Найтингейл продолжала заниматься изучением санитарно‑гигиенических условий в Индии до конца своей жизни. В то же самое время наука претерпевала фундаментальные изменения. В 1870‑е и 1880‑е годы получила распространение микробная теория заболеваний, преимущественно благодаря усилиям французского ученого Луи Пастера и немецкого врача Роберта Коха. Когда в 1883 году в Египте вспыхнула эпидемия холеры, немецкое правительство поручило Коху возглавить комиссию по изучению болезни. Когда эпидемия в Египте сошла на нет, Кох попросил у правительства разрешения отправиться в Калькутту (Индия), где болезнь продолжала бушевать.
В Калькутте он провел сотни вскрытий и обнаружил бактерии в местном водохранилище – открытом пруду, где люди купались и стирали белье и откуда в то же время брали воду для питья.
С этим водохранилищем было связано по крайней мере семнадцать случаев заболевания холеры. После этого Кох выделил бактерию и вырастил ее в питательной среде. С помощью микроскопа он смог описать холерную бациллу, имевшую изогнутую, вроде запятой, форму – в отличие от других палочковидных бактерий, имевших форму, как можно догадаться, прямой палочки. Кох обнаружил холерный вибрион как в стуле больных, пораженных холерой, так и на грязном белье. Но не обнаружил этих бацилл у пациентов, страдавших от других форм поноса. Его открытие усовершенствовало теорию Джона Сноу о распространении холеры через воду и позволило точно установить микроскопический элемент, выполняющий роль возбудителя холеры [71].
Найтингейл изначально отмахнулась от теории Коха и продолжала ратовать за проведение санитарных реформ. Однако ее коллега Джон Сазерленд все‑таки приобрел «замечательный венский микроскоп», чтобы изучить открытые Кохом бациллы. В конечном счете Найтингейл неохотно приняла теорию с некоторыми оговорками [72]. Она отказывалась считать микробную теорию заболевания единственным объяснением распространения болезней. И с ней соглашались многие эпидемиологи того времени. Эта теория делала слишком большой акцент на силе и могуществе микробов, игнорируя проблему антисанитарии.
С возникновением микробной теории с новой силой вспыхнули дебаты о заразности болезней и необходимости карантинных мер, разделившие в первой половине девятнадцатого века медиков, чиновников, торговцев и военнослужащих на два лагеря. Теория заражения обвиняла в распространении инфекционных болезней больных, в связи с чем возникала необходимость в карантинных ограничениях и изоляции зараженного человека. Микробная теория опиралась на похожие тезисы. Только возбудителем болезни была бактерия, а не больной человек. По мнению Найтингейл, приверженцы микробной теории полагали, будто изоляция или искоренение бактерии могли предотвратить развитие эпидемии. Сама Найтингейл и некоторые другие эксперты выдвигали более специфические объяснения, утверждая, что нельзя сбрасывать со счетов физическую среду как один из факторов, влияющих на распространение инфекционных заболеваний [73]. Найтингейл отмечала, что к вспышкам болезней приводили грязь, недостаток вентиляции, грязная вода и прочие антисанитарные условия.
Найтингейл также заявляла, что фокус на микробах мешал учитывать факторы окружающей среды [74]. В своем письме от 1883 года, направленном Томасу Гиллхэму Хьюлетту, санитарному комиссару в Мумбаи, Найтингейл писала: «Весь наш опыт в Индии намекает (или даже прямо доказывает), что холера не передается от одного человека другому, что это местная болезнь, которая связана с загрязнением зданий, почвы, воздуха и воды. Что карантины, санитарные кордоны, медицинские инспекции и прочие подобные мероприятия лишь отягощают развитие болезни». Она утверждала, что единственный способ предотвратить распространение холеры – эвакуировать из места заражения здоровых военных, вообще здоровых людей и привести в нормальное состояние почву, воздух, воду и жилища путем удаления известковой побелки и мусора, а также прочих санитарных мероприятий [75].
Затем Найтингейл сослалась на ситуацию в Египте, чтобы еще нагляднее продемонстрировать необходимость санитарной профилактики. Если бы британские власти в Египте предприняли те же меры, которые Хьюлетт внедрил в Мумбаи, эпидемии холеры никогда бы не случилось, либо она приняла бы не такой серьезный характер. Но вместо этого, писала исследовательница, и в Египте, и в Европе «нас “травит” эта доктрина о микробах» [76].
К концу 1880‑х годов Найтингейл все‑таки приняла существование микробов, хотя и продолжала высказывать сомнения насчет их происхождения. Она заявляла, что микробы порождает грязь и что в связи с этим для предотвращения их распространения необходимо внедрять санитарно‑гигиенические меры. Исследования, проведенные Кохом в Индии, говорили об обратном. Кох обнаружил бактерии холеры в стуле. Тем самым он продемонстрировал, что бациллы холеры содержатся в человеческом теле. Из‑за несовершенной канализационной системы и плохих санитарных условий зараженные фекалии попадали в акватории, провоцируя тем самым распространение бактерий.
По существу доводы Коха и Найтингейл не были взаимоисключающими, поскольку надлежащие санитарно‑гигиенические меры, а также контроль за водоснабжением и состоянием системы водоотвода и канализации помогли бы предотвратить распространение бактерий. Однако в тот период времени, с точки зрения Флоренс Найтингейл, две эти теории принадлежали двум разным лагерям. Медики, которые предпочитали работать с микробами, против санитарных врачей, которые предпочитали работать с физической средой и общественным здравоохранением. Найтингейл беспокоило, что медики получат право принимать решения относительно общественного здравоохранения, а санитарные мероприятия перестанут получать финансирование. В своем письме лорду Дафферину, вице‑королю Индии, Найтингейл предположила: «Санитарная гигиена – это искусство; обычные медики – сторонники теории заражения и потому советуют карантинные и прочие подобные меры. И ни один из них при этом не занимался вопросом выполнения санитарных требований при строительстве зданий и т. д.» [77].
В этом же письме Найтингейл также объясняла Дафферину, что наука – не просто вопрос теорий. Она подразумевает и практику. Здесь Найтингейл упомянула свою работу в области статистики. «Отчетность о болезнях и смертности отлично выполняла свою работу… на протяжении последних двадцати трех лет», – писала она. Найтингейл отметила, что уровень смертности среди британских солдат и сипаев снизился, равно как и процент смертности в тюрьмах. Она заявила, что ситуация с летальными исходами в городах несколько улучшилась, но при этом результаты больше свидетельствуют о том, чего можно было бы добиться. И что городские администрации стремятся узнать, какие меры необходимо внедрять для улучшения санитарно‑гигиенических условий. Для Найтингейл санитарная гигиена была вопросом практики, в то время как микробы оставались теорией. Она продолжала ратовать за внедрение мер на местах, чтобы улучшить санитарные условия [78].
В общем и целом Найтингейл рассматривала здоровье населения Индии не естественным продуктом Индии, а результатом рационального управления. Подобно Троттеру и Милрою, она бросала вызов давнему убеждению британцев, что за распространение инфекционных болезней несли ответственность тропический климат и характер местности. Найтингейл выдвигала дерзкий и довольно тонкий довод, заявляя, что санитарно‑гигиенические условия скорее были результатом искусственно созданной среды и человеческих решений, чем естественного ландшафта или климата. Хотя временами она и продвигала негативные, расистские стереотипы, называя Индию грязной, а ее обитателей – дикарями, все‑таки она видела существующие на субконтиненте условия не столько результатом врожденной ущербности, сколько продуктом обстоятельств, которые вполне можно изменить [79].
Позиция Найтингейл, которую исследовательница излагала из своей викторианской спальни в Лондоне, стала возможной исключительно благодаря империализму. Найтингейл потратила долгие годы на изучение докладов о строительстве, водных артериях, системах водоотвода и канализации в Индии, а также статистики по рождаемости, смертности и болезням. Она анализировала все эти явления и получала дополнительные доказательства того, что болезни процветали в условиях антисанитарии. Вдохновившись полученными результатами, Найтингейл продолжала спорить с теми, кто был убежден, что микробная теория полностью объясняет механизмы распространения болезней. Впоследствии это приведет к очень важным и полезным дискуссиям, которые окажут непосредственное влияние на развитие эпидемиологии, общественного здравоохранения, медико‑социологических исследований, медицинской антропологии и других подсфер и дискурсов на десятилетия вперед. Таким образом, можно сказать, что империализм лежит в основе многих ветвей современной науки [80].
И действительно, открытие Кохом возбудителя холеры тоже стало возможным благодаря империализму. Это произошло во время так называемого раздела Африки, когда британские, французские и немецкие власти участвовали в бешеной гонке за колонизацию Африки и расширение своих империй [81]. У Коха появилась возможность изучать источники воды в Калькутте, проводить вскрытия и выискивать бактерии в телах мертвецов и грязном белье живых.
Империализм предоставил Коху и его команде экспертов необходимые свидетельства для изучения холеры, процветавшей в деревне поблизости от загрязненного водоема, что позволило собрать доказательства причин эпидемии.
И все‑таки лишь малая часть сведений об экспедиции Коха в Индии и людях, которых он изучал, оказалась в центре того нарратива, что обеспечил взлет его славы. Вместо этого фокус внимания неизменно остается на его идеях. Не на людях. Эпидемия холеры в Египте разразилась в тот период времени, когда европейские державы пытались захватить контроль над Суэцким каналом. Экспансия европейского империализма в этом регионе привела к конкуренции англичан, французов и немцев, которые пытались понять, как именно распространялись инфекционные болезни. Открытие, сделанное Кохом, вывело Германскую империю вперед, из‑за чего британцы бросились опровергать результаты исследований немецкого врача в попытке расширить сферу своего имперского влияния [82]. Их опровержения опирались на несколько соображений, включая тот факт, что некоторое число людей, пивших воду из загрязненного водохранилища, которое изучал Кох, не заразились холерой [83]. Державы спорили, не особенно беспокоясь о том, что их отчеты основывались на человеческих судьбах.