Со своей постоянной московской подругой и сожительницей в ту ночь, которая интересует Чехотного, был в гостях у соседей: там отмечали день рождения ребенка.
Борис Расулов. Жестокий, злой, любитель женщин и развлечений типа мордобоя. Обожает хорошую одежду и дорогие одеколоны.
Алиби: ночь провел у игрального автомата.
У остальных из этой группы тоже алиби, алиби, алиби.
Чехотный откладывает в сторону один лист и подвигает ближе к себе другой. Есть у Рамазана еще одна группа. С нею он не сделки совершает, не коммерцию ведет, а отдыхает. Здесь и банкир, и депутат, и артист, и директор ресторана… Почти у каждого — свои телохранители, свои службы безопасности. Им вообще незачем было убивать Макарову, они бы не пошли на это, но все же Чехотный и тут покопался. Результат тот же.
Странная смерть. Необычная. Уже который раз думает об этом следователь. Корыстные мотивы исключены: ничего не похищено. Ключи можно не считать. Во всяком случае, пока не считать: ими не воспользовались. В доме ничего не пропало, кроме фотографии… Но и это не пропажа, а скорее всего, недоразумение. Макарова подарила ее, к примеру, своему дружку, Кучерявому, вот и все.
Так, корысть, значит, исключена.
Потом, эти непонятные травмы на теле. Может, она стояла на обочине, ее сбила проходящая машина? В таком случае, конечно, те подлецы могли попробовать замести следы преступления и подобным образом, хотя проще было бы прирыть труп в лесу, а машину угнать или просто отогнать подальше от места аварии… Ну ладно, они решили все-таки пойти более сложным путем, отбуксировали машину к карьеру, подожгли…
Но стрелять-то уже в мертвое тело им зачем?
Нет, убийство Макаровой афишировано специально. Тело не зарыли, машину не угнали с одной целью: чтоб никто не сомневался, что убит не кто-нибудь, а Макарова Тамара Алексеевна. Только кому нужно это афиширование?
Чехотный поверх исписанных листков положил карту. Проселочная дорога и котлован на ней конечно не отмечены. Вот здесь эта дорога. Ведет от асфальтовой трассы к деревням Репкино, Вознесенка и там заканчивается, потому что дальше — болото.
Котлован вырыт лет десять назад, строители-дорожники брали там песок. От трассы он — чуть больше километра, от Репкино — два километра, от Вознесенки — пять.
А дача Макаровых намного выше по трассе, до нее еще километров тридцать. Валентина Сидоровна Волчкова едет автобусом до поворота, там сходит и с километр топает пешком. Сначала электричкой, потом автобусом, потом пешком.
В Репкино и Вознесенку точно так же добираться. В старые времена туда ходил автобус, сейчас отменили. Теперь по грунтовке пешком топать надо…
При чем тут все это, елки зеленые?! Макарова пешком не топала. Ее сожгли в собственной машине.
Алексей Кучерявый из Москвы еще не уехал, но с работы уже уволился и искал покупателей на свою квартиру.
— А нельзя взглянуть, во что умелые руки обычную типовую квартиру превратить могут? — поинтересовался у него Чехотный.
— Так а что, приезжайте, прямо хоть сейчас.
От метро дом Кучерявого стоял далековато, в трех троллейбусных остановках, но следователь никуда не спешил и решил преодолеть это расстояние своим ходом. Шел мелкий, как пыль, дождик, руки стыли от холодного ветра, но он, слава Богу, дул в спину. Легко дышалось. Прохожих было мало. Все это любил Чехотный: и дождь, и безлюдье, и чистый неаллергический ветерок.
Зашел в нужный подъезд. У лифта уже горела красная кнопка вызова. Старушка с хозяйственной сумкой подозрительно взглянула на следователя и, едва только он вслед за ней зашел в кабину, спросила:
— Вам на какой этаж? Мне на шестой.
— И мне, — сказал Чехотный.
Поехали.
— И к кому это вы у нас?
— К Кучерявому.
— К Алешеньке? Наверное, квартиру покупать?
— Пока смотреть, — честно ответил он.
— Чего ж там смотреть, картинка, а не квартира. Только б лучше он ее не продавал.
— А что так?
— Жалко, такой сосед! И раковину всегда починит, и свет — и все бесплатно. Да и непьющий еще. Где такого найдешь? Вы небось выпиваете?
Чехотному стало как-то неловко:
— Бывает. И в электричестве не разбираюсь. Не надо покупать квартиру, да?
Старушка заулыбалась:
— Так все равно ж продаст, и неизвестно кому. Он тут уже и бывает редко.
— А зачем продает-то?
Она почему-то перешла на шепот:
— Любил он одну женщину, красавицу просто, а ее убили хулиганы, их у нас полно развелось. Только о женщине ему ничего не говорите, он не любит вспоминать.
— И после ее гибели он сюда никого не водил?
— Да что вы! Он такой серьезный…
Кучерявый открыл дверь без промедления. Сразу же извинился:
— В комнатах неуютно, хорошую мебель уже продал.
Полупустые комнаты только подчеркивали уровень проведенных здесь ремонтных работ. Паркетный пол, новые оконные рамы с тонированными стеклами, дорогие обои, пластиковые плинтуса. Кафель на кухне, кафель в ванной и туалете, выложенный рисунками. Аккуратнейшие швы между плитками. Чехотному так ни в жизнь не сделать.
Книг в квартире мало, но зато много фотографий. Цветные вырезки из журналов: различные марки машин, самолетов. Черно-белые снимки с соревнований: заляпанные грязью машины и лица гонщиков.
— Я и не похож тут на себя, да? Трасса после дождя была глинистая.
Снимки на стенах смотрятся, конечно, немного по-деревенски.
— Алексей, а фотографии Тамары у тебя нет?
— Нет.
— Она никогда не дарила тебе своей фотографии?
— Нет.
— Ты не просили ее об этом?
— А зачем? Когда я хотел ее увидеть, мы встречались, и все.
— Ты с работы уволился, квартиру еще не продал — трудно, наверное, материально?
Кучерявый фыркнул:
— А руки на что? Я с товарищем за три дня баньку одному дачнику срубил — три миллиона получили. А позавчера день поупирался, импортную сантехнику в богатой квартире ставил. Миллион заплатили. Я даже сам сказал, что много, а хозяева — бери, говорят. Качество им понравилось. А на той неделе «Форд» дурню одному чинил, который ездить не умеет. Запорол такую технику!.. Сейчас скажу… За неполный месяц миллионов пять вышло. Так я же еще домой на неделю ездил, к матери.
— Туда и перебираться будешь?
— Нет! — ответил он категорично. — Деньгами помогать им всегда помогу, но жить там не могу. Где в деревне работу найдешь? Там пьют все. Не знаю еще, куда уехать. В любом городе не пропаду.
От чая Чехотный отказался, опять вышел под моросящий дождь, опять не захотел ждать троллейбуса и пошел к метро пешком.
Думалось обычно по такой погоде хорошо, но тут ничего не лезло в голову.
Сутки ничего не лезло.
Но через день, ближе к вечеру, ему вдруг позвонил Алексей Кучерявый:
— Вы меня о фотографии Тамары спрашивали. Я совсем забыл: есть у меня ее фотография. Перебирал сейчас старые журналы и нашел. Хотите, привезу?
Это была та самая фотография, о которой говорил ему Макаров. Тамара Алексеевна на ней улыбающаяся, еще молодая, похожая на актрису Аллу Ларионову.
— Алексей, никогда бы не подумал, что ты забывчивостью страдаешь.
Тот смутился и покраснел, как ребенок.
— А как фото в старые журналы могло попасть? Ведь Тамара Алексеевна тебе его подарила незадолго до гибели, так? И потом, что-то я не видел у тебя журналов.
— Они на антресоли лежали. Не соображу, как туда снимок Тамары попал.
Кучерявый, говоря это, старательно отводил глаза в сторону.
Чехотному Леха впервые не понравился. И история со снимком не понравилась.
Захотел бы — стоял бы на своем: не дарила — и все. Но вдруг зачем-то вспомнил и нашел.
В принципе, мелочь. Но тут что-то есть!
Глава 16
Макаров все рассчитал правильно: Женьку надо искать в аэропорту, в час, когда прибывает из Германии самолет. Вряд ли Зырянов знает, что благодаря тому шороху, который он навел, Рамазан вынужден был прилететь накануне.
Олег мчался в аэропорт, тревожась об одном: что, если люди Шунта тоже не знают о прилете босса, крутятся тут и засекут Зырянова?
Женьку он узнал в спину и даже издали. Подошел сзади, сказал негромко:
— Зырянов, я не ошибся, я знал, где тебя искать!
Тот резко повернулся, изумление было написано на его лице:
— Командир? Ну ты даешь! — Последовала пауза секунд в десять, потом Женька начал соображать. — Понял. Ты тоже узнал, каким рейсом прилетает Рамазан, так?
— Примерно. Но хватит тут торчать, едем домой, я тебе по дороге кое-что поясню.
— Как едем? Олег Иванович, надо же с этим гадом встретиться!
— Сейчас важнее с другими гадами не встретиться. А Рамазан уже сутки в Москве…
Почти час проговорили в электричке, поделились своими новостями. На нужной остановке сошли, Макаров сразу же потащил Женьку в магазин:
— Вечером пирушку устроим. Сына нашел, тебя не потерял — разве не поводы?
Купили мяса, зелени, фруктов. Женька с тоской покосился на винный отдел, и это заметил Макаров, улыбнулся:
— Выбирай что душе угодно.
— И сколько угодно?
— В расчете на двоих.
— Ты что, вылечился? Так и это, Олег Иванович, надо отметить! Причем так отметить…
Вечером сидели они за столом, называли дерьмовой самогонкой шотландское виски, пили молча третий тост, после четвертого начался наконец разговор по существу.
— Женя, а что, если я был не прав и ты мог грохнуть невиновного?
— Невиновного? Не смеши, командир! Он на чем наживался? На крови нашей наживался, на войне бизнес сделал. Да таких всех надо…
— Ты прав, Женя: на Чечне многие себе карманы набили. Ну и что? Всех стрелять будем? Без доказательств? Тогда скажут: вот он, кавказский синдром. Все оттуда чокнутые вернулись. Ты хочешь, чтоб о нас так говорили?
Зырянов покачал головой:
— Командир, мне до лампочки, что о нас говорят и думают. Вот мы тут сидим, ты с башкой простреленной, я без руки, и слюни пускаем, а под Ведено вон… Ты смотри, смотри телевизор! Морозильники под Ростовом нашими пацанами переполнены, а мы в гуманность играемся. Доказано, не доказано… Жену у тебя убил… Какие еще тебе доказательства нужны, Олег Иванович?