В своем докладе Милрой приводит анамнезы пациентов, чтобы продемонстрировать, как быстро болезнь прогрессирует и приводит к смерти. Он описывает случай чернокожего рыбака по имени Фиппс, который жил неподалеку от «мерзких негритянских портовых складов». И однажды вышел из своей «хибары» рано утром, чтобы отправиться в Порт-Ройал. Днем его поразили понос и боль в животе. Чуть позже, по возвращении домой, он почувствовал близость к обмороку и сильную слабость. Ночью у него продолжилась диарея и началась рвота. Наутро эти симптомы сохранялись. Ночью ему стало еще хуже, и следующим утром он умер. Его случай посчитали первым случаем холеры в Кингстоне [28].
В тот период в Англии, Европе, Соединенных Штатах и других странах по всему миру разгорелись нешуточные споры по поводу заразности холеры. Милрой отметил, что женщина, проживавшая вместе с Фиппсом, не заразилась от него. Не подхватил болезнь также ни один из его соседей [29]. Фиппс и его партнерша предоставили Милрою необходимые доказательства для его участия в еще более крупных медицинских и политических дебатах.
Сразу за историей Фиппса Милрой подробно описал распространение болезни в исправительном учреждении Кингстона. Вскоре после первого случая холеры в середине октября губернатор поручил сотне заключенных заняться уборкой улиц. Через два дня после начала работ один из мужчин заболел и умер вечером того же дня. Еще через три дня умер еще один заключенный. Эпидемия распространялась по тюрьме, в которой отбывали наказание практически одни чернокожие (из пяти сотен заключенных семеро человек были «белыми», а двадцать шесть – мулатами или «цветными»). Буквально за несколько недель погибло 128 из 508 заключенных – почти четверть всего контингента тюрьмы. Милрой привел таблицу, в которой указал даты и номера заболевших и умерших заключенных. А также количество дней, прошедших с момента начала заболевания до смерти. Он отметил, что большинство заключенных умерли ночью, когда вентиляция в камерах была «совсем неудовлетворительной» [30]. Подобно другим врачам того времени, Милрой использовал тюрьму как место исследований для понимания механизмов распространения инфекционной болезни.
Он также собирал информацию от командного состава с других островов Карибского бассейна, включая Барбадос, Доминику и Сент-Винсент. Там холера успела поразить военнослужащих еще до вспышки болезни на Ямайке. Милрой смог отразить в своих отчетах не только статистику заболевших и выживших. Он описал четкие отличия симптомов холеры от дизентерии и других расстройств стула. Также он отмечал любые интересные факты. К примеру, на Барбадосе болезнь не затронула почти никого из чернокожих военнослужащих. Благодаря подобным отчетам врачи могли делиться важной информацией друг с другом, что позволило им получить более полное представление о холере как таковой [31].
Поэтому, когда в 1850‑х годах холера разразилась в Лондоне и Нью-Йорке, некоторые врачи уже знали, что она из себя представляет – по опыту предыдущей эпидемии 1830‑х годов. Как писал в статье 1851 года Джеймс Уотсон, врач военно‑морского госпиталя на Ямайке, симптомы болезни здесь были такими же, как те, что ему довелось видеть в 1833 году в Лиссабоне. Они также соответствовали описанию симптомов холеры в других частях света. Отметив, что анамнез болезни был уже широко известен, Уотсон заявил, что перед ним стоит цель «пролить как можно больше света на статистику холеры…» [32].
Пока военные врачи пытались понять, как распространяется холера, их наблюдения подливали жара в огонь непрекращающихся споров по поводу причины возникновения болезни. В своей статье Уотсон указал подробности о холере на Ямайке, отчасти приписывая ей связь с различными кораблями, которые прибывали из Панамы и Никарагуа как до эпидемии, так и в ее разгар. Многие ямайцы, отметил Уотсон, полагали, что болезнь заразна и что ее начало непосредственно связано с двумя братьями, прибывшими на пароходе из Панамы за неделю до появления первого задокументированного случая холеры в Порт-Ройале. Эти двое мужчин заявляли, что от холеры в Панаме умер их отец. Однако у них самих не наблюдалось никаких признаков болезни, не считая обыкновенной перемежающейся лихорадки. Под наблюдением Уотсона они выздоровели, принимая хинин. В течение месяца после этого болезнь распространилась среди чернокожего населения Порт-Ройала. Девять врачей были направлены на лечение пациентов, проживавших в «зловонных хибарах». Оттуда холера достигла Спаниш-Тауна и Кингстона. Уотсон заметил, что среди «уважаемых граждан» этих городов смертность была выше, чем в Порт-Ройале. Он предположил, что это может быть связано с тем, что население Порт-Ройала было в целом моложе и энергичнее.
Уотсон отвергал гипотезу о заразности холеры, ссылаясь на истории нескольких кораблей, прибывших на Ямайку во время эпидемии. Один корабль прибыл из Никарагуа еще до ее начала. Тридцать членов экипажа корабля слегли в больницу с перемежающейся лихорадкой, и только один умер от холеры. Второй корабль прибыл из Никарагуа через пять дней после вспышки. Более сотни членов экипажа попали в больницу с лихорадкой, двадцать два человека умерло от холеры. В то же время погибло семь работников больницы. Наконец, третий корабль прибыл из Никарагуа почти под конец эпидемии. Большое количество членов экипажа страдали от перемежающейся лихорадки и угодили в больницу. Их лечили в тех же палатах, где до этого находились пациенты с холерой, а уходом занимался все тот же персонал, но ни один из членов экипажа не заразился [33].
Уотсон использовал эти случаи в качестве доказательства того, что холера не передается путем прямого контакта. Про тех, кто заявлял, что холера распространилась по Ямайке из‑за того, что была заразной, он говорил так: «Не будут ли они тогда любезны объяснить, как так вышло, если уж эта болезнь такая заразная, что пятьдесят человек с высокой предрасположенностью к болезни оказались в больничных палатах, все еще насквозь пропитанных испарениями от тел пациентов с холерой, но ни один из них холерой не заразился?»
Уотсон не только отверг теорию заражения, но и предположил, что убежденность в справедливости этой теории, царящая среди чернокожего населения Ямайки, только усугубила их страдания и не позволила им заботиться друг о друге. Уотсон заявил, что в Кингстоне и Спаниш-Тауне поучения о заразности холеры привели к массовой панике: «Мужья отказывались прикасаться к телам своих погибших жен, чтобы переложить их в гроб, и даже матери оставляли своих детей, стоило тем подхватить болезнь». В Порт-Ройале же, где поучали, что холера не заразна, все обстояло иначе: за бедняками не было замечено нежелания помогать друг другу в беде [34].
В своем пространном докладе, посвященном наблюдениям за эпидемией холеры на Ямайке, Гэвин Милрой разделил мнение Джеймса Уотсона о том, что холера не заразна. И тщательно описал начало и распространение болезни. Первым пациентом на Ямайке, процитировал он Уотсона, стала пожилая женщина по имени Нэнни Джонстон, проживавшая в Порт-Ройале. Ходили слухи, будто она стирала вещи двух братьев, которых обвиняли в том, что они привезли болезнь из Панамы. Но Милрой утверждал, что это неправда. Женщина, которая на самом деле занималась стиркой одежды братьев, и в самом деле слегла с болезнью, но уже двумя неделями позднее, когда эпидемия была в самом разгаре [35]. Болезнь быстро вышла за пределы Порт-Ройала и начала распространяться по всему острову, истребляя всех на своем пути.
Милрой описывал страшные сцены, олицетворявшие тот факт, что страх стал неотъемлемой частью патологии холеры. В Кингстоне, писал он, телеги были перегружены гробами. Могилы просто‑напросто не успевали выкапывать.
Тело одного человека нашли в канаве, обглоданное стервятниками. Родственники жертвы, по его предположениям, бросили тело в канаву «то ли от страха заражения, то ли пытаясь избежать трат на похороны». Потребовалось дать большую взятку, добавил он, чтобы убедить группу азиатов‑чернорабочих выкопать яму и закопать тело. От Кингстона болезнь устремилась на восток и разразилась в особенно страшной форме в городке с названием Яллас. Там «люди умирали, как паршивые овцы», а трупы выбрасывались на улицы на растерзание собакам и стервятникам [36].
Количество жертв было пугающим. Однако именно так у британских врачей появилась отличная возможность для изучения эпидемии. Колониализм породил инфраструктуру, благодаря которой врачи могли изучать вспышки холеры больших групп населения в самых разных регионах одновременно.
Колониальный документооборот был тесно связан с попытками проведения санитарных реформ в метрополии. Эдвин Чедвик, ведущий санитарный реформатор в Англии, собирал отчеты военных врачей. На их основе в 1842 году он написал свой важный «Доклад о санитарных условиях существования трудящихся в Великобритании» [37]. В 1851 году Милрой писал Чедвику о катастрофической смертности на Ямайке. «Меня нисколько не удивляет ужасное буйство этой гибельной болезни, – писал он. – Например, она может выкосить почти две трети населения города или четыре пятых негров на сахарной плантации и в их поселениях. Предстоит еще колоссальная работа по улучшению ситуации как в городах, так и в деревнях».
Милрой отметил, что он запросил на Ямайку копии доклада Чедвика от 1842 года и доклада Санитарного комитета метрополии от 1847 года, чтобы помочь местным врачам в их борьбе с холерой: «Я полагаю, будет исключительно справедливо пустить такие важные официальные документы, столь непосредственно касающиеся социального благополучия людей, проживающих в самых разных странах и климатических условиях, в широкий оборот в колониях и передать их в руки практически каждого практикующего врача» [38]. Этот запрос – яркая иллюстрация того, как информация текла по бюрократическим каналам из метрополии в британские колонии [39].
С одной стороны, колониальное устройство позволяло идеям о санитарно‑гигиенической ситуации пересекать Атлантический океан в обоих направлениях, с другой – привело к усилению неравенства, из‑за чего африканцы, работавшие на плантациях Ямайки, ч