А Ника Серова продолжала сидеть за столом. Она допивала остывший чай и едва заметно смахивала из-под очков появившиеся некстати слезы. Никто ее не слушает. Ведь предложение о группах и предварительной договоренности разумное и рациональное. Почему им это неинтересно? Почему им неинтересна она, Ника? Уставились все на лед… Как дети в зоопарке, которым показали жирафа.
Я не могу перестать о нем думать. Я не могу перестать думать о нас. Все очень глупо получилось. Мне всегда казалось, что люди разводятся, когда кто-то совершил предательство, подлость, сделал что-то непростительное, но так по-дурацки…
Как же мы пришли к этому финалу? Ни одна из прочитанных мною мудрых книг, жемчужин мировой литературы и светочей знаний, не помогла. Я просто впервые в жизни закатила истерику по поводу его мамы. Да, совершила ужасную ошибку. Да, не сдержалась. Но я так долго все носила в себе, так долго молчала и разыгрывала терпение. А она лезла в нашу семью и лезла, все время доказывая, насколько я несовершенна. Да, я несовершенна, черт возьми! Я не умею варить борщ, как она, не умею безукоризненно отглаживать постельное белье, чтобы ни одной морщинки.
Но разве счастье зависит от того, насколько идеально ты отгладила постельное белье? Столько лет я все это молча «съедала». А он видел. Видел и понимал. И поддерживал, когда свекровь уходила. Мы оба приняли правила игры, но в один «прекрасный» момент все лопнуло как воздушный шарик. Как так? Разве это возможно? Мне всегда казалось, что наш брак был искренним и прочным. У нас была семья. У нас ведь есть Аня, а у Ани всегда были любящие папа и мама.
В какой момент все стало теряться? Ведь моя истерика, по сути, была всего лишь спусковым крючком. Если не удалось ее пережить, значит, уже какое-то время (долгое время) все было неправильно. А мы не замечали. Или не хотели замечать?
Андрей не замечал, что я просто утонула в непрекращающихся проблемах: педсоветы, конфликты среди учеников, разборки родителей, постоянные болезни Ани и невозможность уходить на больничные так часто, как она болеет, потому что меня не будут долго терпеть в этой школе с хорошими зарплатами. Отсюда, конечно, родилась моя хроническая усталость.
А у него было что-то с работой. Я видела, но не спрашивала. Своих проблем хватало. Понимала: спрошу, на мои плечи ляжет еще и это, и я просто рухну.
Хотя… все равно рухнула, когда наорала на свекровь.
Сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что, если бы у нас в семье все было благополучно, случай со свекровью стал бы памятным и неприятным инцидентом, но не отправной точкой к разводу. Мы бы его пережили. Потому что Андрей знает, какая непростая у него мама. Знает.
Только к тому моменту у нас уже были свои косяки. Мы закрылись друг от друга. Секс стал редким (потому что постоянная усталость), да и много всего другого… А потом при первой же непростой ситуации все это сдетонировало, и никто из нас уже не захотел ничего заглаживать и исправлять. Выдохлись оба.
Ни одна книжка не помогла учителю литературы сохранить свой брак и свою любовь. Опыт прошлых поколений не учит ничему.
А если бы я тогда спросила у него про неприятности на работе и терпеливо выслушала?
А если бы я не полагалась на то, что Андрей знает, какая непростая у него мама, и не молчала, а говорила, какие именно вещи я считаю недопустимыми, мы бы сейчас были вместе?
Как мне его не хватает. Мы с Аней держимся. Но обе сейчас очень одинокие. Она полностью ушла в музыку – спасается там. А я… а мне ничего не помогает.
Глава 2
День для поездки в Болдино выдался неудачный. За ночь резко похолодало, плюс зарядил дождь. Ребята в фойе собрались невыспавшиеся и вялые. Несмотря на то что свое обещание быть к девяти вечера в гостинице они выполнили, это вовсе не означало, что в одиннадцать все дружно легли спать. Надежда Петровна снова ходила по номерам, говорила, что завтра ранний подъем и что они не встанут. На это Пашка в свойственной ему веселой манере ответил:
– Сон для слабаков, Надежда Петровна, а мы крутые пацаны.
– Очень крутые, – подтвердил Руслан Бельдиев, главный спортсмен класса.
И вот эти крутые пацаны, которые, как подозревала Надежда Петровна, угомонились ближе к трем, грузились теперь в автобус в полусонном состоянии. Даже кофе не сильно помог их могучим организмам.
Ну ничего, впереди почти три часа дороги. Выспятся.
А настроение, как и погода, было дождливое и пасмурное.
Надежда Петровна сама долго не могла заснуть, ворочалась, думала о том, как они там вдвоем в квартире: дочь и бывший муж?
В половине девятого вечера переписывалась с Аней, хотела узнать про ужин и контурные карты.
«Папа готовит хуже тебя, но все равно вкусно. Чай пили с конфетами. Открыли одну коробку из запасов».
В доме и правда были большие запасы конфет – дарили ученики, родители, коллеги. А они вдвоем с Аней столько сладостей не употребляли, зато на случай такого же не обязывающего подарка кому-нибудь в запасе всегда имелась коробка. А вот Андрей был сладкоежкой. Хотя по нему и не скажешь. Высокий, поджарый, но чай постоянно пил или с сахаром, или со сладостью. Видимо, вчера в честь вечера вдвоем они решили это дело отметить. Надежда долго не отвечала, и дочка, скорее всего обеспокоенная молчанием мамы, не дождавшись сообщения, написала:
«Ты же не сердишься? Это была моя идея. Мы взяли коробку, у которой через две недели истекает срок годности».
«Конечно, не сержусь. Все правильно вы сделали. Как контурные карты?»
«Почти закончила».
«Папа помогает?»
«Не очень. Он смотрит альбом».
Надежде хотелось спросить, какой альбом, но тут она вспомнила, что убрала их семейные альбомы в шкаф на самую высокую полку. Туда же, куда складывала коробки с конфетами.
Во времена цифровых технологий, когда практически все фотографии хранятся в памяти телефонов, Надежда раз в полгода отбирала самые-самые и заказывала в мастерской альбомы, чтобы воспоминания можно было подержать в руках. Ей нравилось переворачивать толстые страницы, смотреть на наиболее счастливые моменты своей жизни. Альбомы были тонкие, их скопилось достаточно. И практически все кадры – семейные. Новый год, дни рождения Анечки, поход в цирк, первый раз в первый класс, первый концерт в музыкальной школе, зимняя прогулка с лепкой снеговика, весенние шашлыки за городом, летний отдых на море, осенний поход в парк за желтыми листьями. Там, в этих альбомах, было много кадров втроем, и это причиняло боль. Боль острую, резкую. Счастливые воспоминания, как стеклянные осколки разбитой посуды, – стоит неосторожно взять, и поранишься. После развода Надежда все альбомы убрала подальше, на верхнюю полку шкафа. Заперла. Чтобы не видеть.
А он достал. И весь остаток вечера она мысленно вместе с Андреем переворачивала страницу за страницей, смотрела на свою расколотую жизнь.
Как же глупо они разошлись…
Да, погода совершенно не подходила поездке в Болдино. Зато она идеально подошла настроению.
Спать хотелось очень, потому что половину ночи Люда проболтала с Соней. На этот раз подруга не пошла в номер к Антону. Наоборот, Антон пришел к ним, и они втроем пили чай с купленными в торговом центре эклерами. Люда уже давно привыкла к тому, что у них трио. Потому что представить Антона без Сони, а Соню без Антона было невозможно. Люда же являлась лучшей подругой Сони. В идеале было бы хорошо, чтобы трио переросло в квартет, но пока этого не получалось. Не было у Люды парня, только это не повод для уныния. Люда верила, что у нее все впереди и однажды она обязательно встретит потрясающего, сногсшибательного парня и переживет головокружительный роман.
А пока впечатлений хватало и так.
– Как думаешь, кого будет снимать Посох в своей работе? Пеночкину? – спросила Люда у подруги, когда они все же проводили Антона, легли спать и выключили свет.
– Не факт. Маша, конечно, в этом не сомневается, но мне кажется, что Кирилл у нее так просто на поводу не пойдет.
– Да? Они бы стали идеальной парой: он талантливый, она красивая. Классическое сочетание.
Соня фыркнула. Люда даже в темноте могла представить себе выражение ее лица.
– Но вообще он классный, да? – не унималась Люда.
– Кто? Посох?
– Ага.
– Классный, – согласилась Соня. – Наша местная звезда. Главное, чтобы с концами не зазвездился.
– Да нет, Кирилл не такой.
– Он тебе нравится?
– Ну-у-у… – Люда почувствовала, как кровь прилила к щекам. – Посох не для таких девчонок, как я.
– А может, наоборот? Ты не для таких, как он? Он уже сейчас избалован излишним вниманием, а что будет дальше? – Соня говорила со знанием дела, как более опытная подруга. Наверное, таковой она себя и считала. – Знаешь, может, лучше встречаться не с таким знаменитым, но зато с тем, кому ты точно нравишься.
– Может быть, – пробормотала Люда.
Они еще немного пообсуждали Посоха, потом перешли на школу, потом на любимую музыку и актеров и только после этого уснули.
Утром встали невыспавшиеся и в автобус грузились, зевая.
Вот тут в очередной раз стало понятно, насколько квартет лучше трио. В автобусе все рассаживались по парам, и Антон свою пару не желал уступать никому. Пришлось Люде искать себе соседку.
Ей оказалась Ника Серова. Вообще, выбор стоял между Никой и Машей Пеночкиной. Люда могла сесть к любой из них, но выбрала Нику. Серова, конечно, зануда и командирша, но хотя бы не бесила. А Маша бесила. И в этом Люда могла себе честно признаться. Маша знала, что красавица, и несла свою красоту так высокомерно, что многие девочки рядом с ней считали себя страшненькими. Люда в том числе. Красавицей ее можно было назвать с большой натяжкой. Невысокая, пухленькая, круглолицая, с веснушками и шапкой непокорных темно-русых волос, она скорее была симпатичной и обаятельной, но это не имело ничего общего с общепринятой красотой, хрупкостью и элегантностью. Люда мечтала стать актрисой, ходила в театральную студию, играла в спектаклях для детей и уже сейчас знала, что роли Джульетты или Наташи Ростовой не для нее. Внешностью не вышла. Зато есть роли, которые называются характерными, и там такое множество образов, что можно играть кого угодно: от Бабы-яги до хитрой авантюристки, от вредной старшей сестры до мамы троих сыновей. Так что Люда не унывала. Но села рядом с Никой.