Пока они говорили, Коломбо, после хода Борха ферзевой пешкой на d4, попытался разыграть гамбит Бенко. Это был самый любимый его выбор против такого хода белых, но Папа ловушку обошёл и завёл партию в критическое положение для чёрных. Коломбо свою ошибку понял не слишком поздно, и шанс у него ещё оставался.
— Надо подумать, Ваше Святейшество.
— Думайте. Мне понравились, как и Чезаре, ваши прозрачные бесцветные ветреры. Почти Венецианские кристало. Очень удобные. Я таких не видел. Вы называете их стаканы?
— Это мне подарил Алехандро Санчес из Лиссабона, а он привёз их из Америки. Они там называются именно так. От слова стекло[5]. Это на их языке.
— Вы дружите с ним? С Санчесом?
— Он, практически спас мне жизнь. После неудачного «открытия Нового Света» я спился и был на грани безумия. Он выходил меня и наполнил мою жизнь смыслом.
— Называйте меня — мессир. Это он надоумил вас организовать Орден?
— Что вы… Он поглощён своими поделками и кораблестроением. Именно это и заставило меня жить… Когда я увидел его… Как он их называет: «малые корабельные формы». Но это настоящие корабли, мессир! — Воскликнул он вдруг воодушевлённо, но, опомнившись, снова потупил взор.
— Я около года работал у него: сначала в мастерской, потом на верфи, — сказал Коломбо и сделал ход конём на d7.
Через несколько следующих ходов положение на доске выровнялось, и Папа занервничал. Вероятно, несколько ходов назад он полагал, что партия им выиграна.
— Теперь позвольте подумать мне, магистр, вы обескуражили меня, — сказал он и отхлебнул красное вино из стеклянного подарка Коломбо. — Расскажите мне о ваших планах.
Кувшин с вином тоже был из прозрачного гранёного стекла, и лучи заходящего солнца, проходя сквозь рубиновую, слегка покачивающуюся жидкость, создавала на стенах, обтянутых белым атласом, иллюзию движения волн кровавого океана.
— Основное, чем станут сейчас заниматься наши магистры, это постараются, как можно быстрее, взять под контроль протестантское движение в Германии. У нас там, вместе с Лютером, пять человек.
— Вместе с Лютером? — Удивился Борха и откинулся на спинку кресла, забыв про шахматы. — Поясните.
— Лютер Мартин — магистр «Ордена Иезуитов». Из первых послушников. Очень преданный Вам, мессир, и Римской Церкви католик.
— Но как же так?!
— Всё очень просто, мессир. Настоящий Мартин Лютер ещё учится в Эртфурском университете, а год назад зарабатывал пением под окнами набожных горожан Магдебурга. Пока он не опасен. Это он позднее попадёт под влияние главного викария ордена августинцев Штаулица и станет орудием в его руках. Хотя… Уже не станет. Сейчас мы первые начали игру.
— Я знаю Штаулица. Он преданный церкви католик, очень набожный.
— Агент английского короля.
— Объясните.
— Любой правитель действует по принципу: «Разделяй и властвуй». Англия не отступает от него и пытается расколоть континентальные союзы и государства.
Некоторые, особо «набожные» католики, чаще из числа членов аскетических орденов, таких, как францисканцы, например, сильно не довольны, творящимися, якобы, в Риме непотребствами. Многие не понимают, что, простите, вы, монсеньор, не столько священник, сколько администратор и политик. А враги, пользуясь удобным случаем и горячими умами, подрывают и ваш авторитет, и авторитет церкви.
— Это понятно, так что с Лютером. Вашим Лютером.
— Наш Лютер год назад закончил тот же Эртфурский университет, два факультета: католической теологии и философский и остался преподавать там обе дисциплины. В течении года проявил себя, как последовательный сторонник реформ церкви, о чем не раз говорил с кафедры, приобрёл сторонников среди студентов и преподавателей, перевёл библию на саксонский язык и уже издал её.
— Я не понимаю, чей вы друг, архиепископ? — Нахмурив брови, спросил Борха.
— Я подготовил для вас, монсеньёр, доклады наших агентов по этой теме, полученные за пять лет. Из этих сообщений можно понять, что процесс раскола зашёл очень далеко. Так далеко, что через пятнадцать лет там так бы рвануло, что привело бы к полному отторжению от Рима Германии, Саксонии и прилегающих к ним государств. И к массовому, в связи с этим избиением католиков.
Сейчас, когда лидером стал наш человек, вокруг него соберутся сначала самые буйные, те, кто ненавидит вас, монсеньёр, больше всего. Потом они, по закону, должны отпасть от лидера, и создать более экстремистские группы под своим лидерством, но мы им этого не позволим.
— Каким образом?
— Мы их тайно ликвидируем. Никто не заподозрит лидера движения в предательстве. А у Лютера есть очень много различных средств для выведения человека из здорового и дееспособного состояния.
— Посмотрите на меня, Коломбо. И в дальнейшем прошу не прятать глаза.
— Слушаюсь, монсеньёр.
— Вы или мудрый враг, или…, мудрый друг… И ошибиться в вас, значит погибнуть. Кто вы, Коломбо?
— Я не друг и не враг, монсеньёр. Я ваша тень, если позволите. Обстоятельства вынудили меня принять единоличные решения. Вы не поверили бы мне, подойди я к вам со сказками о расколе католической церкви через двадцать лет. С моей-то репутацией сумасшедшего путешественника.
Борха улыбнулся.
— Лютер ничего не сделал нового, кроме приличного перевода библии. Хотя и её в Германии не переводил только ленивый. А Лютер перевёл правильно. Для вас, монсеньор, правильно. К сожалению, у меня ещё нет экземпляра, но его скоро привезут. Так вот… Он нового не придумал. Над вами и вашим домом насмехаются, и на площадях, и в кабаках, и даже в храмах в проповедях. Чаще всего — францисканцы. Эти ревнители веры не гнушаются рассказами пастве скабрезных анекдотов, косвенно намекающих на вашу семью, мессир. И это в Риме, мессир. А уж что говорить про дальние епархии.
— Да… Это проблема, — сказал Папа и прикрыл глаза левой ладонью.
— Эту проблему мы уже начали решать. В начале декабря 1501 года в Риме в пьяной драке убит Манчони, уроженец Неаполя, рассказывавший по всем кабакам и притонам стихи, порочившие честь вашей семь, мессир. В январе 1502 в Риме венецианец, переводивший с греческого подобный памфлет, подавился сухарём. За этот год почило или пропало без вести двенадцать таких весельчаков.
Кстати, мессир, хотел бы обратить ваше внимание на Иоганна Буркарда, вашего церемониймейстера. Он записывает все, связанные с Вами, Вашей семьёй и Ватиканом события в дневник. Кроме обычных, протокольных сообщений он в дневнике приводит дословно разговоры, имевшие место между папами, кардиналами и послами. Дневник он называетспециальной книгой служебных записей и, якобы, пользуется ею для облегчения задач, поставленных перед ним его должностью.
— Какой мерзавец.
— Хуже, что, он, скорее всего, агент германского императора и реформаторов. Зачитать, о чем он пишет в дневник?
— Будьте любезны, уважаемый, магистр.
— «Вечером происходил пир у валенсийского герцога в папском дворце. В нем приняли участие пятьдесят почетных блудниц, обычно называемых куртизанками. После пиршества они плясали с услужающими и другими там присутствовавшими — сначала в своем одеянии, а затем нагие.
После обеда свечи в серебряных подсвечниках со стола были поставлены на пол, между ними были разбросаны каштаны, и блудницы, нагие, на руках и ногах, переступая подсвечники, подбирали каштаны.
Папа, герцог, его сестра донна Лукреция присутствовали при сём и наблюдали сие.
Наконец, были выложены подарки, шелковые плащи, обувь, береты и другие вещи, которые обещаны были тем, кто более других познает плотски названных блудниц. Затем присутствовавшие при сём в качестве судей роздали подарки победителям…»
— Это события этого июля месяца. Пиры — древние традиции Рима.
— Потом эти события переходят в уличные памфлеты и поются в Германии и Франции, попадают, несколько приукрашенными, к вашим союзникам, с целью отвращения от вас.
— Понятно. Этого… «Памфлетиста» мы уберём, хотя за ним, действительно стоит, император.
— Попрошу вас, мессир, Иоганна Буркарда пока не пугать. Мы отрабатываем его связи.
— Хорошо. Значит вы советуете признать перевод библии Лютером богоугодным делом?
— Да, мессир. Полагаю, это будет полезным. В Англии библия переведена ещё Джоном Уиклифом. Он был первым реформатором.
— Так они и службы вести будут по-своему.
— Службы, со временем, и так будут вести в каждом государстве по-своему. И тут мы, или враги им, или друзья. Полностью потакать им не надо. Пусть дублируют языки.
— Надо подумать. Слишком всё неожиданно.
— Кто-то сказал: «Если нет возможности запретить — следует узаконить. Если нет возможности остановить толпу — следует возглавить её и увести в сторону».
— Чьи это слова?
— Не знаю, мессир. Я наблюдал, как табун взбесившихся лошадей перехватил и возглавил всадник, и увёл его от пропасти.
— Красивый образ и верный смысл. Это что-то древнее.
— Я вам скажу больше, мессир. Англиканская церковь тоже протестует и это приветствует король Англии Генрих VIII Тюдор, ищет повод полностью выйти из-под вашего контроля, и найдёт. И выйдет из католичества, создав «Англиканскую церковь». Он в 1529 году попросит у Папы развода со своей женой, а тот ему откажет. Вот и повод. Он создаст свою церковь и станет её главой, мессир.
— Тысяча пятьсот двадцать девятый год… — Задумчиво произнёс Борха. — И какой Папа ему откажет?
— Может быть и вы, — тихо произнёс магистр.
— Ой, да ладно вам! — Махнул рукой Папа.
— Бог дал нам возможность поправить судьбу.
Папа пристально с прищуром посмотрел на сидящего перед ним, словно видя впервые, и произнёс:
— Кто же вы?
Партия так и осталась не доигранной.
«Мессир, сообщаю вам, что добрался я до Страсбурга относительно хорошо, если не считать ограбления меня и моего слуги повстанцами-лютеранами, начиная с города Штутгарта. Благодаря письму господина „Л“ повстан