магазинах, если бы меня фотографировали с глянцевыми журналами в руках или во время развлечений…
Но я укоротила юбки, стала носить джинсы не только дома, но и за пределами дворца, стала одеваться и вести себя более раскованно и сексуально. Я стала другой, и удержать меня на пустых представительских мероприятиях было уже невозможно.
Я хотела дела, настоящего дела, а не простого присутствия на разных благотворительных обедах и открытиях мемориальных досок. И я это дело нашла! Конечно, все мои разъезды и особенно участие в мероприятиях вроде посещения только что разминированных полей мало нравились даже правительству, но они долго не могли со мной ничего поделать…
Теперь меня уже некому было сдерживать в поездках, кроме, конечно, Форин-офиса. Вот кого возмущает моя самостоятельность. Если нужно оградить меня от бесконечных репортеров или назойливых фотографов, то тут я частное лицо, должна справляться сама. Но стоит затеять что-то действительно нужное, просыпается запрещающая машина и рявкает:
– Нет!!!
Почему? Они вспоминают, что я мать наследника престола.
У моих друзей Аннабель и Джимми Голдсмиттов дочь Джемайма вышла замуж за пакистанца Имрана Хана. Уже одно это делало дружбу с ней очень желательной. Мне так хотелось понять, каково это – быть замужем за правоверным мусульманином и жить по их законам. Аннабель качала головой:
– Это не так просто…
У Имрана мама Шаукат Ханум погибла от тяжелого заболевания, и он создал центр по лечению онкологических заболеваний. Чем не повод, чтобы посетить Лахор и познакомиться с семьей Хасната?
Мы отправились в Лахор с Аннабель и ее племянницей Козимой Сомерсет. Помимо обычного гардероба, набрали с собой и множество вещей в восточном стиле – шальвары, шали, закрытые платья…
Остановились, конечно, в доме Имрана, где еще должна жить приехавшая в гости теща и ее подруги? Это вызвало возмущение Форин-офиса, особенно когда я отказалась поселиться у Беназир Бхуто. Беназир замечательная женщина, но почему я, приехав по приглашению Имрана, а не ее самой, должна жить в ее дворце? Вот позовет, тогда посмотрим…
К тому же мне действительно хотелось посмотреть, как живет в Пакистане Джемайма. Это совсем не то, что в Лондоне, Имран в Лахоре и Лондоне очень разный. Но в этом и прелесть – подчинить себя законам новой жизни.