У каждого автора есть свои первые читатели. Это те люди, которые читают черновики, делятся впечатлениями, участвуют в обсуждениях, на ком автор обкатывает свою новую историю, пытаясь понять: интересно или скучно, текст ясен или нет, прозвучала ли главная тема произведения или надо что-то переписать. У меня тоже есть свои первые читатели, они мои настоящие помощники, которым я очень благодарна.
Юля, Аня, Настя, Саша, спасибо!
Так вот, после прочтения «Болдинской осени 11-го “А”» эти люди задали мне один и тот же вопрос: «Паша с Никой будут вместе?» На что я ответила: «Надеюсь».
А потом подумала и решила показать, как это вижу.
Коронный омлет
Ника открыла глаза и посмотрела на высокий белый потолок своей спальни.
Она уже какое-то время не спала. Просто осознав, что находится в кровати не одна, притворялась спящей, тянула время. Потому что не знала, как правильно сейчас себя вести.
Разыгрывать радушную домохозяйку, готовящую завтрак, – глупо. Выпроводить за дверь сразу, не предложив кофе, – грубо. Сказать, что все произошедшее было ошибкой? Когда двое друг друга хотят – это ошибка?
Зачем она его сюда привела? Вчера все казалось логичным и само собой разумеющимся. После окончания мероприятия они вызвали такси, которое довезло ее до дома, а он не поехал дальше. Ни слова не говоря, просто поднялся вслед за ней. И она впустила. А главное, Ника не могла сказать, что оба были пьяны. Конечно, по паре бокалов вина они выпили, но никаких чрезмерных возлияний не было. Пашка со школы зожник, а Ника в принципе не любила терять контроль над ситуацией. Только вот… ночной секс между ними – это что: потребность организма после продолжительного воздержания или все же потеря контроля?
Ника лежала, рассматривала потолок, слушала ровное дыхание рядом и вспоминала вчерашний вечер. Все прошло гораздо лучше, чем можно было ожидать от такой разношерстной компании, не собиравшейся вместе пятнадцать лет. Митраков с Лебедкиным сели рядом и, судя по выдаваемым репликам, не сильно повзрослели со времен школы. Посох, уже тогда бывший «звездой», сейчас в полной мере осознавал свое положение и вел себя соответствующе. Соня Воскресенская, теперь Свешникова, сидела между Людой и Антоном. Все же интересно складывается жизнь. Ника почему-то была уверена, что Люда с Соней останутся подругами, а Антон после школы, когда исчезнет первая влюбленность, найдет себе более перспективный и подобающий статусу его семьи вариант. Все же юная любовь – вещь непрочная. А оказалось, все случилось с точностью до наоборот. Ника несколько раз ловила себя на том, что рассматривает их обручальные кольца и отмечает, как совершенно естественно и неосознанно эти двое касаются друг друга. Соня – чтобы что-то сказать ему на ухо, Антон – чтобы поправить выбившуюся из ее прически прядь. И никакой игры на публику, просто действительно близкие люди. А еще Ника заметила не очень добрый взгляд Маши, сидевшей напротив. Поймав его, Ника внутренне усмехнулась. Да, красавица, здесь тебе ловить нечего. Маша тоже это поняла, поэтому отчаянно пыталась завладеть вниманием Посоха, но того больше интересовал Антон. Вернее, возможность взять на льготных условиях кредит в его банке под новый проект. Посох решил попробовать заняться продюсированием собственного фильма. Наблюдать за всем этим было занятно. И кстати, вел себя Антон, как и в школе, свободно, доброжелательно, без заносчивости, но все же на некотором расстоянии. При этом участвовал в общем разговоре, делился воспоминаниями и смеялся над меткими шутками Пашки Савельева. Удивительно. За свою профессиональную деятельность Ника, имея порой дело с очень статусными людьми, подобного практически не встречала. Обычно ВИП-персоны сразу давали понять, что они очень ВИП.
Да и вообще складывалось ощущение, что со школьных времен хоть и изменилось многое, но в целом… в целом те же люди, те же характеры и та же атмосфера. Всех собравшихся, как и пятнадцать лет назад, объединяла Надежда Петровна. Она искренне интересовалась тем, как сложились жизни ее учеников, слушала про работу и детей, про летний отпуск и про то, что теперь приходится каждый вечер делать домашние задания.
– Я их, когда учился в школе, не делал! – возмущался Митраков.
– Ну вот сейчас как раз нагоняешь, – успокоил его Лебедкин и похлопал по спине.
Все дружно рассмеялись.
– А вы в настоящее время у кого-нибудь являетесь классным руководителем? – задала вопрос Люда.
– Да, у меня сейчас семиклассники, – улыбнулась Надежда Петровна. – Переходный возраст со всеми вытекающими.
– Но вы справляетесь, – утвердительно произнес Руслан Бельдиев.
– Приходится.
Ника смотрела на Надежду Петровну, отмечая про себя ее морщинки, проглядывающие серебряные нити в темных волосах и руки с характерными проступающими венами. Уже немолодые руки. Но она была все так же весела и остроумна, их Надежда Петровна, утверждавшая, что лучше Чехова про людей не писал никто.
Только вот… кто из них сейчас читал Чехова? Митраков? Лебедкин? Маша Пеночкина?
– Почему ты не вышла замуж? – раздался вдруг вопрос, и Ника вздрогнула.
Она перевела взгляд с потолка на лежавшего рядом мужчину.
– Савельев, тебя не учили, что женщинам подобные вопросы не задают?
– И все же?
Видимо, не учили. Ника вздохнула.
– Я специализируюсь на бракоразводных процессах и такого насмотрелась… Так что нет… обойдусь уж как-нибудь без штампа в паспорте.
Она сказала это, сев и глядя перед собой, а потом повернула голову, чтобы увидеть реакцию Пашки.
Реакции не было. Он лежал на спине, положив руку под голову, и чувствовал себя совершенно спокойно и раскованно в ее кровати. Как будто просыпался здесь каждое утро. И Ника подумала, есть ли у него в Нижнем кто-то? Он живет один или с женщиной? Обручальное кольцо на пальце отсутствовало. Спрашивать про детей было как-то неудобно.
В школе у них так ничего и не случилось. Поцелуй на выпускном, проводы до дома на рассвете, потом жадные и неумелые поцелуи на прощанье у подъезда, а дальше поступление в вузы и разные города. А ведь он ей очень нравился. И она ему, наверное, тоже.
Ника потянулась к тумбочке, нащупала там пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Закурила.
– Ого! – только и прокомментировал Пашка.
– Да-да, – ответила она, медленно выпустив вверх струйку дыма.
Говорить было не о чем. Вернее, при желании можно, конечно, но почему-то не хотелось. Не хотелось узнавать про то, что там, в другом городе, он живет с какой-нибудь симпатичной лаборанткой, и она ему готовит ужины в надежде однажды быть окольцованной.
Наверное, надо все-таки предложить кофе.
– А как же дети? – задал он следующий вопрос.
– А при чем здесь дети? – ответ Ники прозвучал резче, чем она того бы хотела.
– Просто я видел твое лицо, когда вчера другие рассказывали о своих детях.
Этого только не хватало! Да, тема детей постепенно переходит в разряд болезненных, но у нее еще есть время, чтобы решить этот вопрос.
– А дети, Савельев, не обязательно заводятся в браке, – и, чтобы не дать ему задать еще один бестактный вопрос, Ника перешла к делу: – Кофе будешь?
– Буду. А еще яичницу, колбасу и хлеб с маслом.
– Ну ты и наглец.
– Какой есть. Заканчивай курить, и я открою окно, чтобы проветрить комнату.
Очень захотелось швырнуть Пашке в лицо его одежду и сказать, чтобы убирался. Но он, видимо поняв все по лицу Ники, резко поднялся, отвел ее руку с сигаретой, коротко поцеловал в губы и заявил:
– Пока докуриваешь, я в душ. Могу воспользоваться твоим полотенцем?
– Савельев…
– Не переживай, я не брезгливый, – заверил он Нику, и теперь ей захотелось его придушить.
Пытаясь успокоиться, она продолжала сидеть на кровати, докуривала сигарету и провожала взглядом голого Савельева. Пашка оставался таким же худым, но вся его фигура давно утратила нескладную долговязость юности и теперь приобрела очертания зрелости, а руки были сильными.
Ника закрыла глаза, вспомнив, как эти руки вчера так умело… Стоп!
Это было вчера: слабость и временное помутнение. А сегодня – кофе и «прощай».
Докурив, Ника накинула легкий шелковый халатик и, не дожидаясь Пашки, сама открыла окно на проветривание.
Когда он вышел из душа, Ника жарила яичницу, не веря в то, что действительно это делает. Она не помнила, когда в последний раз готовила завтрак для мужчины. Ника твердо собиралась ограничиться кофе и сыром, но руки почему-то сами вынули из холодильника яйца, колбасу, масло…
– Слушай, я тут подумал, сегодня же суббота, выходной. И завтра выходной…
Он стоял в дверном проеме, обернув узкие бедра ее махровым розовым полотенцем, и мастерски держал мхатовскую паузу.
Какое многозначительное начало. Он что, решил, что останется в ее квартире до завтра? Что она тут будет стоять у плиты? Что у них будет повторение ночи? Ника тоже умела держать паузы, как-никак юрист-профессионал, но в этот раз почему-то поддалась на уловку, готовая потом резко отшить фееричное Пашкино предложение.
– И?.. – Ника слегка приподняла бровь.
– И я подумал, что мы могли бы поехать в Нижний вдвоем. У меня поезд через три часа. Когда приедем, будет еще рано, посидим в ресторане, переночуешь у меня, а завтра вернешься в Москву.
Такого она точно не ожидала. Ника застыла с раскрытым ртом и силиконовой лопаткой в руках. Пашка стоял как ни в чем не бывало и ждал ее ответа.
– Савельев, ты больной? – наконец выговорила Ника.
– Я абсолютно здоров, на прошлой неделе сдавал анализы, можешь проверить. И сейчас сгорит наш завтрак. Где у тебя тарелки?
– Там.
Где именно «там», Ника, оглушенная совершенно глупым предложением, не уточнила, но Пашка сам их нашел, вынул из ее рук лопатку и ловко разложил яичницу по тарелкам. Пока он все это делал, продолжал говорить:
– Погода хорошая, весна в разгаре, а ты сидишь в Москве и ничего не видишь. В Нижнем я тебе устрою экскурсию.
– К-какую экскурсию? – понимая, что перед ней настоящий сумасшедший, спросила Ника.
– Литературную! – торжественно объявил Савельев. – Ты знаешь, что в этом древнем городе когда-то родился Мельников-Печерский, известный писатель, знаток Заволжья и старообрядцев? Даже дом сохранился, я тебе покажу.
И тут Ника расхохоталась. Все происходящее казалось настолько нереальным, дурацким и смешным, что оставалось только смеяться. Она готовит завтрак Савельеву, он на ее кухне расхаживает в розовом полотенце и приглашает ее в Нижний, рассказывая про Мельникова-Печерского, про которого они когда-то вдвоем делали проект… Разве такое вообще может происходить на самом деле?
От хохота на глаза выступили слезы.
– Ну ты… Савельев… и…
– Гений, я знаю.
И Ника захохотала с новой силой.
– Пока ты тут думаешь над моим предложением, я все же пойду натяну штаны.
– Иди.
Успокоилась она нескоро. Полностью поборола смех, только когда уже одетый Пашка вернулся на кухню и они все же сели завтракать.
– Савельев, ты переплюнул себя. Шутки у тебя, конечно…
– А я не шутил, – произнес Пашка и так пронзительно на нее посмотрел, что все тело вдруг покрылось мурашками, и Ника подумала, что если он ее на полном серьезе зовет на выходные в Нижний, значит, у него нет ни жены, ни лаборантки. Мысль эта была неожиданная и очень приятная. Однако идея бросить все и прямо сейчас сесть в поезд по-прежнему казалась безумной.
– Почему у тебя поезд так рано? Неужели не соскучился по Москве? – спросила Ника.
– А чего по ней скучать? Я сюда минимум два раза в месяц приезжаю. У меня лекции в институте, конференции, научные симпозиумы и куча всего прочего. Не успеваю соскучиться. И знаешь что, яичница замечательная, но завтра утром я тебе приготовлю омлет. Я такие омлеты умею делать… м-м-м… закачаешься. Правда, только их и умею.
Это было, конечно, что-то не поддающееся логическому объяснению, но он все-таки купил ей билет, а свой обменял так, чтобы их места оказались рядом, и через сорок минут они вышли из ее квартиры вдвоем, чтобы отправиться на вокзал и сесть на поезд до Нижнего Новгорода. И да, спустя много лет после той школьной поездки они снова оказались у дома Мельникова-Печерского. Ника все не могла понять, как согласилась на это, как оказалась в этом городе и как рядом с ней находился сейчас Пашка Савельев – ее первая влюбленность. Ника не понимала ничего, она ощущала только какую-то небывалую легкость и радость и послушно шла в сторону набережной, когда Пашка потащил ее за руку.
– Тут недалеко Волга.
Город был уже окутан сумерками, и становилось очень жалко от осознания, что этот день – суматошный, сумасшедший и невероятный – заканчивается.
– Ничего не заканчивается, – уверил ее Пашка, обняв ладонями лицо и неторопливо целуя на смотровой площадке, там, где внизу раскинулась Волга и был захватывающий дух вид на стрелку. – Все только начинается. И завтра тебя ждет мой коронный омлет.