Слушать экскурсовода остались всего пять человек, остальные разбрелись по длинному коридору и заглядывали в комнаты, проходить в них было нельзя – только любоваться.
– Посмотрите, этот халат принадлежал Федору Ивановичу Шаляпину и несессер тоже, – с придыханием и почти восторгом рассказывала экскурсовод, стоя перед гостевой комнатой в мемориальной квартире Горького, – нам его передала дочь великого певца.
Надежда Петровна, щурясь, пыталась разглядеть халат. В последнее время зрение стало садиться, а экспонат и правда уникальный. Если бы только ее класс это понимал! Но где там… Не доросли они еще или просто неинтересно? Рядом только Ника Серова, старательно конспектирующая за экскурсоводом, Люда Чалых, посещающая театральную студию и все, что связано с театром, для нее интересно, да Соня с Антоном и Машей Пеночкиной. Машу все это едва ли увлекает, но коридор узкий, и она стоит, почти прижавшись к Антону.
А литература… Что литература… За годы работы в школе Надежда Петровна поняла, что не так уж много детей проникаются предметом. Чехов, Толстой, Гоголь… тоска смертная, а уж когда задают писать сочинения – вообще жесть. И далеко ходить не надо. Ее собственная дочь не любит такой предмет, как литература. Только к Пушкину относится благосклонно, и то благодаря сказкам и «Капитанской дочке». Последнюю они по программе еще не проходили, Аня прочитала сама. Оно и понятно, приключения, любовь.
Анечка читать любила и в книжный ходила с удовольствием, только предпочитала подростковое фэнтези и рассказы для девочек. Именно там она находила близкое для себя, а то, что предлагал школьный учебник, навевало скуку. Надежда Петровна наблюдала за своим ребенком и испытывала двоякие чувства. С одной стороны, она понимала дочь, с другой… если школа не вложит в юные головы хотя бы основы знаний родной литературы, то они так и вырастут, не ведая, кто написал «Преступление и наказание», а кто «Войну и мир». Но ведь это должен знать каждый, это – национальное достояние страны, основа нашей культуры, и задача Надежды Петровны как учителя… от пафоса собственных мыслей стало неудобно и даже немного противно.
– Это была съемная квартира, в которой Горький с семьей поселился в 1902 году, – продолжала между тем экскурсовод. – Он тогда уже являлся популярным писателем. Именно здесь Горький завершил работу над своей главной пьесой «На дне».
– И не успел написать «На небе», – хохотнул подошедший Пашка.
– Молодой человек…
– А чё, это я так – для симметрии: «На дне» – «На небе», вышло бы зачетно.
Ника Серова, если бы могла, испепелила Пашку взглядом. Он же, заметив презрение на ее лице, лишь ухмыльнулся. Она поправила на носу очки в тонкой оправе. У Ники был свой стиль. Крупные серебряные серьги, стильные очки, черный лак на ногтях. Ника старательно выстраивала свой образ, но увы – это ей не помогало завести друзей. Зато как староста вес она имела. Класс признавал в ней начальника. Начальника, которого принято слушаться, но не любить.
Присоединившийся Кирилл Посохов оценил шутку Пашки и тут же включил телефон, записывая видео:
– Всем привет! С вами Посох. Мы находимся на квартире крутого чела Макса Горького. Вопрос: почему он не сменил свой псевдоним на Миню Сладкого, когда свалил из страны и жил на Капри?
Экскурсовод поморщилась, но сделала вид, что не слышит эту ересь, и повела свою маленькую группу дальше. А Надежда Петровна подумала о том, что не все так безнадежно. Во всяком случае, Кирилл знает биографию Горького и знает, что тот жил на итальянском острове.
Маша Пеночкина зашла в гостиную, туда пускали, и протянула свой телефон Антону.
– Сфотографируешь?
– Конечно.
Она умела позировать и точно знала, какая сторона у нее рабочая.
– Вау! – прокомментировал оказавшийся рядом Макс Лебедкин. – Хороша Маша…
А Маша улыбалась в объектив, соблазняя Антона. Антон же серьезно и сосредоточенно щелкал первую красавицу класса. Рядом Соня не менее сосредоточенно щелкала самовар на большом столе. Соня училась в художественной школе и часто западала на такие старые вещи, которыми люди пользовались когда-то, а теперь эти вещи служат в основном музейным и театральным реквизитом.
Самовар был блестящим, стоял на подносе, фоном ему служила стена со светлыми зелеными обоями, а у стены стоял небольшой бюст Толстого.
Соня меняла ракурсы и сделала уже штук шесть кадров.
– Понравился самовар? – спросил Антон, когда закончил с портретами Маши и вернул ей телефон.
– Это отличная идея для натюрморта, – пробормотала Соня. – А у нас как раз сейчас домашнее задание – натюрморты. Подержи, – она сунула в руки Антона свою сумку, которая ей мешала.
– А меня вот интересует санитарное состояние домов того времени. Где здесь ванные? Где туалеты? Как люди в старину следили за гигиеной? – не унимался Пашка.
– Почитай в книжках, – язвительно ответила ему Ника Серова, – ты же буквы в первом классе изучал? Читать умеешь?
– Было дело…
На первом этаже во всю стену располагалась большая копия старинной фотографии – дореволюционная постановка пьесы «На дне» в МХТ. На ее фоне с идиотскими улыбками делали селфи Славик Митраков и Макс Лебедкин.
Надежда Петровна не знала, смеяться ей или плакать. Экскурсионный рассказ прошел для большей части класса мимо, но каждый в этом месте все же нашел что-то для себя любопытное.
А больше всех, наверное, Люда Чалых, которая мечтала стать актрисой и воспринимала Горького если не великим писателем, то знаменитым драматургом точно.
Когда они вышли на улицу, кто-то предложил взять такси.
– Нет, – возразила Надежда Петровна, – до музея Пушкина тут недалеко, всего минут двадцать пешком, погода чудесная, так что прогуляемся.
А погода и правда стояла чудесная. Теплый, солнечный день, последние числа сентября. Около домов высокие старые деревья, еще пышные, уже пестрые, и под ногами – листья. В такую погоду грех брать такси, хотя стоило признать, что утром ребята с машинами разобрались быстрее, чем накануне на вокзале.
– Точно! – оживился Лебедкин. – Давайте погуляем, я бы даже сказал: «Прогуляем!»
– Боюсь, что прогулять не удастся, – разочаровала Надежда Петровна, – у нас с вами литературная поездка, а литература в Нижнем Новгороде окружает повсюду. Три главных литературных имени этого города: Горький, Пушкин и Добролюбов.
Про Добролюбова слушать явно никто не хотел, а вот маршрут до музея Пушкина в телефонах выстроили.
Вел отряд Пашка. Ученики разбились на пары и тройки, шли неторопливо, беседовали о чем-то своем до тех пор, пока Надежда Петровна не скомандовала вдруг:
– Стойте!
Ребята не сразу, но остановились.
– Видите на противоположной стороне дом?
Дом был старый, одноэтажный, он явно находился в аварийном состоянии. Желтые стены, темные деревянные наличники и большая мемориальная доска.
– В этом доме, – начала говорить Надежда Петровна, – в девятнадцатом веке родился писатель и краевед Павел Иванович Мельников, который вошел в нашу литературу под псевдонимом Мельников-Печерский. Слышали про такого?
Как оказалось, никто не слышал.
– А такие романы, как «В лесах», «На холмах», тоже не слышали?
Нет, не слышали.
– В девятнадцатом веке этим автором зачитывались, – продолжила свой рассказ Надежда Петровна, чувствуя себя представителем совершенно другого поколения и думая о том, что в глазах своих учеников она, наверное, выглядит мамонтом. – А Горький называл роман «На холмах» «славной поэмой России». Мельников-Печерский был знатоком Заволжья, в своих произведениях он подробно описывал быт старообрядцев. Про старообрядцев-то хоть слышали?
– Что-то слышали, – ответил Посохов, включил телефон и начал снимать дом.
Перед родовым гнездом Мельникова-Печерского росли деревья, так что вид был достаточно живописный. Маша Пеночкина не растерялась и на этот раз, решив привлечь к себе внимание. В роли фотографа выступил Слава Митраков, а другие ребята стояли рядом и глазели на главную красавицу класса. Маша точно знала, как себя преподнести. К сожалению, тот, для кого был устроен этот спектакль, не обратил на него никакого внимания. Антон и Соня, держась за руки, шли по тротуару дальше и о чем-то беседовали, а потом и вовсе завернули в открытую дверь то ли магазина, то ли кафе.
Зато Пашка не стушевался, на него чары Маши не действовали, он быстро стащил тонкую вязаную шапочку с головы Кирилла Посохова и встал посреди проезжей части со словами:
– Посмотрите, как прекрасна наша Мари! Не поскупитесь! Кто сколько может! И вы получите шанс сфотографироваться с этой красоткой! Все средства пойдут на поддержание ее неземной красоты!
Машины, увидев парня на дороге, резко затормозили, Маша закричала:
– Ты придурок, Савельев?
Она сразу закончила свое позирование. Быстро сориентировавшийся Посохов заснял весь этот перформанс на камеру и показал Пашке большой палец.
Водители сигналили, Пашка, приветственно помахав им рукой, как ни в чем не бывало вернулся на тротуар, парни весело ржали, Маша стояла красная и злая, Надежда Петровна постаралась всех успокоить.
– Давайте вести себя аккуратно и уважительно по отношению друг к другу и к водителям.
– Эх… не дали мне сделать сбор для Маши, – театрально вздыхал Пашка.
– Клоун! – обозвала его Ника Серова. – Ничего умного сказать не можешь.
– А ты хочешь умного? Тебе зачем? Ты и так в категориях «умная» или «красивая» тянешь только… – и тут он осекся. Понял, что сказал слишком обидное.
Глаза Ники предательски заблестели, и она отвернулась, а потом прибавила шаг и возглавила вновь начавшую двигаться колонну.
В это время на улицу вышли Антон с Соней, в руках у обоих были бумажные стаканчики с кофе. Казалось, эти двое обитают на своей собственной планете. Они вроде со всеми, но их не касаются ни споры, ни ссоры, ни конфликты в классе. Антон с Соней шли по улице, полностью поглощенные друг другом, городом и осенью.