атывали вполне рациональные теории о распространении заболеваний.
Этот бюрократический процесс заложил основу современных методов сбора информации и медицинского обслуживания. Многие члены Лондонского эпидемиологического общества разрабатывали методы для отслеживания географии распространения инфекционных болезней, которые поднимались над страданиями и смертями, вызванными эпидемией. Тщательные опросы по большей части колонизированного населения Боа-Вишты, Кабо-Верде, проведенные Джеймсом Макуильямом, предоставили свидетельства значимости таких действий для изучения причин возникновения, механизмов распространения и способов предотвращения эпидемий и помогли получить важные сведения об инкубационном периоде и симптоматике болезней. Задолго до того, как Макуильям оказался на архипелаге Кабо-Вердо со своей тетрадью для сбора информации, местные жители уже отследили передвижения эпидемии по острову. Эта история – отличный пример того, как обычные люди оказываются первыми специалистами, отслеживающими контакты при заражении. Когда мир поразила пандемия холеры 1863–1875 годов, медики по всему миру от Ближнего Востока до Соединенных Штатов Америки следили за передвижениями мусульманских паломников, белых и чернокожих солдат, коренных народов Америки и других групп населения. Военная бюрократическая система предоставила им всю необходимую информацию для отслеживания географии пандемии, которая перемещалась от одной группы населения к другой и от одного места к другим.
Я обращаю ваше внимание на то, что современные методы сбора данных и медицинского контроля стали возможными именно благодаря особым условиям, созданным колониализмом, рабством и войной. В то же время книга «Болезни империи» раскрывает, как насилие и жестокость повлияли на возникновение эпидемиологической науки. У людей, которых опрашивал Макуильям, едва ли был выбор – сотрудничать с ним или нет.
Солдаты и коренные народы Америки, за состоянием которых следили военные врачи, были вынуждены мириться с тем, что военные следили за их каждым шагом. Они внимательно изучали их здоровье в надежде заметить первые признаки холеры.
Область исследований инфекционных заболеваний едва ли ведет свой род от биологии, патофизиологии или даже исследований городского населения. Зато она тесно связана с военной оккупацией, дисбалансом власти и насилием [7].
По этой причине при написании данной книги я преследовал цель сместить фокус внимания в истории медицины с медиков на тех людей, которые позволили медикам разрабатывать их теории. Те люди, которые заболевали в военных лагерях, были вынуждены тесниться в трюме невольничьего корабля или удачно избегали болезни, превращались в доказательный материал, на основе которого врачи изучали болезни. Многих из этих людей я упоминаю лишь обрывочно, и это непосредственно связано с тем, что в историю входили только фрагменты их жизней. Многие врачи, о которых я пишу в первых главах, все‑таки называли имена некоторых своих пациентов.
Однако к моменту Крымской войны и Гражданской войны в США эта ситуация начала меняться. Внимание, которое Найтингейл уделяла статистике, привело к тому, что раненые солдаты превратились в цифры. Рост эпидемиологии с ее фокусом на количественных данных еще больше способствовал обезличиванию конкретных случаев из медицинской практики. В результате этого все внимание уделялось данным, которые можно подсчитать, оформить в виде графика и суммировать. Гражданская война также благоприятствовала подобным установкам. И медики принялись материализовывать расовую принадлежность, тем самым нивелируя индивидуальность каждого человека. Врачи конфедеративных штатов не указывали ни имена, ни отличительные черты детей‑рабов, воспринимая их всего‑навсего объектами для сбора материала для вакцин [8]. Взлет Международной санитарной комиссии и послевоенные усилия Соединенных Штатов Америки по подавлению эпидемии холеры 1866 года привели к тому, что врачи еще более рьяно обратились к аналитическим факторам, перейдя от нарративных карт к статистическому анализу. В результате личности тех людей, чьи тела помогали медикам в изучении холеры, канули в еще большую неизвестность.
Книга «Болезни империи» показывает, как использование цифр, которые предполагались как объективный и аполитичный метод анализа, превратилось в центральную силу общественного здравоохранения. Медики фиксировали количество солдат в переполненной тюремной камере, количество умерших африканских рабов, количество заболевших работников госпиталя, количество людей, погибших от желтой лихорадки, количество зараженных солдат, количество прошедших вакцинации детей‑рабов, количество умерших военнопленных, количество посаженных на карантин мусульманских паломников. И все это ради того, чтобы хоть как‑то описать эпидемию, которая порождала хаос и беспорядок. Цифры рассказывают историю, которая должна была объяснить причины и механизмы распространения эпидемии. Эта книга показывает, как методы статистики, сбора данных, опросов и медицинского обслуживания развивались под влиянием империализма, рабства и войн – явлений, основанных на жестокости и насилии [9]. Эпидемиология возникла из агрессии, направленной на людей и территории, которые впоследствии были стерты из ее истории.
В завершение хочу сказать, что я начал писать эту книгу задолго до 2019 года, когда мир поразила пандемия коронавируса. Очень надеюсь, она поможет читателям понять, что инструменты эпидемиологического анализа, на которые мы полагаемся сегодня, впервые появились среди африканских рабов на борту невольничьих судов, обитателей колонизированных территорий в странах Карибского бассейна и Индии, жертв военных действий, военнопленных, мусульманских паломников и других обычных людей. Эти группы населения позволили медикам выдвинуть первые теории о причинах возникновения, механизмах распространения и способах предотвращения болезней. Но со временем изучаемые люди превратились в призраков, растворившись во мраке архивов и превратившись в теории и статистические выкладки. Эта книга представляет собой попытку зажечь в этих архивах свет и увидеть хотя бы часть тех людей, чьи жизни привели к развитию эпидемиологии – науки, которая помогает нам бороться с пандемией сегодня.
Примечания
1. Этот случай описан в книге Роберта Дандаса Томсона «Клинические наблюдения», журнал «Ланцет», том 32, выпуск 825 (22 июня 1839 г.): с. 456–459. Прямые цитаты взяты из этой статьи. Томсон, в свою очередь, ссылается на показания Томаса Троттера, данные Парламенту в 1790 году во время расследования дела о работорговле. Этот эпизод также описан в книге Маркуса Редикера «Корабль рабов. История человечества» (Нью-Йорк: Пингвин, 2007), с. 17–18. Я же дополняю неизбежные пробелы выдуманными подробностями.
2. See, for example, Charles Rosenberg, “The Therapeutic Revolution: Medicine,Meaning, and Social Change in Nineteenth-Century America,” Perspectives in Biology and Medicine 20, no. 4 (1977): 485–506; John Harley Warner, Therapeutic Perspective: Medical Practice, Knowledge, and Identity in America, 1820–1885 (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1997).
3. К последним работам, посвященным другим областям медицинских знаний, относятся следующие: Rana Hogarth, Medicalizing Blackness: Making Racial Difference in the Atlantic World (Chapel Hill: University of North Carolina Press,2017); Pablo Gуmez, The Experiential Caribbean: Creating Knowledge and Healing in the Early Modern Atlantic (Chapel Hill: University of North Carolina Press,2017); Londa Schiebinger, Secret Cures of Slaves: People, Plants, and Medicine in the Eighteenth-Century Atlantic World (Stanford, CA: Stanford University Press, 2017).
4. See Ann Aschengrau and George R. Seage, Essentials of Epidemiology in Public Health (Burlington, MA: Jones and Bartlett Learning, 2018), 5–6.
5. Michel Foucault, The History of Sexuality, vol. 1: An Introduction (New York: Vintage, 1990), 140; Greta LaFleur and Kyla Schuller, eds., “Origins of Biopolitics in the Americas,” special issue, American Quarterly 71, no. 3 (2019).
6. Узнать больше о вкладе военной медицины в развитие медицинских знаний можно из следующих работ: Shauna Devine,Learning from the Wounded: The Civil War and the Rise of American Medical Science (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2014).
7. За исключением нескольких недавних исследований, значимость военной медицины была в значительной степени упущена из виду. О военной медицине Британской империи можно узнать в следующих трудах: Catherine Kelly, War and the Militarization of British Army Medicine, 1793–1830 (London: Pickering and Chatto, 2011); Erica Charters, Disease, War, and the Imperial State: The Welfare of the British Armed Forces during the Seven Years’ War; Mark Harrison, Medicine in an Age of Commerce and Empire: Britain and Its Tropical Colonies, 1660–1830 (New York: Oxford University Press, 2010).
8. See the volumes of Transactions of the Epidemiological Society of London from the 1860s
9. David Livingstone, Putting Science in Its Place: Geographies of Scientific Knowledge (Chicago: University of Chicago Press, 2003).
10. Здесь я опираюсь на формулировку «интерпретация болезни», предложенную Чарльзом Розенбергом и Джанет Голден. Сюда относятся все технологические и риторические способы привлечения внимания к болезням (от исследований при помощи микроскопа до микробной теории).
11. Среди других работ, посвященных связи науки, медицины и империализма, можно отметить следующие: Richard H. Grove, Green Imperialism: Colonial Expansion, Tropical Island Edens and the Origins of Environmentalism, 1600–1860 (Cambridge: Cambridge University Press, 1995); Londa Schiebinger and Claudia Swan, eds., Colonial Botany: Science, Commerce, and Politics in the Early Modern World (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2007); J. R. McNeill, Mosquito Empires: Ecology and Wa