рной комиссии США подобной площадки не было. После войны многие из них писали мемуары и публиковали свои переписки, чтобы хоть как‑то зафиксировать результаты своих трудов и привлечь внимание к своим достижениям [77]. Однако во время войны опросники комиссии предоставляли мужчинам явные привилегии в вопросах выражения мнения и не оставляли пространства для обозначения реформаторской деятельности женщин в области санитарной гигиены. Настойчивое внимание к расовым различиям было связано с необходимостью научных доводов, которые подкрепляли бы выводы врачей.
Как следствие, получив площадку для выражения мнений, врачи Санитарной комиссии воскресили идеи рабовладельцев и медиков с Юга. Эти идеи грубейшим образом нарушали политические, юридические и социальные посулы, появившиеся после окончания Гражданской войны. Довоенные идеи о рабстве надежно закрепились в работе комиссии. Если не заниматься дотошным исследованием высказываний определенных медиков, можно упустить из внимания тот факт, что, к примеру, Айра Рассел был обязан своим познаниям в области медицины послевоенным разговорам с южанами – организаторами рынков рабов.
Традиция опираться на знания, полученные благодаря институту рабства, продолжилась и после окончания войны. Честно говоря, некоторые исследователи и спустя десятилетия отчаянно стремились заполучить всю возможную информацию о рабстве от врачей с Юга, чтобы лучше понять механизмы распространения инфекционных заболеваний.
7. «Пойте, непогребенные, пойте». Рабство, Конфедерация и упражнения в эпидемиологии
Возможно, ребенок плакал. Мать держала его за руки, пока надсмотрщик пытался его увести из дома, больше похожего на жалкую лачугу, на поляну вдалеке от хлопковых полей, к дереву, под которым их ожидало двое «белых» мужчин – хозяин, который, может, и знать не знал имени ребенка, но зато с легкостью мог бы определить его рост и вес и назначить за него цену, и врач, который, быть может, волновался и не знал, сработает ли процедура, которую он вот‑вот должен был произвести [1].
А может, вовсе не было никаких сомнений и никакого сопротивления. Гражданская война уже началась, и появился новый, нежданный враг – болезнь. Возможно, мать ребенка не кричала от ужаса, надеясь, что все это защитит их от невидимых врагов, угрожавших жизням. В этом случае она уверенно – и, может, даже с гордостью – сама подвела своего ребенка к двум мужчинам, стоявшим в тени высокого раскидистого пекана, вокруг которого, подобно снежной пороше, кружился хлопковый пух, улетевший далеко с полей, где он рос, цепляясь за ее волосы, платье и руки ребенка. Надсмотрщик неспешно плелся за женщиной, потому что он заверил ее в том, что это спасет ребенка; что ей вообще повезло, что их выбрали. До них были и другие, но не каждому доводилось попасть на встречу с врачом и хозяином. Врача не терзали никакие дурные предчувствия. Он излучал уверенность в себе, ведь он прочитал статью, в которой подробно объяснялось, как предотвратить распространение оспы. Так что и хозяин не дрогнул, ничуть не беспокоясь. Ведь он знал, что сохраняет не только ценность этого мальчика, но и ценность всех рабов на его плантации. Равно как защищает свою собственную семью и всех своих соседей.
Врач заглянул в свой чемоданчик и извлек инструменты, среди которых была жестяная коробочка с корками, соскобленными с человека, который ранее был привит от оспы. В жестяной коробочке также было немного лимфы, бесцветной жидкости, сочившейся из язв, образовывавшихся после вакцинации, – либо в маленькой пробирке, либо в засушенном виде между предметных стеклышек [2]. А еще в наборе инструментов был скальпель – специальный хирургический нож, которым врач прокалывал язвы и соскребал язвенные корки.
Врач приблизился к здоровому ребенку и его матери, сжимая скальпель в руке. Мать, возможно, невольно вздрогнула при виде острого инструмента, угрожающего ей самой и ее сыну. Ребенок, возможно, заплакал. И тогда мать, наверное, умоляла врача не проводить процедуру. Но во времена рабства слезные мольбы рабов оставались без внимания. Врач схватил ребенка за руку. Надсмотрщик и хозяин, возможно, прижали ребенка к дереву и бросили мать на землю. Врач притянул к себе руку ребенка и пронзил скальпелем детскую плоть. С помощью пера врач извлек из жестяной коробочки лимфу и поместил ее на кровоточащую рану…
Во время Гражданской войны в США оспа поразила огромное количество людей. Задолго до начала войны врачи и муниципальные власти обычно просто сажали зараженных оспой на карантин, чтобы предотвратить дальнейшее распространение вируса [3]. Хотя, как правило, такой подход оказывался достаточно эффективным, во время войны он представлялся практически невозможным в связи с постоянными перемещениями больших людских масс. Мобилизация войск, освобождение рабов и дислокация гражданского населения способствовали распространению вируса и мешали врачам пользоваться стандартными протоколами действий [4]. К середине девятнадцатого века врачи уже умели предотвращать вспышки оспы путем вакцинации. Однако разгоревшаяся война привела как к нехватке вакцин, так и к определенным сложностям в их транспортировке на большие расстояния. При отсутствии возможности получить вакцину из центральных хранилищ, врачи соскребали корки или собирали лимфу из пустул на коже недавно вакцинированных людей. Затем напрямую вводили другому пациенту. Либо же хранили в специальном чемоданчике, чтобы использовать этот материал позднее [5].
До того, как в конце восемнадцатого века в Англии Эдвард Дженнер разработал технику вакцинации, для иммунизации против оспы активно использовался метод вариоляции или инокуляции.
В то время как вакцинация подразумевала искусственное заражение человека ослабленным вирусом, вариоляция означала внесение здоровому человеку оспенного материала из настоящих оспенных пустул – обычно через царапины или надрезы на руке.
Вариоляция использовалась на протяжении столетий в Африке, Китае и Индии. Распространение этой методики в Соединенных Штатах началось в восемнадцатом веке в Бостоне и связано с рабством [6].
Известный пуританский проповедник Коттон Мэзер познакомился с инокуляцией благодаря своему рабу по имени Онисим, который представил ему эту процедуру как способ предотвращения инфекции оспы. Онисим показал Мэзеру шрам, оставшийся у него на руке после оспенной инокуляции в Африке. Он объяснил, что там это была распространенная практика. Летом 1721 года в Бостоне бушевала эпидемия оспы, которая держала в страхе и ужасе всех жителей города. Заинтересованный рассказом Онисима, Мэзер, один из самых уважаемых горожан, вскоре пришел к выводу, что эта новая мысль дарована им самим Господом. Он стал активно призывать к внедрению этой практики ради борьбы с эпидемией. Многие врачи проигнорировали его призывы, полагая, что это все африканские суеверия. К тому же они отказывались допустить даже мыль о том, что африканский раб может учить их медицинским идеям. Однако одного врача эта методика все‑таки смогла заинтересовать. Забдиэль Бойлстон решил поставить эксперимент на собственном сыне и двух своих рабах – мужчине по имени Джек и его двухлетнем сыне.
По словам Бойлстона, у обоих детей на седьмой день после инокуляции начался жар. К девятому дню оспа проявилась на них во всей красе, а спустя несколько дней они выздоровели. У Джека же реакция была очень слабой. У него не было жара, а на руке появилось всего несколько пустул. Бойлстон повторил эксперимент на рабыне по имени Молл, и в ее случае реакция была такой же, как и у Джека. Затем врач провел эксперимент на двух «белых» мужчинах. Болезнь развилась у них в слабой форме. Бойлстон сделал вывод, что Джек и Молл раньше уже сталкивались с оспой, – поэтому их тела не так сильно реагировали на инокуляцию. Впоследствии Бойлстон произвел инокуляцию еще на десятках людей, включая чернокожих рабов, «белых» и представителей коренных народов Америки [8].
В книге, опубликованной по результатам этой работы, Бойлстон предоставил различные свидетельства эффективности инокуляции. Хотя он и не делал никаких заявлений о расовых различиях, нельзя сказать, что расизм во всей этой истории совсем не присутствовал. Рабство непосредственно повлияло на то, как Бойлстон, Мэзер и другие исследователи пришли к использованию инокуляции в качестве превентивной меры по борьбе с оспой. Просто потому что у врачей был прямой доступ к африканцам и людям африканского происхождения. И они могли легко наблюдать за тем, как инокуляция влияет на их организмы. Проживающие на территории рабовладельца Молл, Джек и маленький сын Джека оказались невольными участниками медицинского эксперимента, за который их хозяин не мог понести никакого наказания [9]. Из‑за рабства оказался в подчиненной позиции и Онисим, который мог поделиться своими знаниями только через своего хозяина. И, наконец, именно международная работорговля создала маршруты, позволившие передавать медицинские знания в Новый Свет через порабощенных африканцев [10].
В исследовании Бойлстона именно рабы помогли продемонстрировать, как человеческий организм реагирует на процедуру. Именно они помогли привлечь к инокуляции внимание. Бойлстон впоследствии наблюдал за разными стадиями развития болезни, документируя результаты, и получил признание вместе с Мэзером. Так, инокуляция стала новой медицинской практикой в британских колониях Северной Америки благодаря работорговле.
В 1796 году британский врач по имени Эдвард Дженнер разработал новую, более безопасную методику. Ему удалось это сделать благодаря наблюдениям за доярками, которые приобретали иммунитет к натуральной оспе после заболевания оспой коровьей – похожей болезнью, поражавшей скот. Так Дженнер разработал технологию вакцинации (от лат. vaccinus – «коровий»), используя вирус коровьей оспы, чтобы заменить вариоляцию, где использовался вирус натуральной оспы. Таким образом ему удалось значительно изменить методы борьбы с эпидемией оспы в Америке, Европе и других частях света.