Болезни империи. Как пытки рабов и зверства во время войн изменили медицину — страница 45 из 54

Заключение. Корни эпидемиологии


В период между 1756 и 1866 годами медицинское сообщество двигало эпидемиологическую науку, опираясь на исследования инфекционных заболеваний, собранные по всему миру. Медики проверяли теории и выискивали доказательства в поддержку своих доводов благодаря рабам, обитателям колонизованных территорий, солдатам и мусульманским паломникам. И до настоящего момента никому еще не удавалось выявить ту степень, до которой члены медицинского сообщества зависели в своих исследованиях от по большей части безымянных людей. Свидетельства, представленные в этой книге, являют собой лишь малую толику подобных практик и закономерностей.

Проливая свет на некоторые из этих случаев, книга «Болезни империи» демонстрирует, как военная и колониальная бюрократия упрощала изучение вспышек эпидемических болезней среди зависимых групп населения. Другие исследователи уже описывали, как в разные исторические периоды медицинские, правительственные и религиозные власти проводили исследования на обездоленных, отправляя их впоследствии в свои метрополии. Однако в этой книге я показываю широкую распространенность этой практики и ее непосредственную связь с развитием эпидемиологии [1]. Переписки и отчеты врачей часто представляли собой первые наброски теорий, которые впоследствии превращались в научные принципы. Работа на борту невольничьих судов, в колониях и на полях сражений позволила медикам стать экспертами в своей области. Только зачастую люди, места и обстоятельства, которые позволили им разработать новаторские идеи, оставались без внимания. Эта книга объясняет, как антропогенная среда, возникшая в результате колониализма, рабства и войн, открыла врачам доступ для изучения вышеобозначенных групп населения и тем самым создала необходимый контекст для разработки новых теорий.

Использование невольничьих кораблей, которое помогло подтвердить положительное влияние вентиляции и значимость свежего воздуха, прекрасно иллюстрирует, как наука извлекала пользу из жестокости и бесчеловечности рабства для демонстрации таких фундаментальных принципов, как потребность в кислороде.

Эта книга также подчеркивает тот факт, что исследования инфекционных болезней не могут существовать отдельно от крупных социальных трансформаций. В последнее время исследователи много пишут о том, как рабство повлияло на формирование современного капитализма [2]. Свен Беккерт и Сет Рокман заявляли, что американское рабство зафиксировано в ДНК американского капитализма [3]. Данная книга продолжает эту идею и демонстрирует, что рабство зафиксировано в ДНК и эпидемиологии. Оно появилось в виде экономического института. Но у нас есть все основания полагать, что рабство значительно повлияло на развитие медицинских идей и принципов общественного здравоохранения. Медики использовали плантации и невольничьи суда, чтобы изучать механизмы распространения инфекционных болезней и собирать материал для вакцин. Они использовали военные лагеря, заполненные больными солдатами и военнопленными, для сравнения санитарно‑гигиенических условий в разных городах и создания необходимого контекста для внедрения санитарно‑гигиенических мер. Врачи путешествовали по всему миру, исследуя карантинные практики от Ближнего Востока до американского Запада.

В то время как ученые чаще всего изучали колониализм, рабство и войны как отдельные явления, эта книга демонстрирует, каким образом медики использовали все эти исторические трансформации для сбора данных о медицине и здравоохранении. Часто полученные ими свидетельства были взаимозаменяемыми. К примеру, история о британских военнопленных, погибших от удушья в переполненной тюремной камере в Индии, появилась за несколько лет до того, как Троттер изучал значимость свежего воздуха на борту невольничьего судна. Оба эти случая для врачей означали одно и то же. Они показали, что скученные условия опасны для здоровья, поскольку в них уменьшаются объемы свежего воздуха. Медики проводили похожие исследования эпидемий, разворачивавшихся на борту невольничьих судов, на полях сражений и в самых разных точках Британской империи. Эта книга демонстрирует, каким образом колониализм, рабство и войны создали антропогенную среду, которая, с одной стороны, приводила к распространению инфекционных заболеваний и, с другой, давала врачам возможность разобраться в причинах этих эпидемий.

Многие эпидемиологические практики современности частично стали возможными благодаря лечению и предотвращению болезней, которые поражали угнетенные группы населения того периода. Вклад медиков, занимавшихся исследованием эпидемий, заключается не столько в содержании их теорий, сколько в разработанных ими методах исследования. Тем более многие из их теорий были позже опровергнуты. Попытки идентифицировать причину эпидемии, отследить географию ее распространения, зафиксировать симптомы, получить более широкое понимание состояния здоровья в регионе и разработать профилактические меры внесли вклад в становление фундаментальных принципов эпидемиологии и общественного здравоохранения. Примером подобных инноваций стала деятельность Гэвина Милроя по разработке мер, которые помогли остановить распространение холеры на Ямайке среди преимущественно чернокожего населения.

Военные и колониальные документы, в свою очередь, представляют собой не менее убедительные и удивительные доказательства. Эпидемические вспышки привели к созданию огромного количества медицинских отчетов, превращая военных и колониальных чиновников в исследователей. Они занимались сбором информации, писали подробные заметки, изучали местность и опрашивали людей, которые заболели сами или стали свидетелями эпидемии. В результате этого процесса появилась целая сокровищница медицинских документов, которые ускорили развитие эпидемиологии как отдельной области науки.

Сосредоточившись на рабстве, империализме и войнах, книга «Болезни империи» показывает, что большинство врачей того периода, особенно Британской империи, рассматривали инфекционные болезни преимущественно в рамках социальных и физических факторов, а не с точки зрения расовых различий. Хотя многие медики придерживались идеи о расовой неполноценности, никто не пытался таким образом объяснить возможные различия в проявлениях инфекционных заболеваний. Флоренс Найтингейл и Милрой однозначно делали уничижительные заявления о группах «небелого» населения, но их основное внимание было направлено на санитарно‑гигиенические условия. И все же медицинский дискурс по этой теме периодически возникал [4].

Необходимо отметить, что в этот исторический период существовала иная группа врачей, которая смещала интеллектуальный фокус с конкретного человека на целую группу людей для изучения механизмов распространения болезней в тех или иных популяциях [5]. Это стало возможным благодаря международной работорговле, экспансии колониализма, войнам и происходившим в результате всех этих явлений миграциям. Эти крупные социальные трансформации и стали той движущей силой, что побудила таких врачей заняться изучением среды, в которой жили их пациенты, чтобы визуализировать географию распространения инфекционных болезней.

Во время Гражданской войны в США научный расизм стал некоей метрикой для изучения инфекционных болезней. К концу Крымской войны упор Найтингейл на статистические данные подтолкнул эти исследования в сторону качественных методов. Однако, когда врачи Соединенных Штатов Америки пошли по ее стопам, столкнувшись с войной на территории своей страны, они настойчиво использовали расовую принадлежность в качестве категории анализа. Хотя Санитарная комиссия США зиждилась на принципах защиты общественного здоровья, поощряя приверженность санитарно‑гигиеническим принципам, врачи Союза щупали, измеряли и изучали тела чернокожих солдат и тем самым внедряли расистскую идеологию в область изучения общественного здравоохранения. После окончания войны они опирались на медицинские отчеты врачей Конфедерации, рассчитывая найти в них доказательства для подкрепления своих доводов. Врачи в США узаконили расу как одну из биологических категорий. До сих пор расовая принадлежность остается одним из ключевых показателей, которые организации здравоохранения и эпидемиологи используют в попытке понять механизмы распространения инфекционных заболеваний. Несмотря на то что идею о расовых различиях, столь прочно закрепившуюся в Санитарной комиссии США, изобрели работорговцы, а не ученые, область общественного здравоохранения и эпидемиология упрямо держатся за ее принципы и сейчас [6].

Пока врачи Севера продвигали идею о значимости расовой принадлежности и все больше отклонялись от методов, которые для изучения болезней использовали британские медики, врачи Конфедерации действовали в большем соответствии с идеями своих современников на противоположном конце Атлантического океана. Так, к примеру, в конце своего отчета о неудавшейся вакцинации от оспы врач Конфедерации Джозеф Джонс, чтобы подкрепить свои доводы, приводит целый ряд европейских и британских исследований, включая исследование, проведенное Троттером на борту невольничьего судна. Джонс рассматривал инфекционные болезни с точки зрения более глобального контекста. Как демонстрирует эта книга, врачи использовали все те же примеры, порожденные колониализмом, рабством и войнами, чтобы сформулировать свои доводы о распространении инфекционных болезней в крупных группах населения.

Хотя отсылки на подобные примеры возникают в медицинских трактатах как стерильные и, на первый взгляд, объективные факты, врачи часто писали о них в контексте пугающих эпидемий. В том, как медики разрабатывали новые идеи об инфекционных заболеваниях, существовала некоторая случайность. Однако порожденные колониализмом, рабством и войнами бюрократические системы однозначно помогли врачам разработать нарративы, которые позволяли медикам выйти за пределы хаоса и взглянуть на механизмы распространения инфекционных болезней под другим углом. С этой точки зрения медики того времени разраб