Куда бы я ни смотрела, на чем не останавливала свой взгляд, передо мной всегда одна и та же картина — подвешенная девушка и два сломанных брата у ее ног.
Всего одной жертвой убийце удается добраться сразу до двоих. «Как мне найти тебя, чудовище?» Сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы остановить зверя, подбирающегося все ближе и ближе, не думая о собственной безопасности.
Холодная ярость наполняет изнутри, пробираясь в каждую клетку тела.
Я обязана сделать все, чтобы наказать его — наказать так, как он того достоин.
Подгоняемая этими чувствами, не замечаю, как добираюсь пешком до дома. В коридоре первым делом скидываю с себя всю одежду, забираюсь под горячий душ. Пар наполняет комнату, скрывая очертания предметов, и я подставляю затылок под струю, стараясь выбить образ мертвой Яны из начинающей болеть головы.
Черт, только мигрени еще не хватало. Сейчас мне нужна способность ясно соображать.
Забираюсь на подоконник в одном полотенце, затягиваясь сигаретой. Дико хочется оказаться рядом с Иваном, поддержать его, но понимаю, что это вызовет лишь раздражение. Меня терзает стыд, когда я переключаюсь на мысли о том, что у нас еще возможно совместное будущее.
— Как плохо быть влюбленной дурой, — вздыхаю, выкидывая окурок в форточку.
После долго сижу на полу в зале, гипнотизируя телефон. Позвонит ли хоть кто-нибудь? Вспомнит сегодня обо мне?
Я хочу и не хочу этого одновременно, но вынужденное бездействие не дает покоя. Оценивающе смотрю на погоду за окном, — с неба все еще льет, поэтому возвращаюсь в прежнюю позу и замираю.
Стоило бы уложить по полкам все последние события, начиная с того, как я вышла из больницы, но мысль разлетаются в разные стороны. Образы Ивана, Петра, Кирилла, Толика, Елены проскакивают галопом, не давая остановиться хотя бы на одном.
Набираю номер профайлера, не зная, о чем буду с ней говорить. Она отвечает тут же, будто только и ждет звонка:
— Это правда?
— Да, — отвечаю, даже не успев поздороваться.
— Ты не рядом с ним?
— Нет, Лена. Будет странно, если временная любовница придет поддерживать после смерти жены.
— Аня, кажется, ты не знаешь, — она шумно выдыхает, подбирая слова, — Яна подала на развод с ним. Они не сходились.
— Что? — не веря собственным ушам, переспрашиваю. Мне становится жарко, оттягиваю ворот футболки, чтобы снять давление с шеи. — Как?
— Это сейчас уже не важно. Я не знаю, какие планы у него были на тебя, и в другой ситуации я бы не полезла в ваши отношения, но… Не отворачивайся от Ивана. Пусть не сейчас, не сегодня, но когда он придет к тебе…
— Как к последнему средству утешения? — голос дрожит, но будет враньем не признаться хотя бы себе, что я приняла бы его в любом случае.
— Сейчас Антон приедет с работы, и мы поедем к Ване. А ты просто подумай о том, что теперь знаешь.
Разговор выбивает из колеи.
Я закрываю глаза, надавливая на веки подушечками больших пальцев, отказываясь думать. Каждый разговор, каждое событие будто кардинально меняют направление моего движения. Я только свыкаюсь с мыслью, что никому не нужна, и сразу рядом появляется столько новых людей. Стоит поверить, что я достойна любви, как тут же судьба поворачивается задом. А теперь, почти смирившись в невозможности этих отношений, я снова живу надеждой. Чтобы опять разочароваться?
Нарезаю круги по гостиной до двух часов ночи, кусая губы до крови. Шептуны без конца обсуждают, обсуждают, обсуждают события последних дней — до тошноты. Я уже не могу их слушать, но они не затыкаются, мешая соображать.
В половине третьего ключ поворачивается в замке входной двери. Звук настолько громок в ночной тишине, что с меня тут же слетает дрема. Приподнимаюсь, готовая к худшему, но вижу Ивана. В руках его — початая бутылка водки, уже пустая почти наполовину.
Мутный взгляд останавливается на мне. Нетрезвая походка выдает, что это уже не первая доза алкоголя, оказавшаяся в его организме. Он проходит мимо, с грохотом ставя водку на стол, и тяжело опускается рядом. Склоняет голову на руки и замирает.
Все это время я стою в нерешительности, опираясь на косяк.
Что делать?
Невыносимо желание подойти, обнять, коснуться. Но все мои действия кажутся ужасным кощунством, поэтому я лишь крепче обнимаю себя, скрещивая руки. Нельзя, нельзя, но так хочется… Сегодняшний разговор с Еленой сбивает с толку еще больше.
— Это я во всем виноват, — глухо говорит Иван и повторяет снова, уже четче, поднимая голову, — я виноват.
Молчу. Такие фразы не требуют ответа. Доказывать, что виноват только убийца, бесполезно — он распалится лишь сильнее. Впрочем, это Ваню не останавливает:
— Я! Виноват! Надо было спрятать ее, увезти! А я вместо этого все похерил! Сука! Ненавижу! Я убью эту мразь, живьем закопаю!
Голос становится все громче; Доронин срывается с места и крушит кухню, скидывая подворачивающуюся под руку посуду, роняя стулья. От ударов на стене остаются кровавые отпечатки костяшек пальцев.
Дикий звук, вырывающийся из его груди, разрывает мне душу на части. Я заставляю себя стоять, не двигаясь, пока он не выдыхается.
Иван скатывается вниз по стене, утопая в острых осколках. Перешагиваю аккуратно, стараясь не поранить босые ноги, но боли избежать не удается. Опускаюсь рядом, вставая на колени, и прижимаю его за голову к себе, давая выплакаться.
Как по-дурацки звучит фраза о том, что мужчины не плачут. Боль потери одинаковая для всех, — она сама выдавливает из человека слезы, чтобы спасти от перегрузки.
Измотанный собственным бессилием, Иван замирает. Мы сидим так ровно три минуты, пока он не отталкивает меня, поднимаясь. В руках снова — бутылка водки. Я отхожу, ощущая, как течет кровь из ранок на стопах. Вопрос, который сейчас не к месту, все же срывается с губ:
— Ваня, почему ты исчез?
Полицейский молчит, поднимая голову к потолку. Я не сразу понимаю, что он пытается остановить слезы, собирающиеся в уголке глаз. Моргает несколько раз, а потом произносит:
— Я пытался спасти вас. Он обещал прийти за тем, кто мне дорог, а я решил, что, пока не нашел эту суку, единственный способ обезопасить близких людей, — исчезнуть. Если нет слабых мест, то не за что цеплять. Я ушел от тебя. Я пошел на развод с Яной… но он не купился. А я проиграл.
Глава 26
Появление младшего Доронина уже не вызывает удивления.
В отличие от брата, он заявляется с виски. Тонкий плащ переброшен через руку; всегда идеально сидящая рубашка выглядит мятой и застегнута через пуговицу.
Адвокат проходит мимо в обуви, хрустко ступая по осколкам. Молча усаживается напротив Ивана и пьет, ударяясь зубами о стеклянное горлышко бутылки.
Я решаюсь уйти в комнату, чувствуя себя лишней, но Петр останавливает:
— Садись. Помянем Яну.
Я все равно выхожу из кухни, чтобы обуться. Возвращаюсь назад, занимая место между двумя братьями. За это время адвокат находит где-то целый стакан и наливает его до краев, пододвигая ко мне.
— Пей, — чеканит, но я с отвращением смотрю на алкоголь.
— Я не могу так, — начинаю, но он ударяет рукой об стол, крича:
— Пей! — и я делаю залпом несколько глотков, давясь от обжигающего ощущения и кашляя после. — Вот так лучше, — произносит Доронин — младший, теряя ко мне интерес. — Скажи мне, Ваня, как ты смог проеб**ть все, что у тебя было?
Иван молчит. Думаю, что он и сам задается этим же вопросом.
— Почему она тебя выбрала, а? Сейчас жила бы со мной. Живая! Я ведь любил ее все эти годы, братец. Понял, да? Любил!
— Я знаю, — Иван смотрит перед собой, слегка пошатываясь. — Ты этого и не скрывал.
— А я для нее был подружкой. Она делилась со мной всеми проблемами. И когда ты, б**ть, дома не ночевал, и когда начал с этой дурой спать. На что ты ее променял? Вот на это? — Петр кивает на меня, и я не выдерживаю, встаю быстро, роняя с шумом стул под ноги.
— Пошел ты на х**, - раздается за спиной голос Ивана, и конфликт переходит на повышенные тона.
Я запираюсь в ванной, набирая номер Елены, стараясь не думать о том, сколько сейчас времени. Она долго не берет трубку, и в перерывах между гудками с кухни доносятся крики и звук ударов.
Я не вмешиваюсь; во мне зреет уверенность, что больше, чем синяками, эта драка не закончится, зато пар они выпустят.
«Все в порядке, сиди пока тут».
«Да ничего, у одного губа разбита, у другого фингал».
«Бабу надо было при жизни делить, дурачье».
— Да, — сонный голос профайлера останавливает поток комментариев.
— Лен, у меня на кухне два пьяных брата Доронина дубасят друг друга. Что делать?
В трубке раздается шуршание, тихий шепот, после чего девушка нехотя отвечает:
— Полпятого утра, Ань. Ладно, сейчас разбужу Антона и приедем.
Я благодарю ее, но она отключается, не дослушав. Нормальная реакция человека, которого разбудили посреди ночи.
К их приезду Иван и Петр успокаиваются; адвокат расхаживает с синяком под глазом, Иван прикладывает бутылку к распухшей губе. Я сижу в комнате с томиком Ахматовой, прислушиваясь к уличному шуму, и когда сквозь приоткрытое окно доносится звук подъезжающей машины, выхожу открывать дверь.
Лена хмуро переступает через порог; за спиной тихой тенью маячит Антон, прикрывающий ладонью зевающий рот.
— Обувь не снимайте, — пропуская их вперед, предупреждаю я.
— Я первый, — Антон останавливает Лену, проходя на кухню вперед нее. Тесное пространство не позволяет уместить всех присутствующих, поэтому я решаю не присоединяться к толпе.
От головной боли, усталости и алкоголя я начинаю плохо соображать. Перед глазами пляшут темные точки, и мне хочется лишь одного: остаться в одиночестве и с головой укрыться одеялом.
Присутствие людей утомляет, поэтому, когда в зале появляется Антон, я почти не реагирую на него.
— Лена сегодня уже пыталась поговорить с Ваней, — заводит мужчина разговор, поневоле привлекая мое внимание, — но он послал нас. Нельзя его за это судить, но… мне неприятно, когда так поступают с любимой женщиной.