Точно так же, как Говард обозначил меры по предотвращению болезней в тюрьмах, Чисхолм предложил свои превентивные меры. Ряд таких мер включал улучшение жилищных и санитарных условий в Гренаде. Чисхолм призывал к уничтожению маленьких деревянных домов и строительству новых – из камня и кирпича. Узкие и грязные улочки следовало заменить просторными проспектами, где воздух мог свободно циркулировать. Мясникам полагалось забивать животных подальше от центра города, чтобы предотвратить распространение болезней из‑за «тухлого мяса и потрохов». Стойла и зерно нужно было постоянно проветривать. А животным – обеспечить доступ к проточной воде. Кладбища тоже полагалось устраивать подальше от центра города [73].
Британская колониальная экспансия в других частях света, в особенности в Индии, привела к быстрому расцвету большого количества предметных исследований. Это, в свою очередь, повлияло на развитие эпидемиологического подхода к заболеваниям. В девятнадцатом веке в Индию отправлялось все больше британских врачей, которые начали активно изучать влияние тропического климата на здоровье [74]. Хотя бо́льшая часть Индийского субконтинента оставалась за пределами охвата британских военных врачей, у них был беспрепятственный доступ в тюрьмы. В этих урбанизированных условиях они систематически классифицировали болезни и симптомы. А также сводили данные по проценту заболевших и уровню смертности, прибегая к статистическому способу мышления [75]. Хотя Троттер, Говард и многие другие открыто публиковали результаты своих исследований, далеко не все врачи были знакомы с их идеями. Отправляясь на колониальные миссии, многие медики разрабатывали свои собственные теории в ответ на кризисы, которым им приходилось противостоять.
Расцвет колониализма, равно как и расширение международной работорговли, привел к тому, что врачам приходилось генерировать новые медицинские идеи за пределами метрополии. Так, например, в статье 1852 года, посвященной здоровью британских военных в Индии, майор Дэвид Грирсон, британский военный врач и главный инспектор больниц в индийском регионе, написал о проблеме свежего воздуха и вентиляции в бараках и госпиталях [76].
Грирсон ссылался на отчет, который он чуть ранее написал о тюрьме в Карачи, отметив, что выделенное пациентам пространство было очень маленьким, что приводило к очень плохим последствиям. Далее он объяснил, сколько места должно отводиться на одного человека в тюрьмах, больницах и бараках, чтобы обеспечить нормальный доступ к свежему воздуху. Определяя минимальное пространство на человека, он ссылался на британского врача Дэвида Рейда, который рекомендовал 42 кубических метра. Но отметил, что другие члены медицинского сообщества считали такой объем излишеством. Грирсон обозначил, что в Европе одному человеку полагалось по крайней мере 28–42 кубических метра с хорошей вентиляцией, но в регионах с более теплым климатом, как, например, в Индии, это пространство должно было быть даже больше [77].
Грирсон признавал, что некоторые чиновники возражали против его выводов. Делали они это на том основании, будто гораздо меньше 29 кубических метров на человека полагалось в больницах Лондона, Дублина и Эдинбурга. Не говоря уже о провинциальных госпиталях по всей Англии, а также центральных военных и военно‑морских госпиталях британского правительства [78]. Его критики, писал он, также намекали на то, что европейцам нужно больше места, чем «аборигенам». С этим Грирсон был категорически не согласен. Здесь он приводил доводы Лавуазье и других ученых начала девятнадцатого века, которые исследовали связь между объемами пространства и доступом свежего воздуха.
Грирсон также опирался и на другие примеры, подтверждающие его выводы о том, что качество воздуха может ухудшаться вследствие таких факторов, как влажность воздуха, высокие температуры, нехватка кислорода во вдыхаемом воздухе, а также количество в нем углекислого газа.
Чтобы доказать вред водяного пара, образующегося из выдыхаемого воздуха, он сослался на доклад, где описывались дома беднейших слоев населения России.
Там есть «всего одно окно. А в маленькой и нагретой печью комнатке ютятся сразу несколько человек. В морозные зимы на окнах изнутри образуется толстая ледяная корка – от конденсата дыхания, продуктов испарения тела, чада свечей, жара печи и т. д. Когда приходит оттепель, ледяная корка тает и запускается вредоносный механизм, последствия которого похожи на последствия вдыхания гари». Пострадавших людей выносят из дома на свежий воздух, натирают снегом и заставляют пить холодную воду, пока их лицо не приобретает нормальный цвет [79]. Грирсон противопоставил этот пример ситуациям, где у людей был доступ к более чистому воздуху. И подчеркнул, что русские бедняки, равно как и британские, помогли проиллюстрировать теорию об изменении качества воздуха.
Грирсон разобрал несколько вариантов конструкции зданий, чтобы найти способ обеспечить нормальную вентиляцию. И заключил, что на одного человека должно приходиться по 85 кубических метров жилья при условии естественной циркуляции воздуха. И 51 кубический метр – при доступе к мощной механической вентиляции [80].
Военные колониальные медики часто обращались к отдельным примерам, чтобы проиллюстрировать причины и механизмы распространения тех или иных заболеваний. Статистика и инженерные решения помогали им показать опасность, которую таили в себе переполненные помещения. Как и будущие поколения эпидемиологов двадцатого века, эти врачи прилагали множество усилий, чтобы понять механизмы распространения болезней и попытаться их предотвратить.
Реформаторы настаивали на приведении в порядок урбанистических центров от Лондона до Парижа и Нью-Йорка. Люди теснились там в крошечных квартирках, бедняки жили рядом со свиньями, а городские улочки были завалены экскрементами [81]. Но крупные города были не единственными местами, которые беспокоили медиков и санитарных врачей [82].
Колониализм и рабство тоже порождали ужасные условия жизни, приводившие к различным проблемам. Этот факт часто называют основной поворотной точкой в санитарной реформе. В ходе колониальной экспансии врачи постоянно оказывались в новых местах, где им приходилось разрабатывать медицинские теории о причинах и распространении инфекционных заболеваний. Конечно, вспышки эпидемий в прошлом также способствовали тому, что врачи начинали исследовать болезни с точки зрения больших групп населения. Но широкое распространение кораблей, тюрем и рабских плантаций дарило больше возможностей для изучения опасностей, которые таили в себе переполненные помещения, и вносило вклад в развитие общественного здравоохранения, вынуждая медиков рассматривать здоровье с точки зрения коллективного организма. Иными словами, общественные кризисы дали толчок развитию новых медицинских теорий.
И все же, хотя невольничьи корабли часто оказывались местом самых активных исследований, в медицинских журналах и докладах вроде трактата Троттера о рабстве они часто упоминались просто как «примеры» или «корабли». Это приводило к нежелательным последствиям в виде устранения рабства из дискуссии о важности свежего воздуха для состояния здоровья.
К примеру, Стивен Хейлз, получивший известность благодаря своему пневматическому устройству для сбора газов, также изобрел вентиляторы для использования на кораблях. Однако очень редко уточнялось, что многие из этих кораблей перевозили порабощенных африканцев. В 1741 году Хейлз представил Королевскому научному обществу свой первый труд, проиллюстрировавший важность этих устройств, которые способствовали циркуляции воздуха. В своей работе, составившей более двухсот страниц, он упомянул рабство лишь вскользь. Объясняя, сколько людей понадобится для управления вентиляторами, он писал: «Если на некоем транспортном судне или, скажем, гвинейском невольничьем корабле есть двести мужчин, поскольку именно таково обычно число членов экипажа», то каждому, по его заявлениям, придется тратить не более получаса раз в два дня [83].
Более десятилетия спустя, в 1755 году – за год до нашумевшей истории о Калькуттской черной яме, – в своем втором докладе для Королевского научного общества Хейлз уже недвусмысленно ссылался на невольничьи суда, которые были важным доводом в пользу использования вентиляторов на кораблях. В этом труде, озаглавленном «Свидетельствами большой пользы вентиляторов для сохранения здоровья и жизней людей на невольничьих и других морских судах», Хейлз привел комментарии нескольких ответственных лиц самых разных кораблей. В том числе невольничьих и тех, на которых перевозили каторжников и переселенцев. Все говорили о важности вентиляторов. Один капитан сообщил ученому, что его корабль плыл из Гвинеи (Западная Африка) в Буэнос-Айрес (Аргентина). На борту находилось 392 раба. И все они, не считая двенадцати порабощенных африканцев, которые вошли на борт, уже страдая кровавой диареей (вероятным следствием дизентерии), пережили смертельно опасное плавание через Атлантический океан [84].
Другой капитан невольничьего судна сетовал, как мало вентиляторов было на кораблях, которые перевозили пассажиров, рабов, скот и скоропортящиеся товары. Он отметил, что стоило ему начать пользоваться вентиляторами, как за пятнадцатимесячное плавание он похоронил «всего шестерых» рабов.
Он также заявил, что оставшиеся 340 негров хорошо понимали преимущества постоянного вентилирования и каждый раз выражали недовольство, когда вентиляцией пренебрегали [85]. Эта отсылка капитана на заявления порабощенных африканцев указывает на то, как оказавшиеся в рабстве люди повлияли на развитие науки.
По сравнению с пассажирами, матросами и солдатами порабощенные африканцы вынуждены были сталкиваться с самыми жестокими и экстремальными условиями. Именно поэтому их мольбы о свежем воздухе в этом медицинском контексте убедительно свидетельствуют в пользу эффективности вентиляторов [86]. Обычно экипаж корабля игнорировал потребности рабов и нередко наблюдал за их гибелью. Но в этом случае капитан, пусть и не заботясь о судьбе африканцев на борту, все‑таки сообщил об их просьбах, чтобы проиллюстрировать, какое облегчение приносили вентиляторы. Мольбы африканцев о свежем воздухе в медицинских отчетах Хейлза превратились в подтверждение его идей.