– Руслан, я запрещаю тебе привлекать к операции Андрея Александровича, – с явным удовольствием сообщила она, понимая, что я полностью полагался на опыт коллеги. Она не смогла бы вытерпеть моего успеха, если бы операция завершилась удачно.
– Почему нельзя? – удивленно спросил я, совершенно не ожидавший такого поворота событий.
– Потому что он не врач оториноларингологического отделения.
– Но он врач нашей больницы. Пусть и числится за приемным отделением, дежурит он экстренные часы в оториноларингологическом, – продолжал тщетные попытки доказать свою правоту.
– Я сказала «нет». Это не обсуждается.
Выхода не было – жаловаться главному врачу противоречило моим жизненным принципам.
ЗА ВРЕМЯ СВОЕЙ РАБОТЫ Я НИ РАЗУ НИ НА КОГО НЕ ПОЖАЛОВАЛСЯ РУКОВОДСТВУ (ХОТЯ, МОЖЕТ, В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ И НЕ БЫЛО БЫ У МЕНЯ СТОЛЬКО ПРОБЛЕМ).
Как ведь это работает: кто первый прибежал, пожаловался – тот и прав. Руководство редко слушало вторую сторону конфликта и чаще просто делало неофициальные выговоры безо всяких разбирательств. А жаловалась на меня заведующая часто. В итоге в ассистенты я пригласил нейрохирурга, который точно так же не являлся врачом отделения оториноларингологии, однако Махоркина против его помощи не была.
С горем пополам мы все-таки прооперировали девушку. Чтобы поставить кости в правильное положение, сначала их нужно было сломать. Взяв в руку долото, я попросил ассистента аккуратно стучать по нему молотком. Но тот всего двумя сильными ударами молотка отколол неправильно сросшийся отломок. У меня началась паника, я представил, как это долото входит в переднюю черепную ямку пациентки, прямо туда, где расположен мозг. Увидев мое состояние, нейрохирург взял роль оперирующего врача на себя. При помощи строительной дрели, обмотанной стерильной тканью, он сделал несколько отверстий в лобной кости, в которые протолкнул нить и привязал костный отломок, установив его в правильное положение. Нейрохирург все делал очень быстро: он никуда не торопился, просто манера работы была такой. Я напомнил, что у пациентки положительные анализы на гепатиты и сифилис, но и это его не замедлило, руки так и летали над лицом пациентки. В момент наложения швов на кожу в области лба он случайно воткнул в свою руку иглу, полностью покрытую кровью пациентки. Длинная изогнутая игла наполовину вошла в его палец. Я увидел страх в глазах нейрохирурга. Бросив все инструменты, он снял перчатки и истерично стал выдавливать кровь из пальца, как того требовал протокол.
– Руслан, дальше сам справишься, я пошел, – расстроенным и нервным голосом сообщил он.
Теперь роль моего ассистента на себя взяла медсестра. Закончив со лбом, я перешел к спинке носа и скальпелем сделал разрезы по краям раны. Приподняв кожу и отделив ее от кости, все осмотрел и понял, что отломков не хватает, хотя на снимках компьютерной томографии ситуация с носом выглядела более обнадеживающе. Сведя оставшиеся отломки костей носа максимально близко друг к другу, я ушил кожу и наложил гипсовую лонгету. На этом операция была завершена.
Новый год моя пациентка встретила в отделении, а ее обидчик – в СИЗО. Еще до операции сотрудники полиции попросили у меня разрешения забрать девушку на несколько часов для того, чтобы она показала место преступления. Я охотно отпустил, поскольку испытывал ненависть к тому человеку, который ее изуродовал, и, наверное, сильнее пациентки хотел, чтобы его наказали. Когда она вернулась, я сразу же пригласил ее в перевязочный кабинет: было интересно, как все прошло.
ДЕВУШКА РАССКАЗАЛА, КАК ПРИ ВИДЕ ПОЛИЦИИ ПРЕСТУПНИК «ОБДЕЛАЛСЯ» В ШТАНЫ, КАК ДОЛГО РЕВЕЛ, КРИЧАЛ И В ИСТЕРИКЕ МОЛИЛ О ПРОЩЕНИИ, УБЕЖДАЯ, ЧТО ЕГО СТАРАЯ МАМА НЕ ВЫЖИВЕТ ОДНА, ЕСЛИ ОН СЯДЕТ.
– Сотрудники полиции обматерили его и отправили в ванную, чтобы тот подмылся и сменил обосранные штаны, – с нескрываемой радостью в голосе рассказывала пациентка.
Куда же делся тот отважный викинг с топором, который бесцеремонно рубил беспомощную девушку? Можно ли такого человека вообще называть мужчиной? Мало того что он поднял руку на женщину, так еще и в экстремальной ситуации не смог контролировать свой сфинктер прямо на глазах у жертвы.
На четырнадцатый день после операции я, подгоняемый заведующей Махоркиной, был вынужден выписать пациентку, и медсестры принесли для нее одежду из дома.
– Тебе есть куда идти? – спросил я.
– Да. Не переживайте, доктор, я нашла дальнюю родственницу. Буду у нее жить.
Я выписал ее, и мы попрощались. Спустя несколько лет я, вспоминая эту историю, понял, что девушка уходила в никуда. Не было никакой родственницы, она просто не хотела меня расстраивать.
После этой пациентки я вновь стал испытывать неподдельный интерес к хирургии и дал себе слово, что стану челюстно-лицевым хирургом во что бы то ни стало и буду помогать нуждающимся.
Глава 10Безнаказанность администрации
После пациентки с рублеными ранами я всерьез задумался о своей роли в отделении. Еще совсем недавно я считал себя достаточно опытным и подкованным врачом, владеющим всеми необходимыми навыками. Однако теперь моя уверенность улетучилась. Никакой я не хирург – только имитирую его. Жалкое подобие. Раньше сложных пациентов я направлял в Красноярск, как в случае с Верой. Поэтому даже не думал о том, как их лечить и что делать в конкретной ситуации. Ведь в ЦРБ все равно не было ни полноценного отделения челюстно-лицевой хирургии, ни нужного оборудования. Поэтому я не забивал голову тем, что мне никогда бы не пригодилось. Однако пациентку без документов перенаправить в другой стационар не вышло, и вот тогда, когда решения принимать пришлось самому, я вдруг осознал, что моих знаний и опыта не хватает. Меня все чаще стали одолевать мысли о небрежном отношении к обучению в студенческие годы. Если бы я учился лучше, если бы уделял больше времени книгам, из меня бы мог получиться более компетентный специалист.
Конечно, можно долго сидеть и винить себя и всех преподавателей в собственной неподготовленности, только на деле это вряд ли поможет врачу и пациентам. Поэтому я решил, что надо развивать себя как специалиста. В первую очередь я стал искать стажировки на рабочем месте и курсы повышения квалификации для узких специалистов. Но главному врачу моя идея не понравилась. Чтобы отпустить меня на стажировку на месяц, а может быть, даже на два, ему пришлось бы искать замену. В стоматологических поликлиниках работали два стоматолога-хирурга, которые прикрывали меня во время отпуска, но делали они это неохотно, поскольку работа в стационаре требовала от врача больше времени и сил. В поликлинике все просто: пришел в восемь утра, отработал шесть часов – и свободен. В стационаре иначе. В любое время дня и ночи врач вынужден бросать свои дела и мчаться к пациентам, требующим неотложной помощи. Но, пожалуй, для моих коллег из поликлиники была еще одна веская причина не соглашаться на эту работу: заполнение документации.
НА ОФОРМЛЕНИЕ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ СТАЦИОНАРНОГО ПАЦИЕНТА УХОДИТ В ТРИ, А ПОРОЙ И В ЧЕТЫРЕ РАЗА БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ, ЧЕМ НА САМУ ХИРУРГИЧЕСКУЮ МАНИПУЛЯЦИЮ.
В любом случае главный врач, не желая отпускать на какую-то там учебу единственного сотрудника, отправил меня с этим вопросом к Махоркиной как к непосредственному моему начальнику. Заведующая же, довольная тем, что я вынужден обращаться к ней с просьбой, и негласно провозгласившая себя моей госпожой (она понимала, что может влиять на мою дальнейшую судьбу и карьеру), пользовалась своей властью по максимуму. Она сказала, что на время обучения я просто должен заранее запланировать свой отпуск – за год. Только так оно не принесет ущерб больнице в финансовом плане, да и потери трудовой единицы на дополнительное время в году не будет.
К огромному сожалению, в итоге я так и не смог поехать обучаться столь необходимым практическим навыкам. Подавленный неудачей, я принялся искать другой выход из ситуации, решив, что в моих силах хотя бы укрепить теоретическую базу знаний. Первым делом вновь углубился в изучение анатомии, а после – и оперативной челюстно-лицевой хирургии.
Повторяя пройденный когда-то материал, всегда открываешь для себя новое, что упустил раньше, не обратил внимания, а может, и попросту не понял. Так и у меня благодаря накопленному за более чем четыре года опыту восприятие давно усвоенного материала поменялось. Я словно бы выучил иностранный язык и теперь перечитывал в оригинале любимые книги. К тому же теперь я отлично осознавал, что эти знания нужны именно мне, а не преподавателю на экзамене. Поэтому, сравнивая прочитанное в книге с собственными клиническими наблюдениями, я постоянно подмечал для себя что-то важное и полезное, впитывал знания как губка.
История, о которой я расскажу в этой главе, имеет тесную связь с моим желанием стать лучше и стремлением помогать пациентам.
В стационар, в отделение оториноларингологии, поступила девушка тридцати лет. На ее молодой, гладкой коже лица темнели внушительные гематомы, а нижнюю губу пересекала рана, затронувшая все слои мягких тканей. На самом деле я нередко встречаю девушек с ушибами и синяками, подравшихся друг с другом, почуяв дух соперничества. Но такие массивные, наполненные свернувшейся кровью гематомы могли возникнуть только от столкновения с сильной мужской рукой. Еще с самого начала меня смутил ее левый глаз: он был заметно ниже правого относительно зрачковой оси, и я заподозрил перелом костей скулоглазничного комплекса. Травма, которой я так боялся. Последний такой неправильно сросшийся перелом был у Веры.
Пригласив пациентку в перевязочный кабинет, я провел мануальный осмотр. Кости ее хрустели под отекшей кожей, как влажный снег, – такой симптом называется крепитацией. При травмах отломки кости в месте перелома, скользя друг о друга, острыми краями задевают попавшие между ними мягкие ткани (мышцы, сухожилия, связки) и тем самым создают такой характерный и неприятный звук, сопровождающийся сильными болевыми ощущениями.