В тот вечер, когда все произошло, он, как это часто бывало, находился под действием наркотических препаратов. Пришел с работы чуть позже обычного и молча, без каких-либо объяснений, начал бить по лицу. Девушка упала, и он продолжил бить ее ногами. После второго удара по голове она потеряла сознание. А когда очнулась, парень уже жалел ее, объяснял, что она сама виновата и что он уже вызвал скорую, так что повода волноваться нет.
Закончилась эта история тем, что девушка ушла от своего обидчика, но все-таки простила его и забрала заявление из полиции в ответ на обещание, что он не будет ее преследовать.
Глава 11Асфиксия
Мой пятый год работы по контракту подходил к концу, и я уже предвкушал, что через каких-то полгода стану свободным человеком. Уволюсь из этой больницы. Я понимал, что заведующая Махоркина не даст мне развиваться как специалисту и большего я на этой работе не достигну. При таком положении дел оставаться в ЦРБ было нельзя, иначе еще несколько лет – и я стану посредственным врачом, который гордится тем, что шинирует пациентов с переломами челюстей на скорость и даже несколько раз в жизни выполнил остеосинтез швом кости, хотя во всем мире уже давно его не используют. Здесь, в оториноларингологическом отделении ЦРБ, даже речи не шло, например, о закупке титановых мини-пластин, не говоря уже о дорогостоящем оборудовании. Это было нерентабельно. В общем, я принялся готовиться к вступительным экзаменам в ординатуру по челюстно-лицевой хирургии. Семье о своих планах я рассказывать не стал, поскольку боялся осуждения. Супруга и так считала мою профессию неприбыльной, а тут я и вовсе собирался уйти с работы на два года и вновь стать студентом. Поэтому я не хотел раскрывать планы раньше времени. Готовился по ночам, а после работы, по вечерам, старался посвящать все свое свободное время любимому сыну Виктору.
Летом я сдал вступительные экзамены в ординатуру Новокузнецкого государственного института усовершенствования врачей (сокращенно НГИУВ), и после оглашения результатов стало ясно, что на единственное выделенное место по профилю «Челюстно-лицевая хирургия» из семи желающих прошел лишь я, набрав самый высокий балл. Правда, обучение все равно оказалось платным, чего я не ожидал. Министерство здравоохранения не посчитало необходимым выделить в тот год даже одно бюджетное место.
Позже, когда я сообщил супруге радостную новость о предстоящей ординатуре по челюстно-лицевой хирургии в Новокузнецке, она пожелала мне удачи и сказала, что я могу больше не возвращаться домой. Я жаждал учиться, совершенствоваться, и мне хотелось, чтобы близкие меня в этом поддерживали. А ей была нужна лишь сиюминутная финансовая стабильность. Конечно, расставание с сыном далось нелегко, но я решил следовать за мечтой.
Была еще одна проблема: я не имел ни малейшего представления о том, где взять деньги на обучение. При подаче документов я об этом не думал, поскольку рассчитывал поступить на бюджет, и теперь планировал оформить кредит. Пока я пытался преодолеть финансовые трудности, главный врач Минусинской больницы, узнав причину моего увольнения, предложил оплатить ординатуру в обмен на новый контракт. С одной стороны, не хотелось после учебы возвращаться в ту же больницу, я не видел там никаких путей развития для себя. С другой – это было неплохим решением моих проблем. Ординатура стоила немалых денег, а подписав новый контракт, я мог учиться бесплатно. Главному врачу такое предложение было еще более выгодно, чем мне: ему не пришлось бы искать нового специалиста на ближайшие пять лет, поскольку я отработал бы вложенные в меня деньги. Хорошо все обдумав, я согласился.
Первые два месяца обучения стали для меня самыми тяжелыми, ведь я окунулся в совершенно иной мир – мир настоящей хирургии, где проводились сложнейшие, по моим меркам, операции на лице и челюстях. Да и после пяти лет работы врачом было тяжело свыкнуться с мыслью, что теперь ты опять обучающийся и права твои ограничены.
На самом деле в Новокузнецке я оказался даже в еще более сложной ситуации, чем шесть лет назад, когда только окончил медицинскую академию: я стал ординатором без стипендии и работы. Институт поселил меня в комнате общежития за небольшую плату – восемьсот рублей в месяц. У меня было немного сбережений, которые я откладывал в Минусинске и на которые я мог скромно жить и так же скромно питаться в течение четырех-пяти месяцев. Однако мне все-таки нужна была работа, чтобы хоть как-то финансово помогать сыну. Даже не представляю, как бы отдавал кредит на обучение, плати я за ординатуру сам.
По возможности я старался обедать в отделении едой для пациентов, чтобы дополнительно сэкономить деньги, которых катастрофически не хватало. Однако получить порцию можно было только тогда, когда раздатчица накормит всех больных. Зачастую еды мне не доставалось, да и на вкус она была, мягко говоря, отвратительной. Однажды это увидел профессор Сиволапов и поинтересовался: «Как ты можешь есть эти помои? Это же ужас». Я объяснил, что нахожусь в затруднительной финансовой ситуации и вынужден питаться тем, что дают. На следующий день меня вызвал к себе в кабинет заведующий отделением и сообщил, что готов дать мне должность врача-дежуранта, потому что за меня попросил сам профессор Константин Анатольевич Сиволапов. Рад я был несказанно: это помогло решить хотя бы часть моих проблем. Днем я набирался опыта в ординатуре, а вечером оставался там же дежурить.
Первые несколько дежурных ночей прошли, как это всегда почему-то бывает, спокойно. Но затем одно дежурство изменило все в моем сознании. Эта история перечеркнула одну маленькую жизнь. Признаться, до сих пор воспоминания о том знакомстве с ребенком преследуют меня. Я рекомендую людям, имеющим детей и слишком впечатлительным, пролистать главу до следующей.
ЭТО БЫЛ НЕ ПЕРВЫЙ СЛУЧАЙ, КОГДА Я ВЫСТУПАЛ В РОЛИ КОНСУЛЬТАНТА ПОСЛЕ СЕКСУАЛЬНОГО ИЗНАСИЛОВАНИЯ, ВЕДЬ ОНО ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕГДА СОПРОВОЖДАЕТСЯ ПОБОЯМИ И ДРУГИМИ УВЕЧЬЯМИ. ОНО И ПОНЯТНО: ЖЕРТВА, КАК ПРАВИЛО, ОКАЗЫВАЕТ СОПРОТИВЛЕНИЕ.
Но впервые меня вызвали осмотреть ребенка. Чаще всего педиатры обращаются ко мне за консультацией из-за увеличенных лимфатических узлов или если у ребенка вдруг разболелся зуб и требуется его удаление. Для челюстно-лицевого хирурга это рутинные консультации. Но в этот раз все было по-другому. Доктору, вызвавшей меня осмотреть девочку восьми лет, нужно было исключить переломы лицевых костей. Меня удивило, почему родители обратились в педиатрическое отделение, а не напрямую к нам. Дети часто получают травмы лица во время игры, но ввиду анатомических особенностей переломы костей лицевого скелета у них – большая редкость. В ходе телефонного разговора врач пояснила, что девочка была изнасилована, поэтому нужно зафиксировать все травмы и повреждения. Из-за деликатности ситуации я попросил привести пациентку ко мне, в отделение челюстно-лицевой хирургии, если ее общее состояние это позволяет. Я хотел осмотреть ее в перевязочном кабинете – спокойно и последовательно, безо всякой суеты и посторонних людей.
Я был в растерянности. Как себя вести в такой ситуации с ребенком? Понимает ли она, что произошло? Какие вопросы я могу задать, чтобы не навредить ей еще больше? Пока я ожидал свою маленькую пациентку, в голове роилась куча вопросов. К тому же я переживал, что девочка может меня бояться после случившегося. Один посторонний мужчина нанес ей непоправимый вред, поэтому вполне логично, что она могла начать бояться всех окружающих ее взрослых.
Когда девочку привели в отделение, я решил, что будет правильным осматривать ее в присутствии медсестры, чтобы она чувствовала себя в большей безопасности. К моему удивлению, пациентка была спокойна, приветлива и даже несколько весела. Я усадил ее в кресло, представился и объяснил, что мы сейчас немного поговорим, а потом я осмотрю ее лицо, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. По моей части ребенка беспокоила лишь легкая боль в области нижней челюсти при жевании твердой пищи. Я деликатно спросил, помнит ли она, как получила травму. Абсолютно спокойно она рассказала мне, что живут они с родителями в общежитии. Возвращаясь с прогулки со своей подружкой, она столкнулась с соседом с восьмого этажа, и под разными предлогами он стал заманивать их к себе в квартиру. Несмотря на то что это был знакомый для них человек, девочки, как будто чувствуя беду, отчаянно пытались отказаться. После нескольких попыток сосед потерял терпение. Он силой схватил обеих за волосы и без особого труда затащил подружек к себе в квартиру. В коридоре никого не было – помощи просить не у кого. Оказавшись у себя дома, мужчина сначала заставил раздеться мою пациентку. После того как та сняла платье, он попросил спустить трусики. Видя, как педофил с пристрастием увлечен подругой, вторая девочка решила воспользоваться ситуацией и, потихоньку открыв входную дверь, выбралась на лестничную клетку. Она добежала до квартиры своей подружки, зная, что у той дома в это время находился отец, и попросила о помощи. Я задал еще один вопрос:
– После того как он попросил тебя раздеться, он тебя трогал? Делал тебе больно?
– Нет, он меня не трогал, – уверенно и спокойно ответила моя маленькая пациентка.
Я осмотрел ребенка: к счастью, обнаружил лишь легкий ушиб в области лица. После моего осмотра в сопровождении охранника пациентка ушла назад, в детское отделение. Однако мне было непонятно несколько вещей: почему педиатр уверенно сообщила мне об изнасиловании, если девочка сказала, что сосед не успел ее тронуть, и почему ее определили все же в педиатрическое отделение, а не в гинекологию, если врачи были уверены в изнасиловании. Поэтому я решил не полагаться лишь на слова восьмилетнего ребенка и заглянул в историю болезни. Оказалось, что при поступлении в стационар с пациенткой были родители, которые более подробно рассказали о произошедшем. К тому же она попала ко мне уже после осмотра гинеколога. Это расставило все точки над i. И лучше бы я не читал анамнез травмы. Того, что мне рассказала сама пациентка, и того, что я увидел во время осмотра, было достаточно, чтобы оставить развернутую запись консультанта. Но, к сожалению, на тот момент мне этого показалось мало. Из истории болезни я узнал, что насильник не остановился на раздевании. Он совершил попытку анального и орального изнасилования. Однако после того, как о