Я слышал о старцах на Святой Горе Афон, об одном игумене, которого нет сейчас в живых (он жил в монастыре Дионисиат), и этот старец сказал одному своему знакомому из Афин:
— Я помолился и ощутил боль людей. Посреди своей боли я коснулся боли людей, других людей на свете, и вышел из себя, и не был занят одним собой.
Боль тогда по-другому касается тебя и обогащает. Поэтому человек, испытывающий боль, — один из самых богатых людей на свете: у него есть богатство, душевное богатство. Он может быть очень бедным, но обладает богатством. Верно и обратное: человек может быть очень богатым, с деньгами, но когда присмотришься к нему, видишь жуткую нищету, потому что этот человек не испытал боли. То есть если кто-нибудь придет и скажет ему что-нибудь, то он не поймет боли, потому что сам не ощущал ее, ведь стоит ему только вздохнуть, как ему тут же принесут то, чего он хочет.
Даже у самого богатого человека на свете нет глубины твоей души, испытывающей боль. Я предпочту излить свою боль тебе, испытывающему боль, а не какому-нибудь богатому человеку, не знавшему боли. Если он испытывал боль, то и он меня поймет. Но если ты не испытаешь боли, ты не можешь почувствовать другого. Боль расширяет твое сердце, она долбит его, и становится понятно, что ум у тебя любомудрый, а в противном случае ты можешь остаться эгоистом и заниматься одним собой.
Старец Софроний говорит, что, когда он молился, — потому что это было во время войны, в 40-е годы, он сам не участвовал в войне, — его молитва обнимала боль всех людей, так он ее переживал, простирая свою любовь повсюду. А старец Иаков (Цаликис) говорит, что молился о боли мира и через свою боль ощущал боль людей. Во время войны в Сербии он пошел однажды к святому Иоанну Русскому, помолился о людях и сказал: «Святый Иоанне, — еще он обратился к святому Давиду, — если можно, пусть не будет войны, ради детей!»
Ты понимаешь? Эти люди испытывали огромную боль, от которой душа готова была объять всю землю. Поэтому все находили утешение рядом с ними. Однажды старец Порфирий говорил и вдруг заплакал, он стал ощущать боль, и его спросили:
— Почему вы плачете? Что с вами?
А он сказал:
— Я чувствую боль людей, которые мучаются на войне в Югославии. Сейчас, когда мы говорим, умирают люди, я чувствую их, и душа моя страдает вместе с ними.
Ты понял? Когда ты любишь, ты испытываешь боль по-другому, испытываешь боль «в компании», и боль тогда сильно меняется. Тогда получается больше любви, смирения, и эта боль превращается в объятие и стяжает благодать. Боль делает благодатным человека.
Почему Пресвятая Богородица — прекрасный Человек? Потому что Она испытала боль. Ты что думаешь, Она не испытала боли Креста и была обыкновенной девушкой, женщиной, которая просто родила Бога? Уже одно то, что Она родила Бога в мир, было болью — не телесной, а болью решения. Чтобы я отверг свою жизнь, свое «я», бросился в объятия Божией милости, не зная, что меня ждет на другой день? Это было болью, риском, дерзновением, откровением, смертью, крестом. Крестом прежде Креста Сына Ее.
Кто-нибудь скажет мне:
— Отче, я слушаю тебя, но не понимаю, что ты говоришь мне, потому что я должен сегодня много денег, у меня кредит, и эти проценты сводят меня с ума! А ты сидишь и толкуешь мне про какие-то теории.
Ты прав.
Или другой говорит:
— Моего ребенка нет нигде вот уже два дня, я не знаю, где он, где его носит и жив ли он. Однажды мне его привела полиция, а в другой раз привезли на «скорой» из больницы.
И тебе больно. А я теперь сижу тут и говорю тебе, что после боли…
То есть когда любишь — это практический прием, — когда любишь и плачешь о своем ребенке, ты вспомни в этом плаче и других детей, которые тоже где-то пропадают, согрешают, принимают наркотики и отсутствуют дома. Не только у твоего, но и у других детей есть проблемы. Сколько? Тысячи проблем. И маленькие, и побольше, поэтому помолись и о них.
Святые не читали книг, а проживали тайну боли спасительным для себя образом и знали, что значит испытывать боль. Ты понимаешь? Поэтому я говорю тебе, что нужны любовь и соприкосновение со Христом, чтобы выдержать боль. Вместе со Христом ты выдержишь боль, а в противном случае это трагедия, снова говорю тебе. Необходимо иметь соприкосновение со Христом и постоянно говорить Ему:
— Господи, мне больно, помоги мне! Я не выдерживаю, Господи, я сойду с ума! Господи, вмешайся, чтобы я спасся! Подай мне какое-нибудь решение.
Постоянно. И чтобы эта боль стала молитвой. Ты испытываешь боль? Помолись! Не можешь помолиться? Поплачь. Не можешь поплакать? Взывай! Вопль мой к Тебе да приидет (Пс. 101, 2). Это что? Вопль — это что? Это значит возопить к Богу.
У святого пророка Давида есть эта искренность, простота, прямота, и он говорит нам:
— У меня нет замечательных отношений с Богом, я не всегда был хорошим чадом пред Ним. Но я говорю Богу то, что чувствую, и сейчас, — говорит святой пророк Давид, — я чувствую боль. И поэтому, Господи, я вопию, вопию к Тебе, взываю к Тебе, я плачусь пред Тобой и полагаюсь на Тебя, я не бегу от Тебя!
Я не бегу от Тебя, какую бы боль Ты не попустил мне испытать. Ты попускаешь мне испытывать боль, но я знаю, что Ты меня любишь. Сейчас я не понимаю этого, ладно, но верю, и это значит вера. Она значит, что я не вижу, чтобы Ты меня любил, не понимаю, как Ты меня любишь и где эта любовь, когда Ты забрал у меня ребенка!
Как одна женщина говорила:
— Мой муж умер, где же тут Божия любовь? Когда муж, любивший меня, оставил меня, разве Бог меня любит, если попустил мне пройти через такое, где же тут Его любовь?
Да, она не нечто такое, что видно с первого взгляда, сейчас ты права, я не возражаю, я молчу. Но и среди этой боли ты все же знаешь, что Бог тебя любит: это говорит тебе разум, ты логически это понимаешь, хотя душой и не чувствуешь.
Итак, довольствуйся этим на данном этапе, а когда-нибудь ты поймешь, попозже, что не все проблемы решаются сию минуту в Церкви. Сегодня мы не ответим на всё, но жизнь ответит тебе лет через 10, 20, 40, а больше всего знаешь когда? Когда наступит старость и ты оглянешься назад и посмотришь, как проходил через одно, через другое, и тогда ты поймешь, почему ты испытывал боль, почему было одно и почему другое, — Бог объяснит тебе это.
(Пер. с болг. Станки Косовой)
Смиренный не чувствует боли
Как легко говорить! Но когда испытываешь боль, ты закрываешь рот и уже ничего не говоришь. Когда испытываешь боль, ты сидишь на стуле, в кресле, погружаешься в себя и думаешь: «Христе мой, что я могу сказать! Что я могу сказать! Я не говорю. Я думаю, я смиряюсь…»
Боль требует веры, требует любви, требует соприкосновения со Христом, требует смирения. Ты должен быть смирен: смиренный гораздо легче проходит через боль, потому что он уже смирен, душа его смиренна. Смиренный думает: «Я не считаю, что достоин того, чтобы у меня всё было хорошо! Да и кто я такой, чтобы не испытывать боли? Кто я, чтобы иметь право на счастье?»
Они испытывают боль по-другому! Ты видел смиренных людей, которым делают операцию, от которой другие орут? Например, я иду к зубному врачу и ору от боли, а другому делают такое же хирургическое вмешательство, а он говорит:
— Нет, я не чувствую такой боли. Это правда.
— Хорошо, но разве тебе не ставили пломбу?
— Да, но мне не было больно, — говорит он, — мне не кололи обезболивающего, я так выдержал.
Хоть он и проходит через те же мучения, через которые мы, остальные, эгоисты, проходим (я тоже вхожу в компанию эгоистов — говорю это, естественно, со скорбью), но он, смиренный, другой. Хоть Бог и посылает смиренным то же самое, но ты видишь, что на лице у них не написано ни сетования, ни негодования, ни претензий, ни упрямства, ни возмущения: оно смиренно.
Бог очень мягко относится к смиренному, поскольку он смирился до такой степени, что Богу уже не нужно смирять его. Его душа смиренна, и Бог говорит: «Не буду давать ему сильную боль: он уже получил свой урок, он смирен. Моя цель не в том, чтобы Мои люди испытывали боль, — говорит Бог, — Моя цель не надавать тебе шлепков, не истязать и унижать тебя, а чтобы душа твоя была здорова». И если ты обретешь здравие души, если ты смирен (а смирен и значит — здоров), тогда тебе уже не надо будет давать болезней.
Бог не садист, Он не мучает нас, Он не рад мучить нас, Он нас лечит. Поэтому смиренный очень здоров, ибо это и значит смирение — здоровая душа. Или у него есть какая-нибудь боль, но он воспринимает ее иначе, намного легче. Как это сказать? Я видел смиренных людей, которые потеряли собственного ребенка по причине, о которой мне неизвестно. И на меня произвело впечатление, что эти родители, ребенок которых умер, не пришли ко мне, чтобы спросить: «Почему, Боже?» — и не стали жаловаться Богу, не вознегодовали, не утратили веры, не стали колебаться, как сделал это ты. Да, ты.
Хорошо, ты говорил мне, что по некоторым своим проблемам споришь с Богом, негодуешь и теряешь веру. А знаешь почему? Потому что у тебя нет смирения. В то время как эти супруги потеряли ребенка шести-семи лет, первоклассника, но не стали ругаться с Богом. Что это значит? Это значит, что эти супруги смиренные.
Смиренный испытывает боль по-другому, у его душевной боли другая острота. Не спрашивай, почему Бог так поступил с этим семейством, коль скоро они были смиренны, а Он послал им это. Я не знаю, Бог знает. Я знаю одно: что душа этих супругов стала светозарной, сияющей, освященной и облагодатствованной. И, разумеется, ребенок их в Божиих объятиях, в раю, в Божием блаженстве.
А какое тебе дело до ребенка? То есть что, Бог будет тебя спрашивать, когда умирать каждому человеку? Что это за логика? А может, этот ребенок просил тебя защитить его, поскольку он умер? Нет. Этот ребенок, если бы он сейчас заговорил, он сказал бы нам: «Не занимайтесь мною, не волнуйтесь! Со мной все очень хорошо. Я испытываю детскую радость, я радуюсь, а вы плачете? Я радуюсь! Я не хочу, чтобы ты мешал мне!»