Проведя на Ямайке восемь месяцев, Милрой наконец вернулся в Англию. В 1853 году его избрали членом научного сообщества Королевской коллегии врачей [55]. В 1855 году Милрой стал членом Санитарной комиссии, которая по назначению Военного министерства Великобритании отправилась в Крым. В 1864–1865 годах он находился в должности президента Эпидемиологического общества в Лондоне. Опыт работы за границей был у многих сооснователей и действительных членов общества. Эта организация, как заявил Милрой в своем президентском послании 1864 года, ставила перед собой цель анализировать причины и предотвращать возникновение болезней во всех странах и климатических зонах. Фокус внимания на мерах по предотвращению заболеваний отличал Эпидемиологическое общество от Королевского медико‑хирургического общества. Последнее делало упор по большей части на лечение болезней и облегчение боли. Милрой отметил, что, принимая в свой состав министров иностранных дел и министров по делам колоний, Эпидемиологическое общество открыто признавало важность проведения обширных и детализированных исследований в разных областях земного шара. Говоря о вопросе холеры, продолжавшем занимать умы ученых мужей, он заключил, что медицинскому сообществу еще не хватало очень многих данных. Однако писал: «Ни одна страна в мире не обладает таким огромным количеством возможностей для наблюдения и документирования тех или иных природных явлений, как Великобритания. Не только в силу ее многочисленных колониальных владений, но и в силу ее развитого консульского аппарата, благодаря которому практически все зарубежные территории получают надлежащее внимание правительства» [56].
Итак, как уже неоднократно было отмечено, большая часть эпидемиологических исследований середины девятнадцатого века восходит к военной и колониальной международной бюрократической системе. Британские власти отправляли врачей на территории Карибского бассейна с целью сохранить капиталовложения. Но эта затея привела к непредсказуемым последствиям и поспособствовала развитию эпидемиологической науки. Доклады о предупреждении вспышек заболеваний и снижении скорости их распространения были важным компонентом британского империализма и важнейшим атрибутом эпидемиологической практики. Как пояснил Милрой в краткой справке, сопровождавшей его отчет, стоит отдавать приоритет не лечебным мероприятиям, а профилактическим мерам [57].
Военно‑колониальная бюрократия, в свою очередь, выполняла функцию подсистемы производства знаний [58]. В результате публикации книг и научных статей в сочетании с докладами в профессиональных сообществах, университетах и на академических конференциях происходила кодификация новых идей. И на этом фоне бюрократия превратилась в важную арену производства научных знаний, хоть и незаслуженно обделенную вниманием [59]. На основе трудов врачей появилась площадка для создания профессиональных связей, обмена идеями и знакомства с различными теориями и практиками в медицине.
Военно‑колониальная бюрократия, равно как и соответствующая система делопроизводства, значительно повлияла на развитие эпидемиологии. Поскольку колониальный режим зависел от коммуникации между метрополией и ее колониями, доклады текли рекой из Карибского бассейна в Англию, а оттуда и в другие регионы. Они фиксировали повседневную жизнь. Эпидемиологические практики во многом опирались на обилие таких отчетов, которые потом обрабатывались и хранились в архивах.
Эти сведения, порожденные бюрократической системой, помогают нам получить более точное представление об истории эпидемиологии, наделяя ее лицами и именами. Отчеты, письма и журналы проливают свет на сомнения и вопросы, терзавшие врачей тех времен. На их нерешительность и сомнения в полученных знаниях. А также на страх, который неизменно вызывала возможность эпидемии. В этих документах также вскрываются важные, пронзительные и очень личные подробности о реакции на эпидемии простых людей, угнетенных и обездоленных. То тут, то там в докладах встречаются обрывки информации об их условиях жизни, семейных обстоятельствах и условиях труда. И хотя из этих кусочков складывается совсем неполный, лишь фрагментарный портрет их жизней, все эти источники помогают понять, что жители колонизированных территорий были важным объектом изучения врачей. Сначала они появляются на страницах таких документов в качестве доказательства распространения эпидемии, затем становятся свидетелями и жертвами ее распространения. По мере того как научные идеи преобразовывались в практические рекомендации по обеспечению населения чистой водой, проветриванию и проведению других санитарно‑гигиенических мер, эти люди постепенно исчезали со страниц докладов.
Теории, принципы и практики, которые легли в основу эпидемиологической науки, зиждились на тех людях, чьи страдания, болезни, а порой и смерти способствовали стремительному взлету этой области знания. В условиях колониализма врачи могли изучать огромные группы людей по всему миру, что, безусловно, внесло свой вклад в развитие эпидемиологических методов. Определялись причины той или иной болезни, отслеживались географии ее распространения, разрабатывались профилактические меры, и создавались целые сети врачей, реформаторов и чиновников.
В тот же год, когда Милрой составил свой отчет об эпидемии холеры на Ямайке, началась Крымская война, которая значительно ускорила развитие эпидемиологии. Особенно этому способствовала деятельность Флоренс Найтингейл.
5. Флоренс Найтингейл. Непризнанный эпидемиолог Крымской войны и индийских территорий
В этой главе мы с вами перенесемся в эпоху войны, которая ворвалась в жизни людей в середине девятнадцатого века и обеспечила врачам возможность наблюдать за масштабным распространением инфекционных заболеваний. Военные врачи переключили внимание на медицинские кризисы, порожденные военными действиями, – на раненых и умирающих солдат, грязные лагеря и вспышки болезней. Равно как и в случае с рабством и колониализмом, эти биологические катастрофы привели к резкому росту количества докладов, посвященных причинам, механизмам распространения и способам предотвращения болезней. Идея об эволюции медицины в военное время не нова. Но в большинстве случаев историки отделяли войны от колониализма и рабства, несмотря на тот факт, что эти явления происходили в одно и то же время [1]. Успехи военных врачей в период расцвета рабства и британской экспансии с 1755 по 1853 годы существенно повлияли на то, как медицинские службы на полях сражений документировали, интерпретировали и понимали все о той или иной болезни. Медикам военного времени было на что опереться, когда они проводили важные исследования.
Военная медицина вновь привлекла внимание широкой публики к проблемам скученных и антисанитарных условий. Эти вопросы, ранее циркулировавшие в первую очередь в медицинских и чиновничьих кругах, начали освещаться в газетных статьях, которые повествовали о чудовищных страданиях солдат и кошмарных условиях содержания в полевых госпиталях. В частности, Крымская война (1853–1856 годы) привлекла внимание к плачевным условиям содержания больных в военных госпиталях, а впоследствии – и к условиям в гражданских больницах Англии и Соединенных Штатов [2].
На протяжении девятнадцатого века многие люди от Европы и Соединенных Штатов Америки до самых дальних уголков Британской, Французской и Испанской империй воспринимали больницы как учреждения для бедняков и обездоленных слоев населения [3]. Большинство людей предпочитало принимать врачей и целителей у себя дома. По правде говоря, большинство людей дома даже рождались и умирали [4]. А те, у кого не было семьи или знакомых, которые могли бы о них позаботиться, были вынуждены ложиться в больницы, которые в те времена и в самом деле скорее выполняли функции благотворительных столовых или ночлежек [5]. Хотя некоторые из этих учреждений находились под контролем местных властей, в них удручающе не хватало финансирования и персонала, в связи с чем они едва справлялись с оказанием медицинской помощи [6]. Несмотря на различные попытки реформ восемнадцатого века, в том числе и деятельность Джона Говарда, условия в больницах не менялись. Немногие понимали, что эти учреждения, основанные под знаменем человеколюбия, только усугубляли болезни и повышали уровень смертности. И только в девятнадцатом веке благодаря усилиям реформаторов (Флоренс Найтингейл в особенности) удалось получить достаточно свидетельств того, что военные госпитали, равно как тюрьмы, невольничьи суда и колониальные плантации, служили рассадником болезней.
Мало того, что сами больничные условия оставляли желать лучшего, совершенно не велась статистика о заболевших, которые лечились у себя дома или занимались попустительством и просто умирали [7]. Крымская война создала беспрецедентные возможности для открытого сбора статистических данных.
Первыми обличителями проблем военных госпиталей стали британские журналисты. Когда лондонская газета «Таймс» направила Уильяма Говарда Рассела освещать события Крымской войны, он стал одним из первых военных корреспондентов в мире. Рассел агитировал, чтобы в регион направили больше врачей, и обвинял военное руководство в должностном злоупотреблении и пренебрежении по отношению к раненым и больным солдатам. «Если наши люди будут хорошо одеты, накормлены и обеспечены жильем… нам нечего бояться», – писал он в самом начале кампании. Однако он предупредил, что в случае неудовлетворения этих базовых потребностей последствия будут катастрофическими.
Рассел напомнил своим читателям, что во время Русско‑турецкой войны 1828–1829 годов 80 000 человек погибли от чумы, мора и голода. Чтобы предотвратить «повторение этого кошмара», необходимо было обеспечить должный медицинский уход: «Пусть у нас будет огромная армия медиков для борьбы с болезнями». Рассел объяснял, что больница на Галлипольском полуострове не была готова к принятию пациентов: «У них не было ни постельного белья, ни одеял, ни необходимых запасов, ни медикаментов». Больным солдатам предоставляли только одно‑единственное одеяло [8].