Он составил список всех людей, которые занимались сменой постельного белья и его стиркой. В список входили заведующий бельем Шаик Селим; предшественник Селима Доваль, проработавший в этой больнице двадцать три года; главный приемщик белья Гави; а также его предшественники Хассай и Бичак – последний занимался стиркой белья двадцать один год. (Необычной чертой книги Твайнинга является то, что он называл имена почти всех работников, которых упоминал.) «Ни один из работников прачечной или работников, так или иначе связанных с постельным и нательным бельем пациентов, никогда не болел холерой», – отчитался Твайнинг [10].
Затем Твайнинг рассказал о других группах людей, которые вступали в тесный контакт с больными пациентами в госпитале. Местные фельдшеры, включая главного фельдшера Бактури, который проработал в больнице двадцать шесть лет, делали перевязки пациентам с кровотечением или тем, кого лечили пиявками. Уборщики меняли утки, а также чаши для рвоты. Чернорабочие индусы накрывали одеялами пациентов, которые их скидывали, растирали людям конечности и никак не могли избежать их тлетворного дыхания на самых ужасных стадиях болезни. Наконец, когда больница была переполнена, а санитаров не хватало, за пациентами ухаживали индусские студенты‑медики. Никого из представителей этих групп, заявлял Твайнинг, ни разу не поражала холера [11].
Ежедневный труд младшего медицинского персонала больницы предоставил важное доказательство того, что холера не передается путем прямого контакта. Имена сотрудников помогли придать научным постулатам человеческое обличье.
Книга Твайнинга стала одной из работ фракции противников теории заражения [12]. Еще одним ее представителем был Амария Бригам, американский врач, опубликовавший в 1832 году доклад о холере [13]. Он каталогизировал информацию, собранную разными врачами по всему миру, чтобы доказать, что эта болезнь не передается посредством прямого контакта ни с больным, ни с заражающим материалом. Приводя доказательства, собранные врачами в Индии, России, Польше, Пруссии, Англии, Франции, Канаде и Соединенных Штатах, Бригам сосредоточился на тех людях, которые вступали в тесный контакт с больными холерой, особенно – на санитарах больниц. (Здесь необходимо упомянуть тот факт, что санитары были обычными людьми, которые иногда, как и все, болели.)
Так, например, он процитировал доктора Серла, который работал в варшавском госпитале с большим количеством больных холерой и заявил, что ни один из санитаров, равно как ни одна из медсестер и ни один из тех людей, кто работал с мертвецами, не стал жертвой болезни. Аналогичным образом восемь русских врачей отметили, что санитаров, которые ухаживали за больными и непосредственно к ним прикасались, купая их, меняя белье и совершая другие действия, холера никак не затронула. Для статистики стоит обратить внимание на то, что некоторые врачи, которых цитировал Бригам, упоминали и другие группы людей, которые не были инфицированы, несмотря на тесный контакт с больными холерой. К примеру, солдаты, грудные дети, врачи, члены семьи и другие пациенты. Однако чаще всего упоминались именно санитары [14].
В начале девятнадцатого века, когда у врачей появилась возможность работать по всему миру и писать отчеты о своем опыте, они все чаще стали обращать внимание на этническую и национальную принадлежность заболевших. Амария Бригам собирал доклады из разных колоний, чтобы отследить распространение эпидемии холеры 1817 года из Индии в Юго-Восточную Азию и Африку. Описывая вспышку холеры среди рабов на острове Маврикий, он опирался на статью врача Чарльза Телфэра – британского чиновника и владельца плантации на Маврикии. Тот писал: «Пациенты в основном были чернокожими мозамбикского происхождения. Эти негры с кудрявыми волосами, далекие от цивилизации, слишком невежественные, чтобы научиться торговле, и часто нанимаемые в качестве грузчиков» [15].
Бригам назвал причиной холеры «испорченный воздух, низкие и сырые жилища, скученность и грязь, царящие в домах и городах, плохое питание, пристрастие к спиртному, страх и т. д. и т. п.» [16]. Анализируя эпидемию холеры, которая добралась также до Северной Америки и Европы, он заявлял, что она возникла в результате стесненных и негигиеничных условий, а также влажной среды [17]. Его пример с рабами был аналогичен ситуации с бедняками в Европе и Северной Америке, проживающими в похожих условиях.
Труд Бригама демонстрирует, как рабы служили ключевыми «пациентами» для иллюстрации его теорий о механизмах и причинах распространения болезни.
Так что медики изучали вспышки болезни не только в европейских и североамериканских городах, но и среди порабощенных жителей самых разных частей Британской империи.
В книге представленного выше британского врача Артура Т. Холройда о чуме и карантинных мерах несколько раз упоминаются представители расовых меньшинств в качестве иллюстрации для опровержения теории заражения. В беседе с Томасом Лесли Грегсоном, старшим хирургом военно‑морского госпиталя в Александрии, Холройд спросил, знакомы ли Грегсону примеры того, как люди, имевшие контакт с чумными пациентами, не подхватывали болезнь. Грегсон ответил, что знал многих санитаров, которые не заболели. Он также упомянул, что нескольких больных чумой пациентов навещали друзья. И болезнь их тоже никак не затронула. Затем Холройд спросил Грегсона, было ли ему известно о случаях, когда чумой заражался кто‑то из санитаров, но при этом болезнь не передавалась пациентам. Врач ответил утвердительно. «Болезнь сразила одного из слуг, закрепленных за нашей больницей. Он был чернокожим. Мы были заперты на карантин, всего нас была тысяча. Заболели еще трое наших слуг. У последнего проявились симптомы на седьмой день карантина. Эти четверо парней жили в хижинах по соседству и заразились в одно время». Двое из этих четверых умерли, но ни один из пациентов больницы не заразился [18].
Еще один представитель расовых меньшинств, послуживший доказательством в поддержку идей Холройда, был упомянут в похожем опросе, проведенном Генри Эбботтом, британским врачом и коллегой Томаса Грегсона по Александрии. Эббот привел пример человека, который слег с болезнью без какого‑либо контакта с другими жертвами чумы. В 1835 году, сообщил Эбботт, он был на борту боевого корабля, который простоял на карантине шесть недель без единого случая чумы. Первый человек, которого сразила чума, был «черный» пленник из Наблуса, который поднялся на борт в Яффе [19]. Еще один врач, с которым разговаривал Холройд, доктор Прунер, полагавший, что чума все‑таки может иногда передаваться посредством прямых контактов, объяснил, как, по его мнению, началась эпидемия чумы 1835 года в Каире: «Чума 1835 года в первую очередь была принесена братом Чиглио – мальтийским врачом. Он передал ее другому брату, тот – чернокожей женщине, а она – соседу‑греку. И так далее» [20].
В этот период представители расовых меньшинств регулярно упоминались в медицинских журналах и научных статьях. При этом не было никаких отсылок на расовые различия или на низкосортность таких людей. Их просто использовали в качестве маркеров для отслеживания механизмов распространения болезни. Когда Генри Диксон, американский врач из Южной Каролины, написал пространный трактат о патологии и терапии, он особо выделил случай чернокожего пациента. Тем самым он хотел продемонстрировать, что лихорадка денге, переносчиком которой впоследствии назвали насекомых, была заразна. Он сослался на работу одного выдающегося врача, который заявил, что некий негр был первым пациентом в городе с лихорадкой, подхватив ее от капитана кубинского корабля, вставшего на якорь в Чарлстоне.
Диксон также поднял вопрос того, как лихорадка денге распространилась с острова Сент-Томас до острова Сент-Круа. Здесь он процитировал доктора Стедмана, который сообщил, что первый пациент принес болезнь на остров и заразил всю семью. После этого лихорадка денге распространялась от одной семьи к другой, от одного поместья к другому, полностью соответствуя их соседству и их возможности взаимодействовать друг с другом. Чтобы продемонстрировать эту связь, он отметил, что болезнь передавалась от рабов одного поместья к рабам другого. Поместья могли располагаться на расстоянии километров друг от друга, но имели одного хозяина. Таким образом, можно предположить, что распространение лихорадки денге было связано с перемещениями рабов от одного поместья к другому [21]. Хотя при распространении болезни среди рабов могла возникнуть мысль о расовых различиях, Диксон не делал подобных заявлений [22]. Так, описывая патологию лихорадки денге, он заявил, что у всех пациентов были похожие экзантемы (иными словами, ярко выраженная сыпь): «Этому виду экзантемы оказались подвержены все классы людей в одинаковой степени. Старые и молодые, немощные и крепкие, местные и приезжие, черные и белые – все страдали одинаково» [23].
Медицинская мысль не стояла на месте. В своем исследовании происхождения и законов распространения эпидемий врач из Мэриленда по имени Мозес Л. Кнапп заявил, что разные группы людей более или менее приспособлены к разному климату. «Перевезите негра из Нового Орлеана в Канаду, – писал он, – и уже через год или два он станет жертвой местного климата. То же можно и сказать о канадце, который переселится в Новый Орлеан» [24]. В отличие от многих врачей того времени, Кнапп не основывал свои мысли на расовых отличиях [25]. Негр из Нового Орлеана – скорее иллюстрация медицинской теории о климате, чем аргумент в пользу расистской идеологии. Хотя то, как Кнапп использует этот термин, намекает на его уверенность, что читатели будут воспринимать чернокожих людей как носителей расы. Во время публикации этой книги Новый Орлеан был главным центром работорговли в Соединенных Штатах. Среди населения города был огромный процент порабощенных чернокожих жителей. Приводя в пример негра из Нового Орлеана, а не просто чернокожего или раба, Кнапп опирается на культурологическую символику рабства [26].