Людовик поднялся из кресла и гордо вскинул подбородок.
— Мои войска сотрут вас в порошок, подлый предатель!
— Не думаю. Вы ведь не хотите умереть? Или хотите?
— Вы не посмеете!
— А я и не желаю вашей смерти. Мне вы нужны живым, как щит. Надёжный щит от необдуманных поступков ваших генералов. А в случае, если они всё же двинутся на Рим, я стану высылать им вас по частям. Не мните себе, что я буду ждать подхода ваших войск к стенам Рима. Каждый их шаг по моей земле отразится на вас в буквальном смысле.
— Вы изверг! — Со страхом в глазах произнёс Людовик.
— Отнюдь. Я придерживаюсь принципа необходимой достаточности. А вот ваш отец Людовик Одиннадцатый привязал к скамье под эшафотом детей герцога Арманьяка, после казни которого, на них текла кровь их отца. А после этого их доставили в Бастилию, где привязывали к столбу и секли, выдирая по зубу каждые три месяца.
Я буду гуманнее. Думаю, что одного вашего мизинца с перстнем будет достаточно, чтобы остановить ваши войска. Всё, Людовик! Вы мне надоели, — сказал, махнув рукой с зажатым в руке платком, Чезаре. — Стража!
Людовика увели. Из-за портьеры вышел Коломбо, сидевший в небольшом кабинете во время разговора двух королей.
— По-моему, хорошо получилось! — Возбуждённо воскликнул Чезаре.
— Хорошо, — согласился магистр.
— Однако, сейчас и Англия, и Венеция, и Арагон объединятся, — задумчиво сказал Чезаре.
— Объединяться, — согласился Коломбо.
— Как-то вы спокойно об этом говорите… И что нам делать?
— Сдаваться, — сказал Коломбо.
Чезаре вздрогнув, посмотрел на магистра.
— В смысле — сдаваться? Кому сдаваться? — Возмутился Чезаре и его рука потянулась к шпаге.
— Я, мессир, шучу, — пояснил Коломбо. — Вы задали мне странный вопрос, и я соизволил пошутить. Простите меня, мессир.
— Прощаю, магистр, и повторяю свой вопрос: что делать?
— Воевать, мессир. Наши монахи находящиеся в Лиссабоне, сообщили мне, что договорились с Алехандро Санчесом об аренде его кораблей. Заплатим ему потом, добавил он, видя непроизвольный жест Чезаре. — Когда захватим Венецию. Каждый его корабль несёт по сорок пушек. Пушки Санчеса крепкие и выдерживают наш новый порох. Они там испытали. Ядра летят намного дальше…
— Ты предлагаешь напасть на Венецию?
— Да. Зачем ждать их объединения. Нападём с моря, разрушим их крепости, города.
— А их флот?
— И флот. Санчес отдаёт нам восемь своих кораблей и весь запас лучших ядер. Венецианские же корабли вооружены слабо. Максимум десятью пушками. Хотя и этого много.
— Хороший у тебя друг. Что же он просит взамен?
— Я застал его врасплох своей просьбой. Он пока не знает, что попросить.
— Мне бы такого друга, чтобы он не раздумывая мог отдать четырёхсотпушечную флотилию.
Чезаре Борха помолчал.
— Хотя, у меня есть вы, Коломбо. Вы ведь мой друг?
— Я ваш друг, Чезаре.
— Как там отец? — Вдруг спросил Борха младший.
Это был первый случай, когда Чезаре называл его так, в присутствии посторонних.
Магистр приподнял глаза в небо и сказал:
— Обрезает виноград. Ноябрь.
— Пора ему возвращаться.
— Думаете? Ему там нравится. Он лично построил модель галеры и сейчас снаряжает её такелажем и стреляющими пушками.
— Море закроется. Война скоро.
— Вот именно. Он может попасть в плен. Сейчас за ним будут охотиться все наши враги. А там он в полной безопасности.
— Наверное…
Глава 15
Флот Рима подошёл к проливу у острова Лидо четырнадцатого января пятьсот третьего года. При встречном северном ветре шли галсами в кильватер за флагманом.
— Вижу дым! — Крикнул с мачты вперёдсмотрящий.
— Обнаружили. Хорошо несут службу, — сказал капитан старшему офицеру, стоящему рядом на баке. — Девяносто вправо, — сказал о матросу-репитеру.
Корабль медленно переложился на правый борт.
— Ветер пять узлов, — сказал помощник.
— И так вижу, — сказал капитан. — Мы сейчас с приливом, как килька в бутылку проскочим. Канониры на товсь.
— Канониры на товсь! — Крикнул матрос.
— Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… — Считал капитан. — Лево девяносто. Держаться фарватера.
— Есть девяносто, держаться фарватера, — донеслось с кормы. Когда парусник выполнил манёвр, капитан посмотрел на свою флотилию. Вроде все шли ровно.
— Хорошо! — Сказал он сам себе по-русски. — Левый борт, «пли» по готовности!
Фарватер был узкий, рассчитанный на галеры, и при встречном ветре для парусников труднопроходимый. Посмотрев в сторону кормы, Гончаров Игорь Борисович показал пальцем на муть на воде, поднявшуюся от донного ила.
— Цепляем. Тут можно так вляпаться, буксиром не снимешь. Бывало у меня такое в Китае. Танкер засосало так, что двумя буксирами сдёргивали. — Сказал он старшему офицеру.
— А мы, как-то на джипе сели пузом. Присосались тоже конкретно, — ответил тот. — Прилив поможет.
Он посмотрел на свои наручные часы.
— Время: восемь — ноль семь. Максимум через час.
Крепость острова на флагман не отреагировала и ругнулась пушками только по третьему паруснику. Тот громыхнул правым бортом и в крепости захлопали взрывы. Прицельно бить третий не стал.
Флагман тем временем поравнялся с другой крепостью и выпалил ядра левым бортом. Дистанция двести метров, достаточная для прицельного выстрела новыми зарядами, позволила разрушить часть стены. Сорок бомб, заряженные октогеном, нанесли значительный урон маленькой шестипушечной крепости. Залпом второго корабля крепость была разрушена.
Тем временем флагман вошёл в канал и получил первое ядро в правую скулу. Удар пришёлся чуть выше ватерлинии, но ядро отрикошетило и нырнуло в воду.
— Лево пять, — сказал капитан. — Правый борт, по готовности.
Послышался залп с правого борта и бомбы обрушились на крепость Святого Андрея. Крепость ответила залпом четырнадцати орудий. Однако её пушки, стоящие на уровне воды и предназначенные бить по бортам как можно ниже к воде, урона флагману не нанесли.
Крепкое венесуэльское дерево в бортах парусников Алехандро намного превзошло своей крепостью возможности современной артиллерии.
Ядра из крепости летели над водой, рикошетя от неё, как блинчики, и были бы серьёзной угрозой для любого современного судна. Кроме кораблей этой флотилии.
А вот бомбы флагмана, ударившие выше орудийных портов крепости, обрушили камень и засыпали орудия. Залпом второго корабля крепость была разрушена наполовину, четвёртый и пятый корабль довершили начатое.
С левого борта прилетело пара ядер, перелетевших флагман перед форштевнем.
— Что за чёрт?! — Ругнулся капитан. — Вроде не было там ничего!
— Галерный пост, кэп! — ответил старпом.
Галера, отвалившая от берега, дымила носовыми пушками.
— Идут на таран, кэп!
— Не тратьте на них ядра. Мушкеты товсь.
Галера разогналась и догоняла флагман.
— Лево десять.
Фрегат подставил острому тарану галеры левый борт, убрав с линии атаки руль, и галера, ломая вёсла заскользила вдоль борта. Вразнобой защёлкали выстрелы мушкетов.
— Атас! — Крикнул старпом. — Граната!
Он метнул за борт чугунный шар. Громыхнуло, и по борту застучали осколки. За бортом слышались крики и стоны раненых.
— Право девяносто! — Скомандовал капитан и фрегат повернул к арсеналу, но увидел, что туда уже свернул ведомый. Строй был нарушен и флагман, действуя по плану номер «б», снова повернул налево, возглавив группу «разрушителей».
— Заряды осколочные, — скомандовал он. — По всем галерам и по берегу. Огонь по готовности.
Флагман шёл вдоль основного острова и расстреливал всё, что «шевелиться». Пять кораблей его группы повторяли его манёвры.
Москитный флот венецианцев из более чем сорока галер кинулся им наперерез, однако несколько орудийных залпов оставили от него плавающие обломки. Галеры, предназначенные для таранных атак, переходящих к абордажу с римскими парусниками справиться не могли.
Те немногие галеры, что прорывались через бомбовый заслон, тараном урона не наносили. Обстрелянные мушкетёрами сотни абордажников гибли, не сумев высадиться на корабли противника. Их стрелковое оружие, предназначенное для ближнего боя, в данной ситуации было бесполезно.
Через два часа безрезультативных попыток оборонявшихся отбить атаку римского флота, венецианцы выслали парламентёров. Небольшой восьмивёсельный ял отошёл от берега, мимо которого курсировала группа «разрушителей». На носу лодки стоял офицер и размахивал руками с зажатыми в кулаках белыми платками. Белого флага здесь ещё не знали.
Флагман в это время был в стороне, и ял подошёл к ближайшему к нему «дестроеру». К тому времени стало понятно, что плавсредства у обороняющихся закончились и пять фрегатов, выстроившись в линию, расстреливали городские постройки, запуская бомбы по высоким траекториям.
Посланный по известному адресу парламентёр, отвалил от ведомого и погрёб к флагману.
Функции парламентёра выполнял, как оказалось, пожилой человек в парадном адмиральском мундире. Поднявшись на борт фрегата, он представился:
— Ян Мунк, адмирал флота Венетской Республики.
— Игнаре Борха, адмирал флота Романии, капитан флагмана римской эскадры.
— Меня послали уточнить, какая форма капитуляции вас устроит? Или может вас устроит откуп? На какую сумму вы рассчитываете?
— Нашего короля, Чезаре Борха, устроит полная капитуляция и переход под его юрисдикцию.
— Но, это невозможно! — Воскликнул адмирал. — Венеция — республика. У нас правит народ.
— Я не уполномочен вести переговоры о форме правления в Венеции. Я уполномочен, либо взять город под своё временное управление, до прибытия наместника, либо разрушить его. Выбирайте.
— С Венецией, как-то легко получилось, — задумчиво сказал Чезаре Борха.
— Легко, потому что борта у кораблей Санчеса — непробиваемая армата, броня, и заряды с бомбами у нас сокрушительные, и капитаны Санчеса те ещё ювелиры. Я читал отчёт флагмана. Они при встречном ветре вошли в пролив, как нить в иглу.